Противники ордена призывали отлучить его членов от Церкви, но папа, опасаясь раскола, колебался. В течение многих лет эмиссары Ватикана тайно встречались с руководством «Умбра Домини», и в конце концов сторонам удалось найти компромисс. Орден получил официальное признание Ватикана и разрешение служить мессы на латыни в обмен на отказ от публичных выступлений. «Умбра» обязался в будущем воздерживаться от заявлений прессе, а информацию о своей деятельности распространять лишь индивидуально и в устной форме.

Соблюдая условия договора, «Умбра Домини» постепенно ушел с арены. Его вожди исчезли из общественной жизни и перестали давать интервью. А в печатных изданиях США и Европы стали появляться статьи с предупреждениями о том, что организация постепенно превращается в секту. «Нью-Йорк таймс» обвинила орден в «чрезмерной секретности и насильственной вербовке новых членов», упомянув при этом огромные богатства, которые «Умбра Домини» скопил за довольно короткий срок. Английская «Гардиан» пошла еще дальше. Указав на «подозрительно большое количество политиков, промышленников и должностных лиц», вступивших в «Умбра Домини», газета намекнула о «появлении неофашистской организации под видом религиозного ордена».

Последнее обвинение весьма элегантно отмел человек, на встречу с которым отец Маджо отправился в Неаполь. Это был молодой харизматический лидер «Умбра Домини» по имени Сильвио делла Торре.

Комментируя статью в «Гардиан», делла Торре выступал перед аудиторией, состоящей из новообращенных членов ордена. В задних рядах неофитов, прижатый спиной к стене, стоял Донато Маджо. Выступление происходило в крошечной древней церкви Святого Евфимия, переданной ордену в первые годы его существования и до сей поры остававшейся его резиденцией.

У этого здания была интересная история. Его построили в VII веке на месте древнего храма Митры. Несмотря на музейную ценность, в 1972 году оно находилось в столь жалком состоянии (крыша текла, стены разваливались), что его оставалось либо передать «Умбра Домини», либо снести в целях общественной безопасности.

«Умбра Домини» отреставрировал церковь, однако в примитивном здании не осталось практически ничего, что имело бы ценность для так называемых «охотников за культурой», которые за полдня успевают познакомиться с творениями Микеланджело, Джотто, Леонардо или Фра Филиппе Липпи. Попутно они стремятся прихватывать и Рафаэля с Бернини. Но святой Евфимий вряд ли мог привлечь внимание любителей искусства.

Фасад церкви украшала пара кипарисовых дверей VIII века, весьма простых, но вполне сносных. Однако в здании практически не было окон, а те немногие, что имелись, почти не давали света: вместо стекол были вставлены пластины селенита – минерала, пропускающего яркие солнечные лучи, но далеко не прозрачного.

Остальные характерные черты церкви выглядели довольно… отталкивающе. Сердце святого, попавшего в наше время в немилость, покоилось в отвратительного вида раке. Гордостью храма было древнее и жутковатое Благовещение. Картина так потемнела от старости, что изображение проступало только в самый солнечный полдень. В эти редкие моменты желающий мог рассмотреть Деву Марию, задумчиво, с одеревеневшем ликом взирающую на Святого Духа, представленного не в виде традиционного голубя, а изображенного в форме извлеченного из головы и витающего в облаках глаза.

В этом мрачном антураже делла Торре сверкал, как свеча. Когда он отвечал на обвинения «Гардиан» в неофашистском характере «Умбра» (день вступления Донато Маджо в организацию), он делал это с завидной легкостью. Священник улыбнулся, воздел руки к небу и, печально покачав головой, произнес:

– Что же касается прессы, то она, поражая всех своей непоследовательностью, требует к себе доверия. Вначале пресса утверждала, что мы слишком много говорим. – Он намекнул на те дни, когда «Умбра Домини» громогласно трубил о своих убеждениях. – Теперь звучат жалобы, что мы вообще замолчали. Преследуя свои цели, она выдает стремление к уединению за таинственность, братские чувства за заговор… и при этом продолжает требовать доверия.

Довольный шепоток прокатился по рядам слушателей.

– Пресса постоянно искажает факты. Помните об этом. Тогда вы станете относиться к утверждениям прессы с тем доверием, которого она заслуживает.

Неофиты ухмылялись.

Отец Маджо был одновременно доминиканцем и членом «Умбра». В рядах «Умбра» состояло множество духовных лиц, но, поскольку орден считался светской организацией, это не рассматривалось как нарушение церковной иерархии. Однако положение отца Маджо оказалось несколько необычным, так как он являлся не только членом религиозного ордена, но и работал в самом сердце Ватикана. Он пребывал одновременно как бы в двух мирах, прекрасно понимая тот страх, который они друг у друга вызывают. Ватикан считал «Умбра Домини» группой экстремистов, ждущей своего часа, – нечто вроде «католической хезболлах». «Умбра Домини», в свою очередь, считал Ватикан тем, чем он на самом деле для него являлся или по меньшей мере казался, – препятствием. Огромной, стоящей на пути преградой.

Несмотря на то что отец Маджо и Сильвио делла Торре лично знакомы не были, организовать встречу не составило труда. Узнав, что один из помощников кардинала Орсини хочет обсудить с ним дело чрезвычайной важности, делла Торре предложил гостю поужинать вместе. «Не исключено, – думал Маджо, – что делла Торре принял меня за постоянного секретаря кардинала, однако…» Ну и что? Будь Маджо самой захудалой архивной крысой, делла Торре все равно захотел бы его выслушать.

Они встретились в маленькой траттории неподалеку от церкви. Ресторанчик назывался «У Матти». С улицы он выглядел весьма заурядно, но внутри оказался на удивление элегантным. Метрдотель встретил отца Маджо исключительно приветливо и провел на второй этаж в отдельный кабинет, где стоял единственный столик у большого окна в псевдоклассическом стиле. В маленьком камине, потрескивая и искрясь, пылали поленья, а из старинных канделябров лился мягкий свет. На столе красовались белоснежная скатерть, свечи и веточка душистого растения.

Когда отец Маджо вошел в кабинет, Сильвио делла Торре смотрел в окно. Услышав шаги, он повернулся, и Маджо увидел то, что было скрыто в темноте церкви Святого Евфимия. Лидер «Умбра Домини» оказался потрясающим красавцем. Перед отцом Маджо стоял широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, в неброском, но очень дорогом костюме. Его густая шевелюра казалась иссиня-черной. Но сильнее всего священника потрясли глаза делла Торре – светлый аквамарин. Эти драгоценные камни были заключены в оправы из роскошных густых ресниц.

«Бриллиант в венце Творца, – подумал Маджо, и ему очень понравилось это выражение. – Что же, неудивительно, – продолжил он про себя, – ведь я не только священник, но и мастер слова, слагающий в свободное от службы время стихи». Делла Торре встал из-за стола, и Маджо понял, что черты его лица напоминают лицо каждой второй статуи Форума. «Классический римский профиль», – с восторгом подумал доминиканец. Сердце в его груди стучало в два раза чаще, чем обычно. Подумать только, он ужинает с самим Сильвио делла Торре!

– Добрый вечер, – произнес делла Торре, протягивая руку. – Вы, должно быть, брат Маджо?

Маджо запинаясь пробормотал, что так оно и есть, после чего они оба уселись за стол.

Делла Торре, болтая о пустяках, налил в бокалы «Греко де Туфо», а затем произнес тост:

– За наших друзей в Риме!

Еда оказалась легкой и восхитительно приготовленной. Такой же была и беседа. За холодной закуской они толковали о футболе, о «Лацио» и «Сампдории» и о тех преградах, которые этим командам приходится преодолевать. Официант откупорил бутылку «Монтепульчиано». Через несколько мгновений появился еще один официант с мясом ягненка, фаршированным трюфелями и диким луком. Когда отец Маджо заметил, что ягненок нежен, как «пуховая подушечка», делла Торре ответил притчей, которая здорово напоминала скабрезный анекдот, впрочем, может быть, Донато что-то не понял. Пока они ели и пили, беседа переключилась на политику, и Маджо был потрясен – их взгляды совпали практически по всем вопросам. Христианские демократы – в развале, мафия возрождается, а масоны сидят повсюду. Что же касается евреев, то… Они посплетничали о состоянии здоровья папы и обсудили шансы его возможных преемников.