КИРИЕНКО. Вижу.
ЯВЛИНСКИЙ. Их надо выдрать!
КИРИЕНКО. Не надо. Он будет совсем лысый и страшный!
ЯВЛИНСКИЙ. Зато потеряет свою колдовскую власть над нашим городом!
БЕРЕЗОВСКИЙ (Путину). Ну вот, мой заколдованный, теперь все снова будут от тебя в полном восторге, что бы ты ни делал!
8.
Путин в театре, стоя на сцене в коротких штанишках в горошек, поет с мерзкими ужимками:
ПУТИН.
По улицам ходила большая крокодила
Она, она зеленая была…
В полутьме зала — аншлаг.
ШАЙМИЕВ. Как поет. Ай, шайтан!
Путин (глазами публики) — весь в белом, стоит на сцене и чистейшим голосом поет по-итальянски «о соле мио».
За кулисами — Явлинский и Кириенко.
КИРИЕНКО. Кто будет выдирать ему волшебные волоски?
ЯВЛИНСКИЙ (доставая из-за пазухи пинцет). Я!
КИРИЕНКО. Молодец. (Пожимает руку). Прощай!
9.
На сцене — Путин в штанишках в горошек.
ПУТИН.
Во рту она держала кусочек одеяла
Она, она голодная была!
Из-за кулис высовывается Явлинский с пинцетом.
Вид из зала: Путин, весь в белом, поет по-итальянски.
ПУТИН. О соле, о соле мио!
Явлинский быстро выдергивает у Путина три волоска.
ПУТИН (вдруг).
Увидела француза — и хвать его за пузо!
Она, она голодная была!
Увидела китайца…
Крики, шум в публике. На сцене вместо красавца в белом фраке стоит маленький злобный Путин в коротких штанишках в горошек.
КРИКИ В ПУБЛИКЕ.
— Какой кошмар!
— Что это?
— Это не Цинобер!
— Это мерзкая крошка Цахес!
— Вон отсюда!
— Вон со сцены!
На сцену летят помидоры.
БЕРЕЗОВСКИЙ (в ложе). Ай-яй-яй, какой кошмар! Надо срочно поправить ему образ…
Взлетает в образе феи, но Явлинский прицеливается и стреляет в него из рогатки. Березовский с криком падает в оркестровую яму.
Явлинский раскланивается, стоя на сцене.
ВСЕ. Браво! Браво герою! Он спас нас от крошки Цахеса! Мы наградим его орденом зелено-пятнистого тигра! На четыре года! От имени благодарных горожан!
Счастливый Явлинский кланяется, и делает плавный жест рукой, и…
10.
… в таком же жесте из его руки выпадает книга Гофмана. Явлинский открывает глаза. Он лежит в постели, над ним горит ненужный ночник. Уже утро. Явлинский садится в постели, зевает.
ЯВЛИНСКИЙ. Приснится же такое!
Поднимает книгу Гофмана, кладет на столик.
Наливает стакан чая.
Включает радио.
ГОЛОС ДИКТОРА. Сегодня под мудрым руководством исполняющего обязанности Президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина пройдет заседание высших чинов Министерства Внутренних Дел и Внешнего Долга. Будут рассмотрены вопросы скорейшего приближения весны в интересах российского народа. Успешно продолжается антитеррористическая операция в Чечне… Потери федеральных сил минимальны…
Постепенно голос диктора заглушает другой голос, поющий по-итальянски последние такты «о соле мио!». Последняя нота тонет в овации.
Титры.
Грише Гурвичу
Это стихотворение было написано и прочитано в Доме Актера на вечере, посвященном сорокапятилетию Григория Гурвича. Он умер в 1999 году в клинике Тель-Авива и похоронен там же.
Бегма и Иншаков, упомянутые в тексте — актеры театра «Летучая мышь», которым руководил Гриша.
Пишу тебе — оттудова видней,
Куда пишу, но край, видать, неблизкий…
Пишу по окончанье наших дней —
И в продолженье нашей переписки.
С какого места рассказать сюжет?
Отмоленный молитвой иудейской,
Где ты теперь? Родных широт привет
Доходит ли до местности летейской?
Тут жизнь — ключом, тут новых звезд парад.
Всё описать — закончится бумага.
В Кремле гарант, у Думы транспарант —
Киркорова. Тут, Гриш, теперь «Чикаго»…
Но в общем, всё в Отечестве твоем
По-прежнему: товар берут в рассрочку,
В постель идут вдвоем, в запой втроем —
И только умирают в одиночку.
Нет Горина (он рядышком с тобой,
Наверное — привет ему от местных).
Вы не войдете в лист переписной,
Но вы узрите ангелов небесных.
Ты отпиши, как выглядят они?
Тебе должны бы выделить толковых.
Они, наверно, музыке сродни —
И хороши, как Бегма с Иншаковым.
А здесь… Кто был с тобою столько лет —
Иной в попсе, а многие далече.
Ты извини — театра больше нет.
Не спрашивай. Подробности при встрече.
Сик транзит, как латынью говорят…
Проходит слава мира, как ни грустно.
Но то грустней, что был ты нам, как брат —
И это свято место нынче пусто.
Когда тебя позвали умирать,
Ты вправе был рассчитывать на милость,
Но не было дано переиграть —
И даже попрощаться не случилось…
Кишками ненавидевший барак,
Железней танка и нежнее бабы,
Как ты влезал в свой безразмерный фрак,
Как преодолевал свои масштабы!
Душа была еще мощней, чем плоть.
Меня не убедил проклятый камень —
И если в вышних вправду есть Господь,
То он сегодня выпьет вместе с нами.
24 октября 2002 года.
