Последующие десять минут глава «Умбра Домини» рассказывал о своей организации, время от времени даря Ласситеру улыбку.

– Какие изменения претерпела организация за последние годы?

– Джек, ни для кого не секрет, что наши ряды стали куда многочисленнее.

– Не могли бы вы назвать программу, которая является предметом вашей особой гордости?

– «Обращение к человеку» – вне всякого сомнения. Я горд…

– Кто или что, по вашему мнению, более всего угрожает Церкви в наши дни?

– Угроз очень много, ведь мы живем в такое трудное время! Но самой большой угрозой католицизму является то, что я называю «искушением модернизма».

Каждый ответ Ласситер сопровождал кивком и старательной записью в блокноте. Он начал лучше понимать своего собеседника. Казалось, делла Торре сделан из тефлона, но только более прочного. Тефлон и сталь – так будет точнее. Ласситер решил изменить тактику:

– Говорят, что «Умбра» преследует политические цели.

– Вот как? – Почувствовав перемену тона, делла Торре вскинул голову. – И кто же так говорит?

– В отеле у меня много вырезок, – пожимая плечами, ответил Ласситер. – Причем пара статей весьма критических. Там утверждается, что «Умбра Домини» тесно связана с крайне правыми группировками типа Национального фронта…

– Но это полная нелепость! Да, некоторых братьев беспокоят проблемы иммиграции, но это их личное дело, поскольку оно не касается вопросов теологии. Мы исповедуем политический плюрализм, и члены нашей организации придерживаются разных взглядов.

– Говорят также, что «Умбра Домини» страдает гомофобией.

– Что же…

– Я слышал, вы даже призываете клеймить геев.

– Боже мой! Хорошо, что вы подняли этот вопрос, – я получил возможность пролить свет на истинное положение дел. Да, мы действительно считаем гомосексуализм грехом и заявляем об этом совершенно открыто. Не исключено, что некоторые обвиняют нас в гомофобии. Однако надо помнить, что «Умбра Домини» осуществляет и педагогические функции. Мы учителя и для пояснения своей точки зрения можем использовать гиперболы. Но кто бы что ни говорил, ни один человек в «Умбра Домини» даже не допускает мысли, что гомосексуалистов следует клеймить. Хотя лично я считаю, что они должны регистрироваться в полиции.

– Интересно, – произнес Ласситер, делая очередную пометку в блокноте. – Еще я хотел спросить вас вот о чем. В одной из вырезок упоминается благотворительная организация. – Он сделал вид, что пытается вспомнить. – Salve…

– Caelo, – подхватил делла Торре.

– Именно. «Salve Caelo». Там говорится о работе, проводимой в Боснии. Автор утверждает…

– Я знаю. Он заявляет, что под предлогом оказания помощи мы организовали там концентрационный лагерь.

– Ммм…

– Мне известны подобные обвинения. Было проведено тщательное расследование. Ни одно из них не подтвердилось.

– И это действительно так?

Делла Торре поднял взгляд к потолку, как бы обращаясь к высшему судье, затем, вновь посмотрев на Ласситера, произнес:

– Позвольте мне, Джек, спросить вас кое о чем.

– Пожалуйста.

– Вас не удивляет, что вера и набожность гораздо чаще вызывают не восхищение и умиление, а резкие нападки? То, о чем вы говорите, есть не что иное, как зависть, обрядившаяся в одежды сплетен.

– Зависть? Что вы имеете в виду?

Делла Торре вздохнул и снова заговорил. Его голос, низкий и страстный, наполнил помещение. Модуляция была само совершенство, слова подбирались безукоризненно, тембр отличался глубиной и изобиловал тонкими оттенками.

– Подумайте об «Умбра Домини» как о юной прекрасной девственнице, – начал он, наклонившись вперед и не сводя с собеседника изумительных голубых глаз.

Такой речи, которая последовала за этим, Ласситеру не доводилось слышать. На него накатывались волны фраз и слов, которые жили своей собственной, особой жизнью, вне зависимости от смысла сказанного. Слушая журчание речи, Ласситер почувствовал, что впадает в транс. Нет сомнения – ему пели колыбельную. И в этот момент произошло заурядное явление, вызвавшее, однако, совершенно необычайный эффект. Солнце скрылось за облако, в комнате потемнело, и Ласситеру неожиданно открылось все тщеславие священника. Оно таилось в его глазах. Глаза делла Торре обладали притягательной аквамариновой голубизной. Это были, бесспорно, красивые глаза, но красота их, увы, оказалась фальшивой. В потемневшей комнате стало видно, что священник носит тонированные контактные линзы. Ласситер даже узнал их оттенок.

Это были глаза Моники.

Интересно, мучился ли делла Торре так же, как она, выбирая между лазурно-аквамариновым и цветом голубого сапфира? Вне зависимости от того, колебался он или нет, их выбор оказался одинаковым и, очевидно, по одной и той же причине. Голубизна глаз была чрезвычайно притягательной, если не сказать соблазнительной.

Делла Торре улыбнулся и покачал головой. Он не уловил смены настроения гостя.

– Таким образом, когда я становлюсь свидетелем нападок на «Умбра Домини», слышу клеветнические слова и шепоток о якобы сомнительных намерениях ордена, я не сержусь. Я испытываю скорбь и жалость. Люди, которые сочиняют подобные истории, просто заблудились в темных уголках своей души.

Делла Торре закончил речь так же, как и начал. Его локти стояли на столе, а подбородок упирался в сплетенные пальцы.

Ласситер некоторое время молчал. Но когда солнце выглянуло из-за туч и комнату залил свет, Джо откашлялся и, не задумываясь о последствиях, выпалил:

– А как насчет Франко Гримальди?

Делла Торре откинулся на спинку кресла и бросил на Ласситера насмешливый взгляд.

– Гримальди? – переспросил он.

– Один из ваших людей…

– Неужели?

– Он в розыске за убийство.

– Ах, вот как, – промолвил делла Торре, задумчиво кивая.

– В Соединенных Штатах.

– Хм-м, – протянул делла Торре, раскачиваясь взад и вперед вместе с креслом. – Ведь вы и явились ко мне только для того, чтобы задать этот вопрос. Разве не так?

– Да, – кивнул Ласситер.

– Что ж… – пожал плечами священник.

– Я хочу знать, почему он сделал то, что сделал.

– И вы полагаете, мне это известно?

– Полагаю – да.

– Почему же?

«Надо надавить на него», – подумал Ласситер и бросил:

– Да потому, что вы заплатили ему много денег.

– Я заплатил? Когда же?

– В августе.

– Понимаю. – Делла Торре повернулся на вращающемся кресле, посмотрел в окно и спросил: – Так когда же, как вы утверждаете, я ему заплатил?

– Ему платила «Умбра Домини». Чек от вашего банка был отправлен в «Швейцарский кредит». Это его банк.

Делла Торре, сидя спиной к Ласситеру и глядя в окно, что-то буркнул, а затем, повернувшись лицом к собеседнику, проговорил:

– Я займусь этим делом. – И тут же чуть ли не с нежностью произнес: – Вы ведь не репортер, Джек.

– Нет.

– И люди, которых убил Гримальди, были вам очень близки.

– Совершенно верно.

Уже отвечая, он задумался над словами священника. Откуда ему известно, что убит не один человек? После короткой паузы делла Торре проговорил:

– Вы же понимаете, Джо… – Он снова сделал паузу, намекая, что легенда о «Джеке Делани» осталась в прошлом. – Вы прекрасно понимаете, что нет таких сил, которые помогли бы вам их вернуть.

– Да, понимаю, – согласился Ласситер, – но…

– Давайте не будем больше лгать друг другу. Мне известно о вашем визите в Цуз. Гюнтер звонил. И я знаю, что до этого вы были в Риме. Я понимаю ваши переживания и не могу вас осуждать.

Ласситер вдруг ощутил мощный выброс адреналина.

– Ну и?

– Вы позволите мне задать вам вопрос?

Ласситер кивнул.

– Вы верите в Бога?

Немного подумав, американец ответил:

– Полагаю, да. Да, верю.

– Верите ли вы, что все доброе в мире исходит от Него?

– Видимо, так.

– А как насчет дьявола?

– Что насчет дьявола?

– Верите ли вы в него?

– Нет, – ответил Ласситер.