Если бы чувства имели физическое воплощение, то моя ненависть к той Блондинке стала бы разрастающимся грибом ядерного взрыва, который уничтожил бы всю планету Земля. То была ненависть с первого взгляда, лишенная логики и надежды на постепенное угасание. Я увидела ее и каким-то звериным чутьем почувствовала опасность. Самое обидное – познакомились мы, когда опасность уже была неотвратима.

Она пришла в гости, а я, как дура, испекла кривенькую непропекшуюся шарлотку, чтобы изобразить гостеприимство.

– Это Алена, моя коллега, – сказал Георгий, в то время как Блондинка рассматривала меня во все глаза, – а это… – он слегка замялся, – Алиса, моя… подруга.

Если бы сказал «жена», на худой конец «девушка», все было бы по-другому. В Блондинкиных глазах не зажглись бы победные факелы, и я не почувствовала бы себя полным ничтожеством на фоне ее белых волос и заманчивых холмов силиконовой груди. Потом, когда мы наконец остались одни, Георгий говорил: что же ты, мол, так перед нею стушевалась? Я пожимала плечами – ведь он сам расставил приоритеты. Он так оживленно болтал с этой Аленой, как никогда со мной. Он подливал ей вино, а меня гонял на кухню за припасенной для особого случая коробкой бельгийских шоколадных конфет.

В квартире Георгия она вела себя как хозяйка – несмотря на то, что попала сюда впервые. На меня внимания не обращала, разговаривала только с ним. За весь вечер мы не перекинулись и парой фраз. Хотя нет, однажды она, кажется, попросила заменить ей кофе на более горячий.

Случалось, Георгий и раньше приглашал домой коллег, среди которых попадались и длинноногие смешливые танцовщицы. Но моя внутренняя сирена никогда на них не реагировала.

– А кем работает эта Алена? – спросила я, когда она наконец ушла (надо заметить, свершилось это долгожданное событие, когда у меня уже глаза слипались).

– Администратор. А что?

– Ничего. Просто спросила, – я старалась казаться спокойной и рассудительной. Пресловутая хорошая мина при плохой игре.

– Она просто умница, – расслабился Георгий, – у нее есть хорошие шансы в ближайшем будущем дорасти до менеджера. Всего двадцать два года, а такая хватка.

Я вспомнила Аленины руки – длинные музыкальные пальцы, увенчанные острыми акриловыми ногтями. На каждом ноготке стразами Swarovski выложена виноградная гроздь. С такими ногтищами грех не иметь хорошую хватку. Надеюсь, она пока не пыталась ухватить моего мужчину за непредназначенные для чужих прикосновений места.

– Почему ты ревнуешь? – соизволил заметить он.

– А почему ты меня стесняешься? – надо было промолчать, но я больше не могла держать обиду в себе. Шлюз открылся, копившаяся весь вечер горечь черным потоком выплеснулась наружу.

– Что? – он так и замер на месте. В тот момент Георгий наливал себе виски, рука с бутылкой зависла в воздухе.

– Что слышал, – я отвернулась, схватила с журнального столика первое попавшееся периодическое издание, которое оказалось глянцевым «StMob» и принялась бездумно рассматривать новые модели мобильников.

– Алиса, ты спятила? Я вовсе тебя не стесняюсь, – по его оправдывающемуся тону было ясно, что я вслепую попала в самый центр мишени.

– Тогда почему ты не сказал этой Алене правду? – поверх журнала я подняла на него обиженные глаза. – Почему представил меня подругой? Почему в конце концов спрятал в шкафчик мой крем и эпилятор? Ты не хотел, чтобы она подумала, что у нас серьезно, да?!

– Да что на тебя нашло? – щедро плеснув себе виски, он залпом его выпил, что для такого гурмана, как Георгий, было недопустимым моветоном. Он всегда иронизировал по поводу граждан, которые хлещут коньяк из водочных рюмок и расправляются с виски двенадцатилетней выдержки с такой лихостью, словно это бабушкин огуречный самогон.

– А что ты хотел? Ты весь вечер на цыпочках ходил вокруг нее. Ухаживал. Комплиментничал. Со мной ты никогда так себя не вел. И вообще, почему ты ни разу не пригласил меня к себе на работу?

– Сдурела? – он потер пальцем лоб. Георгий всегда так делал, когда злился. Животные подают сигналы, свидетельствующие об агрессивном настроении, и вот он – тоже.

Но я сигнал проигнорировала, о чем потом жалела не раз. Хотя думаю, все равно на том этапе у меня уже не было шансов все исправить. Максимум, на что можно было рассчитывать, – это продление агонии наших, давно не существующих отношений.

– Ты работаешь в модном клубе, может быть, мне тоже было бы интересно туда попасть. Хоть раз, – я неслась без тормозов по бездорожью, – или я рылом не вышла, чтобы в ваш клуб ходить?!

– Алиса, – с нарочитым спокойствием сказал он, – ты сама знаешь, что этот клуб – не для таких как ты.

– А для каких?! – в сердцах я запустила журналом в противоположный угол комнаты.

Угодила аккурат в фарфоровую напольную вазу, якобы китайскую антикварную (на самом деле лютая подделка, но Георгий ею отчего-то дорожил). Чинно качнувшись из стороны в сторону, ваза завалилась на бок и раскололась на две части.

– Ну, хватит! Это уже перебор, – решил Георгий, – Алиса, я ухожу. От тебя.

– Хочешь сказать, что решил это только сейчас?

И тогда он выложил мне все. Спокойно и беспристрастно – как на допросе.

Да, ему давно нравится Алена. С тех самых пор, как она два месяца назад устроилась работать в клуб. Да, он всегда был неравнодушен к дорого и со вкусом одетым блондинкам, которые умеют рассуждать не только о преимуществах шопинга в Милане. («Ты знаешь, что у нее MBA?!» – спросил он, как будто бы ожидал от меня искреннего восхищения.) Да, сначала он держался, пытался играть в благородство, тем более что у Алены был гражданский муж. А потом они расстались, и благородство Георгия мгновенно сошло на нет.

Да, они были близки. Это началось неделю назад, когда Алена зашла в его кабинет в неурочное время. И продолжается каждую ночь. А если быть более точным – несколько раз за ночь. То есть каждый раз, когда им удается хоть на десять минут остаться одним.

Он даже безжалостно рассекретил географию своих похождений – оказывается, «счастливые влюбленные» успели отметиться не только в кабинете, но и в сортире, и в гардеробе, и даже в будке ди-джея.

Закончилась исповедь так:

– Кажется, я влюбился. Алиса, прости.

Вот так просто и бесхитростно.

Вчера мы ссорились из-за того, кому достанется больший кусок одеяла, а сегодня – Алиса, прости.

– Если бы мы жили в съемной квартире, я бы ушел, – кашлянув сказал он, пока я пыталась осознать свалившуюся на меня информацию, – а так… Вот как мы поступим. Я не приду домой три дня. Этого тебе хватит, чтобы спокойно собраться и съехать, да? Если надо больше, я подожду.

Я уныло кивнула, чувствуя себя как никогда опустошенной. Потом, через несколько часов, я буду громко рыдать и в сердцах швырять в стену кофейный сервиз. Кусать подушку, маникюрными ножницами резать на части его дизайнерские рубашки, проклинать всех подряд, начиная с роковой Блондинки и заканчивая самой собою. Я даже вывихну палец ноги, пытаясь отфутболить из одного угла комнаты в другой его любимый саквояж Lois Vuitton. Но в тот момент мне словно ватную шапку на голову нахлобучили. Я спокойно смотрела, как мой любимый мужчина наспех складывает в спортивную сумку вещи, и даже сказать ничего не могла.

На пороге он обернулся и предпринял попытку одобряюще улыбнуться.

– Алиса, я вот что хотел сказать… Спасибо тебе.

Я удивленно на него посмотрела.

– Все равно мы бы расстались. Но сам бы я не смог. Во всяком случае, не так сразу. Пройдет время, и ты сама скажешь мне спасибо.

– Могу и сейчас сказать, – пересохшими губами усмехнулась я, – спасибо.

– Нет, ты не понимаешь, – Георгий нахмурился и перевесил сумку на другое плечо, – мы ведь совсем друг другу не подходим. Ты посмотри на себя. Ты ходишь в дешевую районную парикмахерскую, покупаешь рыночные майки, у тебя под ногтями грязь. И эти твои ужасные ботинки… Алиса, прости меня. Случилось то, что должно было случиться давно.