– Девятьсот одиннадцать! – закричала женщина. – Немедленно звоните девять-один-один!

Когда она, с одеялами в руках, вернулась к дому номер 207, на улице уже стояли соседи. Многие, судя по всему, только что выскочили из кроватей и топтались на тротуаре в накинутых поверх ночных одеяний пальто. Человек на лужайке перестал наконец гореть. Двое мужчин, один из которых был лишь в пижамных штанах, осторожно несли обожженного по подъездной аллее подальше от охваченного пламенем дома. Несчастный, когда его укладывали на тротуар, тяжело стонал. Женщина вдруг услышала свой бессвязный лепет:

– Я выгуливала Кофе… Стояла на той стороне улицы…

Она бормотала довольно долго. Как профессиональный психолог, женщина понимала, что бессвязные, не относящиеся к делу слова – типичная реакция на психическую травму. Осознав это, она пришла в себя. Заметив в конце подъездной аллеи рядом с гаражом красно-желтый игрушечный автомобильчик, женщина вспомнила об остальных обитателях дома. Как зовут хозяйку? Карен? Кэти? У нее такой милый маленький мальчик, единственный ребенок в целом квартале, ребенок, разъезжавший по уик-эндам вокруг дома на ярко раскрашенной машинке. Во время Хеллоуина он в костюме кролика и с оранжевой пластиковой тыквой в ручонках приходил к порогу ее дома. Она отлично помнила эту сцену – мальчик на ступенях и позади него улыбающаяся счастливая мама.

«– Ты кто? – спросила она, пряча за спиной корзиночку со сладостями. – И кем хочешь быть?

Ребенок, еще не научившийся четко произносить шипящие, собрал силенки и гордо ответил:

– Я – пашхальный зайшик».

Как же она не подумала о них раньше? Игрушечный автомобильчик уже начал плавиться, на его поверхности вздувались и лопались пузыри. Неужели они остались в доме? Неужели они там?

– Боже мой! Боже мой! – прошептала она и бросилась в полыхающий ад.

Но у самых ступеней кто-то грубо обхватил ее со спины и потянул назад.

Лабрадор лаял не переставая.

В больнице Фэр-Оке, в палате «Скорой помощи», медицинские сестры собирались срезать одежду с пострадавшего. Одна, недовольно поморщившись, бросила:

– Полиэстер.

Хлопок горит. Полиэстер плавится. Снимая его с обожженного тела, вы сдираете вместе с ним и кожу.

На жертве была черная водолазка, и по ее опаленному, спекшемуся в грязную массу воротнику медсестра поняла, что предстоит крайне неприятная операция. Ожог третьей степени, и инфекции избежать практически невозможно. Но от ожогов он быстро оправится. Главной проблемой станут обожженные легкие. Пострадавший дышит с трудом, похоже, он опалил их, втягивая перегретый воздух.

Прошло некоторое время, и состояние больного несколько стабилизировалось. Тем временем в операционной собрались врачи. Прежде всего им предстояло сделать новому пациенту трахеотомию и вставить в гортань дыхательную трубку. Не только легкие больного находились в скверном состоянии, ткани гортани отекли и с трудом пропускали воздух. Трахеотомия исправит положение. После этого они начнут чистить обожженное тело, убирая сгоревшую плоть и обрывки кожи, оставляя голое мясо, источающее влагу и гной.

Когда пациент начал издавать невнятные звуки, анестезиолог подумал, что нет ничего болезненнее ожогов. В ужасном бормотании страдальца с большим трудом угадывалась человеческая речь.

– Странно, – сказала одна из сестер. – Не похоже, что он чиканос.

Дежурный хирург, поднимая затянутые в перчатки руки на высоту плеч (сестры шутливо называли такую позу «Я сдаюсь»), заметил:

– Это – не испанский. Это – итальянский.

– И что же он говорит?

– Не знаю, – пожал плечами врач. – Я никогда серьезно не учил итальянский. – Он наклонил голову, прислушался и добавил: – По-моему, парень молится.

Когда пострадавшего ввезли в операционную, пожар на Кесвик-лейн был взят под контроль и пожарные графства Фэрфакс готовились войти в дом. Соседи успели сообщить им, что в доме жили два человека – женщина и ее трехлетний сын. Мужа не было. Женщина была одинокой матерью. Ее «вольво» нашли в гараже.

Несмотря на ноябрьскую прохладу, толпа зевак постепенно росла. На улице царил хаос. Его создавали кареты «скорой помощи», пожарные машины, полицейские автомобили и прибывшие как по команде телевизионщики. Темноту разрывали огни проблесковых маячков – красных, желтых и голубых. Разноцветные вспышки на мгновение озаряли улицу, после чего она на доли секунды вновь погружалась во мрак. Под ногами, словно длинные змеи, извивались парусиновые шланги, а лужайка перед горящим домом превратилась в чавкающее болото.

Два телеоператора и радиорепортер вносили свой вклад во всеобщий бедлам, волоча сквозь толпу толстенные кабели и прожекторы. Стараясь казаться серьезными и сосредоточенными, они трудились по обе стороны улицы, без разбору тыча микрофоны в физиономии пожарных и зевак.

– Какой из этих домов принадлежит вам?

– По правде говоря, никакой. Я вообще снимаю жилье, и не здесь, а в городе. Услышал о пожаре по радио – на полицейской частоте – и примчался сюда.

Последствия пожара были ужасающими. Судя по всему, его пережил только обожженный мужчина.

Во время первого похода в дом пожарные искали живых на залитом водой нижнем этаже, но никого не нашли. Поиски на втором этаже были отложены из-за аварийного состояния лестницы. Поэтому у дома поставили подъемник с двумя пожарными. После недолгого маневрирования площадка оказалась у окна второго этажа.

Многие сомневались в необходимости этого предприятия. При таком пожаре выжить не мог никто. Избежавшие пламени все равно задохнулись бы в дыму. Тем не менее всегда оставалась надежда – весьма ничтожная, – что кто-то укрылся в ванной и, не утратив присутствия духа, заткнул мокрыми полотенцами щель под дверью. Пожары непредсказуемы. Порой они специально ищут свои жертвы, иногда позволяют людям спастись. Имея дело с огнем, ни в чем нельзя быть уверенным.

Младший из двух пожарных, перегнувшись через подоконник, проверил ломом прочность пола. Решив, что покрытие достаточно надежно, он влез в окно, оставив партнера на площадке подъемника.

Пожарный нашел именно то, что искал. Взрослого человека. И крошечного ребенка. Они лежали в кроватях или, вернее, в том, что раньше было кроватями. Матрасы со свисающими обрывками обгорелой ткани сгорели практически до пружин. Постельное белье растворилось в пламени, и пепел впитался в тела жертв. Рядом с головкой ребенка лежала пара стеклянных глаз – все, что осталось от мягкой игрушки. В сыне и матери все еще можно было распознать человеческие существа, что являлось большой «удачей». Если бы пожарные машины прибыли на несколько минут позже, а пожарный гидрант оказался чуть дальше от дома, на месте пожарища остались бы дым и кости. Ничего более.

В обязанности заместителя шефа полиции входило информирование ближайших родственников пострадавших. И сейчас это предстояло сделать незамедлительно. Когда горит дом ценой четыреста тысяч долларов в таком привилегированном пригороде, как Коббз-Кроссинг, и в нем гибнут люди, это сенсация, а сенсации распространяются мгновенно. Хотя пожар разразился уже после того, как ночной выпуск «Пост» поступил в продажу, в утренних радио– и теленовостях о нем обязательно сообщат. Поэтому заместитель, выяснив по телефону, что дом принадлежит некой Кэтлин Энн Ласситер, проживающей (или, вернее, проживавшей) там со своим маленьким сыном, стал звонить ее ближайшим родственникам. Согласно страховке, таковым оказался брат Кэтлин – Джозеф Ласситер, владеющий домом в Маклине.

И смотревший в данный момент интереснейший сон. Во сне Джо Ласситер стоял на берегу Потомака, чуть выше водопадов Грейт-Фоллз, и забрасывал спиннинг на большеротого окуня. Он сделал ловкое движение, леска описала дугу – бросок, о котором можно только мечтать, – и блесна погрузилась точно в намеченном месте. Едва она успела уйти под воду, рыба клюнула, и Джо начал водить ее, поднимая удилище к небу.