Бепи произнес какую-то вводную фразу, и Анджела ответила ему неуверенной улыбкой, накручивая длинную прядь черных волос на указательный палец. Бепи заговорил очень серьезно, и Ласситер уловил слово fratello.

Анджела оживилась и произнесла целый монолог, сопровождая слова рубящими жестами. В голосе слышались горькие нотки, но в переводе Бепи ее довольно длинная речь была сведена к трем фразам:

– Она хочет знать, что на этот раз сотворить ее большой брат. Он продать ее красивый апартамент. Не хотеть ли он продать и этот?

– Я не понял, – ответил Ласситер. – Что она говорит?

Женщина яростно выпалила какую-то короткую фразу и ткнула себя в грудь большим пальцем. Ее лицо перекосилось от ненависти.

– Брат сгубить ее жизнь, – перевел Бепи.

Затем на слушателей обрушился целый водопад причитаний.

– Франко быть… был очень щедрый, – сказал Бепи. – Он купить ей квартиру в Париоли, где мы быть до этого. А затем, примерно пять лет назад, у него стало, э-э-э… религиозный действие.

– Стало – что?

– Он становится очень преданный религии. Забирать апартаменты у Анджела, продавать их и отдать деньги благотворительность. Так же с ее машина. И его машина. И его апартаменты. Он отдавать все какой-то религиозной группе и говорить, что все должны жить как монахи. Затем… ничего. Он снимать комната в трущобе и ссориться с ее муж. Муж уходить. Она бездомный, а потом – здесь. Вместе с детьми. Она говорит, – в этот момент Анджела перешла на визг, – что этот ханжа с дерьмо вместо мозги рушить ее жизнь. С таким же успехом он мочь застрелить ее. – Бепи глубоко вздохнул и предложил Анджеле носовой платок.

Ласситер покачал головой. Сестра Гримальди явно говорила правду или то, что в ее представлении было правдой. Но в то же время она явно ошибалась. Монахи не убивают детей и, дав обет нищеты, не разъезжают по миру с двадцатью тысячами долларов, спрятанными в дне дорожной сумки. Так Ласситер думал. Вслух же он произнес:

– Я хочу узнать, не был ли ее брат каким-то образом связан с моей сестрой. Скажите, что мою сестру зовут… звали Кэти Ласситер.

Последовал очередной диалог, в ходе которого Ласситер уловил слова «Стати юнити», но вопросы Бепи, похоже, ставили Анджелу в тупик. Наконец она отрицательно покачала головой.

– Нет, – перевел Бепи, пожимая плечами.

– Скажите, что этот «ханжа с дерьмом вместо мозгов» убил мою сестру и ее маленького сына. Скажите, что его разыскивают за убийство.

Последовавшая за этим речь Бепи неоднократно прерывалась скептическими возгласами: «Невозможно», «Невероятно». Наконец женщина молитвенно сложила руки и закатила глаза – поза, которую часто можно увидеть на картинах Гойи.

– Она говорить, что правда – раньше Франко быть очень жестокий человек. Очень жестокий… Но то, что вы сказать, невозможно.

– Почему?

– Потому что он практически – священник. Он дать обет невинность и бедность… Он… по… – Бепи рукой изобразил в воздухе кавычки: —…полировать свою душу. Он жить в другой мир, не заботиться своя маленькая сестренка, племянники и племянницы. Говорить, что Бог дать им пищу. – Бепи весьма выразительно пожал плечами и закончил: – Она вовсе не хочет плохо сказать о церковь. Говорит, что вы искать не тот человек.

Женщина опять заговорила. Ее речь была такой же эмоциональной.

– Он не мочь никого убить, – перевел Бепи, когда Анджела замолчала. – Это не есть возможно, потому что Бог послать его в ад. Она говорить, что ее брат – вонючий святой, это цитата, и он бить себя за нечистый мысль.

– Бичует себя?

– Да, да! – радостно подхватил Бепи. – Он бичует себя даже за самый маленький грех, так что грех смертный – невозможно.

Говорить больше было не о чем. Анджела бросила взгляд на часы и поднялась, давая понять, что беседа окончена. Последовал взаимный обмен благодарностями за пуансеттию, с одной стороны, и лимонад – с другой, после чего Бепи с Ласситером вышли на грязную улицу.

– И что же вы думает? – спросил Бепи, когда они шли к машине.

Ласситер думал о банковском подтверждении, выпавшем из паспорта Гримальди.

– Я размышляю о том, – сказал он, – каким образом у человека, давшего обет нищеты, может появиться счет в швейцарском банке.

Ласситер и Бепи обменялись прощальными рукопожатиями у входа в «Хасслер». Еще в машине они договорились, что Бепи, соблюдая максимальную осторожность, продолжит расследование. В частности, ему предстояло найти «потерянных» членов семьи Гримальди, упомянутых в досье Государственного департамента. Не исключено, что они снова где-то возникли.

Что же касается Ласситера, то он решил лететь утром в Швейцарию, если, конечно, сможет купить билет.

– Проверять банковский счет Гримальди? – спросил изумленный Бепи и с безнадежным видом покачал головой.

– Конечно, нет, – ответил Ласситер не совсем искренне. – Но Гримальди купил там дом.

– Ах да, – согласился Бепи, вниманием которого завладела премиленькая девица, собирающая подписи в защиту лестницы на площади Испании. – Я помню. Около Санкт-Морица. А что потом?

Ласситер ответил, что пока не знает.

Девица, нещадно флиртуя, потянула Бепи за рукав к молодому человеку с подписными листами. Итальянец бросил на Ласситера веселый взгляд и, пожав плечами, ухмыльнулся.

Перелет до Цюриха занял всего час, и столько же времени Ласситер потратил, чтобы найти себе временное жилище. Все наиболее известные гостиницы были переполнены. В конце концов он сумел получить номер во «Флориде» – старом, потрепанном, но все же довольно приятном отеле, расположенном на улочке рядом с набережной Лиммат. Джо останавливался здесь однажды, когда «Ласситер ассошиэйтс» вела дело, связанное со спором между профсоюзом металлургов и алюминеплавильным заводом, которым владел таинственный миллиардер из Швейцарии.

Комната была очень похожа на ту, в которой Джо останавливался прошлый раз. Неожиданно большая, с огромным окном, выходящим на Цюрихское озеро, расположенное в нескольких кварталах от входа в гостиницу. Из номера, наверное, открывался великолепный вид, однако сейчас стекло запотело, а за окном кружились снежинки.

Ласситер любил Цюрих, хотя и не мог объяснить причину этой любви. Серый, каменный и высокомерный город стоял на берегу темного озера, холодные воды которого подпитывались ледниками Альп. Город навсегда породнился с высокой культурой и был создан для пеших прогулок. Забросив багаж в шкаф, Ласситер вышел из гостиницы, чтобы пройтись по набережной. С бесцветного неба сыпался легкий снежок, и снежинки оседали на плечах прохожих. Двигаясь в направлении старого города, Джо наблюдал за парой лебедей, скользящих по темной холодной реке. Может, он просто забрел в такой район, но, судя по витринам магазинов, жители Цюриха занимались в основном книгопечатанием, торговлей цветными литографиями, антикварными музыкальными инструментами и производством лекарств из целебных трав.

Миновав Мюнстерский мост, Ласситер очутился на узеньких, мощенных булыжником улицах старого города, славившегося своими сверхъестественно дорогими магазинами. Ласситер надеялся, что прогулка улучшит его настроение. Так и случилось, но, к сожалению, очень ненадолго. В итоге он остался в подавленном расположении духа и вдобавок еще сильнее замерз. Магазины были прекрасны, но в данных условиях бесполезны: Джо ни в чем не нуждался, а под боком не имелось никого, кому можно было бы сделать подарок.

Ласситер свернул на Банхофштрассе и, прошагав несколько кварталов мимо великолепных, ярко освещенных рождественских витрин, оказался у входа в здание, которое бессознательно искал, – цюрихское отделение «Швейцарского кредита», откуда четыре месяца назад Франко Гримальди получил телеграфное подтверждение.

Он не знал, почему ему так хотелось взглянуть на здание, – обычный банк. Но пребывание на темной цюрихской улице, которая была частью мира Гримальди, осознание того, что Гримальди проходил через эти двери, пробудило в душе Ласситера надежду. Такое же чувство он испытал в пустой комнате на виа Дженова – ему казалось, что он приблизился к убийце своей сестры.