Практически все контакты с детьми Эли планировал заранее.

Отвести Джо к Камилло: стрижка. Поговорить с Кэти на тему «Мечтания и планирование».

Дети стали регулярно просматривать записную книжку, чтобы заранее знать, что им предстоит. Они прикидывались больными или изобретали иной предлог, чтобы избавиться от тех пунктов повестки дня, согласно которым им предстояло выступать витриной для своих родителей. Они выгораживали друг друга, лгали – одним словом, выступали единым фронтом.

Сбор средств для сенатора Уоллинга. Привести детей.

– Мама, мамочка… – начинала ныть Кэти, – я так себя плохо чувствую.

После церемонии Ласситер устроил завтрак, во время которого ему мучительно захотелось поговорить о своем детстве, проведенном вместе с Кэти, и об их альянсе. Он обвел взглядом присутствующих, пытаясь отыскать Мюррея и женщину с маленьким мальчиком. Как она представилась? Мэри. Несмотря на ее слова, Ласситер не мог избавиться от чувства, что уже встречался с ней и знал ее. Может быть, его тянуло к женщине потому, что она была единственной, не считая Мюррея, для кого смерть Кэти оказалась личной потерей? В конце концов он нашел Мюррея или Мюррей нашел его, но дама с ребенком исчезла.

После завтрака Ласситер отвез тетушку Лилиан в аэропорт. На обратном пути он воспользовался платной дорогой, и когда возвратился, уже почти стемнело. Обычно Джо предвкушал момент, когда окажется на длинной, слегка изогнутой подъездной аллее, а под колесами заскрипит щебенка. Он любил ритмичное постукивание, возникающее, когда машина проезжала по деревянной опалубке моста над бурным ручьем. Это была одна из причин, почему он решил соорудить дом именно здесь. Обычно большую часть пути с работы Джо строил планы, обдумывал предстоящие встречи и искал решения тактических задач. Но как только он проезжал мост, все заботы исчезали.

Линии появляющегося из-за деревьев дома приводили его в восторг. Во всех прилегающих к Вашингтону графствах подобного сооружения не было, и не потому, что архитектор оказался голландцем с легким прибабахом, а может быть, просто гением. Он был принципиальным противником прямых углов. В результате дом стоимостью в миллион долларов стал сочетанием немыслимых синусоид, невероятных углов и огромных, скрытых неизвестно где площадей.

У тех, кто впервые видел дом Ласситера, возникали два вида реакций. Одни, открыв рот, замирали от восторга, другие, прикусив нижнюю губу, кивали с серьезным видом, как бы желая сказать: «Вот что лишние деньги могут сотворить даже с порядочным человеком». Ласситер тешился мыслью, что может судить о людях по их реакции на его жилище. Но, говоря по правде, это было далеко не так. Некоторые из тех, кого он искренне любил – Кэти, например, – лишь молча покачивали головами или вежливо улыбались.

Кстати, большинство скептиков меняли свое мнение, как только переступали порог. Дом был наполнен светом, льющимся через стеклянный потолок атриума, который тянулся с севера на юг. Огромные комнаты плавно, почти незаметно переходили одна в другую. По стенам были развешаны черно-белые фотографии Нью-Йорка и вставленные в изящные рамки изображения героев комиксов. Мебели было совсем немного, обращал на себя внимание лишь большой рояль, на котором Ласситер учился играть.

Возвращение домой всегда казалось Джо наградой после тяжелого дня, но на сей раз прохладные белые стены и просторные помещения настроения не улучшили. Напротив, дом казался пустым и холодным, напоминая скорее крепость, чем приют для души.

Нацедив в высокий стакан виски «Шиваз регал», Джо прошел в свою любимую комнату – кабинет, где три расположенные под необычными углами стены от пола до потолка закрывали книжные полки, вдоль которых на тонких рельсах катались библиотечные лестницы. В углу, в трех футах над полом, находился камин якобы из необожженного кирпича, с поленьями и растопкой. Несмотря на то что на улице стояла жара, Джо разжег огонь и просидел минут двадцать, потягивая виски и наблюдая за игрой пламени на поленьях.

Через некоторое время он нажал кнопку автоответчика и прослушал несколько сообщений. Усилив звук, Ласситер вышел на террасу и остановился у перил, наблюдая, как под ветром колышутся верхушки елей. В воздухе повеяло свежестью, предвещающей дождь. По прикидке Ласситера, до его начала оставалось не более часа.

Оказалось, что за день поступило несколько деловых звонков. В одном сообщалось о возможном недружественном слиянии в «Трикоме», и юрист из «Леман Бразерс» предлагал срочно встретиться. Из другого звонка Джо узнал о «проколе» в Лондоне. Один детектив проявил «чрезмерное рвение» (что бы это ни означало), и его деятельностью заинтересовалась Би-би-си.

В большинстве сообщений друзья и знакомые, лично не знавшие Кэти, выражали Джо соболезнования. Один звонок был с телевидения, другой – из «Вашингтон пост». Затем грудной голос Моники объявил, насколько глубоко она сожалеет, и если Джо что-нибудь надо – «все, что угодно», добавила она, – номер ее телефона прежний.

Ласситер хотел позвонить, но вспомнил об их разрыве. «Что со мной происходит?» – спросил он себя.

«То же, что и всегда», – ответил внутренний голос.

Или, если выразиться точнее, то, что превращалось в рутину. Джо встречал женщину, которая ему нравилась, они оставались вместе примерно год, а затем наступал разрыв. На сей раз случилось так: Моника предъявила ему ультиматум, за которым последовало недолгое продолжение, затем еще одно… после чего Моника уступила место Клэр или кому-то другому. Вообще-то это действительно была Клэр, которая сейчас находилась в Сингапуре на конференции. Пару дней назад она позвонила, и Джо сообщил ей о смерти Кэти. Клэр и Кэти никогда не виделись, и, когда она промямлила что-то о немедленном возвращении, его слова, что этого делать не надо, были восприняты с пониманием, так как ожидались с самого начала.

Джо допил оставшееся в стакане виски. Истина состояла в том, что он обожал общество женщин, но каждый раз только одной. Моногамия, или, лучше сказать, последовательная моногамия, была для него естественным состоянием, так же как, впрочем, и брак. Но в браке, по мнению знатоков, надо попасть в точку с первой попытки, и Джо, романтик по натуре, верил, что когда пробьет долгожданный час, он это почувствует. Тогда он перестанет испытывать сомнения, и создание семьи станет для него важнее всего на свете. Что же касается Моники, то бракосочетание с ней оставалось лишь… одним из возможных вариантов.

Последнее сообщение было от Риордана, но Джо слушал его невнимательно. Когда автоответчик умолк, он осознал, что, по существу, не услышал ни единого слова, и решительно отмотал пленку назад.

Риордан принадлежал к числу людей, которые совершенно не умеют говорить в автоответчик. Детектив торопливо выпаливал слова и при этом ужасно орал.

– Простите, если я слишком круто с вами обошелся, – прокричал он. – Заскочите ко мне завтра, хорошо? Хочу подбросить вам парочку вопросов.

Контора Риордана размещалась неподалеку от 29-й автострады, в одной из оскорбляющих взор коробок, которые в пятидесятые годы сооружались для размещения муниципальной администрации. Снаружи здание выглядело комбинацией панелей из голубого пластика и стекла, разделенных между собой потемневшими алюминиевыми полосками. Этот архитектурный шедевр можно было считать как модерном – в том смысле, что он был сравнительно молодым, – так и устаревшей рухлядью, поскольку рядом с соседними изящными строениями девятнадцатого века здание выглядело просто жалким.

Интерьер был ничуть не лучше внешнего облика дома. Звукопоглощающие панели на потолке перекосились и запачкались. Тысячи слоев покрывающего пол воска впитали грязь десятилетий. Лестничные клетки напомнили Ласситеру годы, проведенные в школе. Он даже уловил запах кислого молока, хотя и не знал, так ли это, или ему почудилось.