— Куда торопишься? — не выдержал Эдгар.

— Домой. Я устал от бесконечной качки, тесноты, вони и чужих людей. Поэтому прошу тебя — пошли домой. Отдохну, высплюсь и свожу тебя погулять, если хочешь, — но не сейчас.

Эдгар вздохнул и подчинился.

Оказывается, Бертовин их обогнал — занятый разглядыванием города, Эдгар и не заметил этого, — и когда Рамон со своими людьми подошел к дому, их уже ждали. Немногочисленная челядь выстроилась во дворе, склонившись в поклоне. Рамон кивнул в ответ на приветствия, оставил брата на дворецкого, чтобы тот показал ему отведенную комнату и дом, и пошел к себе. Открыл дверь в свою спальню — за три года ничего не изменилось, да и что могло измениться, по большому-то счету? Разве что впервые в жизни он и в самом деле почувствовал себя дома. Он замер на миг, удивившись, а потом рухнул на кровать и рассмеялся. Будь что будет, но сейчас он — дома.

Постучавшись, в комнату заглянул пожилой слуга, спросил, будет ли господин есть.

Рамон кивнул:

— Неси сюда, спускаться лень. И приготовь помыться, а то самому от себя против ветра встать хочется.

— Что подать?

— А что, в доме полно разносолов? — хмыкнул Рамон. — Готов поспорить, что нас не ждали.

— Твоя правда, господин. Но, думаю, ты не попросишь жаренного целиком быка прямо сейчас?

— А вдруг я за три года стал ленив и капризен? — Молодой человек улыбнулся. Не то чтобы он считал свои шутки верхом остроумия, просто сейчас, несмотря на усталость, ему хотелось смеяться непонятно чему. — Давай что-нибудь на свой вкус… только солонину и сыр не надо, три недели, почитай, только это и ели, уже тошнит.

— Яичница на сале, зелень, вареные раки и вино?

— А моим людям?

— То же самое. Еще копченая рыба и моченые арбузы и яблоки. Должно хватить. А ужин уже приготовим как полагается.

— Хорошо.

Слуга поклонился. Выходя, на миг задержался в дверях:

— Мы рады, что ты вернулся, господин.

— Я тоже рад.

Он дождался, пока слуга вернется и поставит на стол принесенное.

— Постой. Расскажи, как тут дела?

— Господина интересуют все новости за три года?

— Нет, что ты! — испугался Рамон, представив, сколько болтовни на него выльется. — Про что сейчас люди говорят?

— Купцы жалуются — на дорогах снова шалить начали. Так что посуху, почитай, теперь почти не ходят, все морем. Герцог жениться собрался.

— Это я знаю.

— Ора — ты ее помнишь? — второго родила.

«Помнишь»? Как не помнить? Сливающаяся с белизной простыни кожа, рассыпавшиеся смоляные кудри, негромкий смех, собственное смущение… наверное, он был ужасно неловок тогда, но у нее хватило такта этого не заметить. А потом была вторая ночь и другие…

— Пусть боги будут щедры к ней. — Ритуальная фраза оказалась удивительно к месту. Слуга просиял — не каждый чужеземный господин помнил о принятом среди завоеванного народа.

— Вы вот приплыли… теперь долго говорить будут.

— Подожди, мы что, первые?

— Нет. Неделю до вас корабль пришел. Больше не было.

Рамон помрачнел:

— Понятно. Будем надеяться, что доберутся. Спасибо.

— Я могу идти?

— Постой… как там брат?

— Поел. Кажется, собирался отдыхать — я его не понимаю, прости.

Рамон охнул — совсем забыл, что челядь не знает языка. Сам он, едва оказавшись за воротами дома, совершенно машинально перешел на местный диалект, да и его люди, все, кроме Хлодия, уже были здесь и мало-мальски выучились объясняться.

— Если спит — не буди. Если нет — передай через кого-нибудь из моих людей, чтобы чувствовал себя как дома и не стеснялся звать меня, если что не так. А то опять забьется в комнату и будет бояться лишний раз нос высунуть, чтобы никого не беспокоить. И покажи, где книги: там есть кое-что на нашем языке, это его займет, если я раньше не приду. Ступай.

По-хорошему надо бы все это сделать самому… но он устал, безумно устал все время быть среди людей, держать лицо. И, если уж быть до конца честным, развлекать Эдгара он тоже устал. Нет, он любил брата — но порой его житейская беспомощность раздражала до зубовного скрежета. Ничего, за несколько часов с Эдгаром едва ли что-то случится, а ему самому надо поесть, вымыться. И отдохнуть, не столько от дорожной усталости, сколько от людей.

Так Рамон и поступил.

Он собирался честно пробездельничать весь остаток дня, а на следующий заняться встречами. Явиться испросить аудиенции у герцога — не то чтобы сам Рамон хотел его видеть, но правила приличия есть правила приличия. Напроситься с визитом к тем, с кем увидеться хотелось. Договориться с Хасаном, чтобы тот начал учить Эдгара, жаль, что сообразил, что брат не знает языка, только сейчас, за время пути многое можно было успеть. Разобраться, кто сейчас в опале, а кто в чести, и познакомить брата с нужными людьми. Едва ли тот умеет водить правильные знакомства — правду говоря, Рамон и сам этого не умел, — но нужно, чтобы его принимали. Тогда после того, как его подопечная переберется в Аген (и если нужда в учителе не отпадет), Эдгар не останется совершенно один, даже если сам Рамон в это время будет далеко… если он вообще будет жив к тому времени. Еще, узнав планы герцога, следовало распланировать подготовку к походу. Потерять пятую часть сил еще до того, как началась война, не слишком-то приятно, но едва ли это остановит герцога, он и без того долго ждал возможности расширить свои владения.

Словом, предстояло много всего, и Рамон счел, что на один вечер безделья он имеет право. Увы, у мира были свои планы.

Слуга постучался именно в тот момент, когда Рамон вылезал из ванны. Тот вздрогнул, зацепился за жестяной край и чуть не упал, выругался.

— Прошу прощения, господин, — раздалось из-за двери. — Письмо… два. Велели срочно.

— Давай сюда. — Он завернулся в простыню и пошел к себе, на ходу ломая печати.

Писем действительно оказалось два. Короткая записка от герцога с приказанием явиться, чем быстрей, тем лучше, и второе — официальное приглашение на бал, который должен был состояться на следующий вечер.

Рамон швырнул пергамент на стол, длинно и тоскливо выругался. С мокрых волос текла вода. Кое-как выжав, мужчина стянул их на затылке и начал одеваться.

Герцог принял его без свидетелей. Долго расспрашивал про дорогу, бурю и утонувший корабль, несколько раз перепросив, не примерещилось ли ему. Рамон покачал головой:

— Если б я был там один, я бы, возможно, усомнился. Но двоим не может примерещиться одно и то же. Позови брата и расспроси, если хочешь.

— Ты зовешь его братом? — поднял брови герцог.

— Эдгар и есть мой единокровный брат. И не заслужил того, чтобы его попрекали грехом матери.

— Ну-ну, успокойся. — Герцог покрутил перстень. — Удержать его происхождение в тайне мы, конечно не сможем. Но и специально обращать на это внимание не станем. Он будет наставлять мою невесту в правилах нашей веры, а значит, относиться к юноше нужно с должным уважением. Правда, сам понимаешь, заткнуть все рты я не смогу.

— Значит, их заткну я. Но в Агене нравы куда более вольные, чем в столице. И если ты, господин, подашь пример соответствующим обращением, полагаю, все остальные поймут, что к чему.

— Уговорил, — рассмеялся герцог. — Можешь идти. И не забудь о завтрашнем бале.

Рамон поклонился.

— Позволено ли будет спросить, по какому поводу…

— В честь вашего благополучного приезда.

— Благополучного? — Рамону показалось, что он ослышался.

— Вы избежали воистину смертельной опасности, и я смог обнять сына. Разве это не заслуживает праздника?

— Если ты так говоришь…

— Когда придут остальные корабли, мы устроим праздник и в их честь. А потом должным образом почтим покойных. Но завтра мы будем праздновать. Ступай.

Эдгар встретил брата едва ли не в дверях, протянул письмо.

— Что это?

— Читать разучился? — буркнул Рамон, пробежав глазами строчки. — Приглашение на бал.