Ласситер посмотрел на книжечку. Та же самая, что он видел в логове Гримальди на виа Дженова.

– Пять или шесть лет назад «Умбра» распространяла это барахло десятками тысяч экземпляров, – сказал Мазина. – Вербовка для участия в десятом крестовом походе.

– Что за поход?

– Первый за последние пятьсот лет, – пояснил Мазина, небрежно махнув рукой в сторону брошюры. – Против ислама, естественно. Они утверждают, что Босния – плацдарм ислама в Европе и призывают к оружию. И здесь возникает ваша вторая группа «Salve Caelo». Ее деятельностью управляет «Под сенью Господней».

– Благотворительность. Дела милосердия, – проговорил Ласситер.

Презрительно фыркнув, Мазина отмахнулся от этой характеристики.

– То, что они творят, к благотворительности никакого отношения не имеет. Около Бихача они организовали лагерь беженцев. Но это то же самое, что назвать Освенцим лагерем для перемещенных лиц. Это самый настоящий концентрационный лагерь и одновременно база коммандос для рейдов против мусульман. Чувствуете иронию? Они сами создают беженцев и затем помещают их в свой лагерь. Они основали лагеря вначале для сербов, а затем для хорватов. И все это против мусульман.

– Теперь мне понятно, чем именно Гримальди занимался в Боснии, – сказал Ласситер. – Делами милосердия.

Характер отношений между Гримальди и Эглоффом стал для него совершенно ясен.

– Они называют это католицизмом с крепкими мускулами, – пояснил Бепи.

– И это очень важно, – добавил Мазина, барабаня пальцами по брошюрке, – так как Второй Ватиканский собор объявил, что все конфессии «пребывают в свете Господа». Вы – не католик, и вам этого не понять, но до Второго Ватикана подобная мысль считалась смертным грехом. Поэтому идея о том, что мусульмане, протестанты или иные могут «пребывать в свете Господа» и принимать его благодать, является фундаментальным изменением для Церкви, которая еще недавно сжигала еретиков на кострах.

– Что еще делают члены «Умбра Дoмини»?

– Занимаются издательской деятельностью. Книги, брошюры, аудио– и видеоматериалы о контроле над рождаемостью, масонах, абортах, гомосексуалистах – последних, по их мнению, следует клеймить.

– Ставить татуировку, – уточнил Бепи.

Обдумав услышанное, Ласситер спросил:

– Какова численность ордена?

– Тысяч пятьдесят, – пожал плечами Мазина. – Они наиболее активны в Италии, Испании, Аргентине, но их можно встретить и в США. Даже в Японии, если не ошибаюсь. И Синих и Белых.

Ласситер недоуменно поднял брови.

– Члены «Умбра Домини» делятся на две группы, – пояснил Мазина. – Белые очень консервативны. День они начинают с посещения церкви. Ежедневно раздают милостыню. Женщины не могут появляться на улице с непокрытыми головами, скрывают тело под глухими одеждами. Одним словом, строго выполняют все традиционные предписания. Но Синие – совсем другие! Синие «уходят от мира».

– Каким образом? – уточнил Ласситер.

– Как монахи. Синими могут стать только мужчины. Они дают обеты нищеты и безбрачия.

– Хорошо, что я не религиозен, – заметил Бепи.

– …занимаются самобичеванием.

– Вы хотите сказать, истязают себя плетьми?

– Да, – пожал плечами Мазина. – Это очень старая традиция, а они, мягко говоря, традиционалисты.

– Расскажи ему о «пути», – подсказал Бепи.

– Пути? – переспросил Ласситер.

– Еще один вид самоистязания. По воскресеньям Синие отправляются к причастию на коленях. Они как бы повторяют крестный путь Христа на Голгофу. И это, наверное, очень болезненно из-за неровных камней на площади и гранитных ступеней.

Ласситер посмотрел в сторону. В его ушах звучал голос Риордана, и он повторил слова детектива вслух:

– Кровельщик укладывает черепицу.

– Что?

– Один полицейский считал, что Гримальди зарабатывает на жизнь, укладывая черепицу на крышах, – никто не мог понять, откуда у парня такие мозоли на коленях.

– Что ж, если он был Синим…

– Кто все это возглавляет? Архиепископ?

Мазина склонился к Ласситеру.

– Вы, похоже, не очень-то религиозны?

– Нет.

– Я так и подумал. Главой организации является человек, которого постоянно называют, – он изобразил в воздухе кавычки, – «простым, скромным священником». Этого типа зовут делла Торре.

– «Простой, скромный священник», чтоб я сдох! – воскликнул Бепи. – Да это же…

– Я только хотел сказать, что он – весьма харизматическая личность.

– …то же, что назвать «Битлов» уличными музыкантами!

– Как я уже сказал, – продолжал Мазина, – это личность весьма харизматическая. Он еще очень молод – около сорока лет. Доминиканец, разумеется, как и основатель.

– Почему «разумеется»?

– Да потому, что доминиканцы – чемпионы среди ортодоксов. «Черные братья инквизиции» были в их руках. Делла Торре – прирожденный оратор, его церковь всегда переполнена, паства толпится даже на улице. Когда он проходит мимо сторонников, они целуют полу его сутаны. Это впечатляет!

– Где это происходит?

– В Неаполе. Церковь Святого Евфимия – крошечная, но очень древняя, построенная в седьмом веке. Служба похожа на театрализованное представление. Только на освещение «Умбра Домини» потратила целое состояние. Я слышал, что они приглашали человека из Лондона – специалиста по подсветке рок-концертов, однако результат получился, можно сказать, готический. Когда делла Торре выходит на кафедру, он возникает из тьмы, и – не знаю, как они этого добились, – создается впечатление, что он светится изнутри. А когда он начинает говорить – негромко и страстно, – вас просто тянет к нему, и вы жаждете только одного – спасти свою душу.

– Значит, вы там бывали? – спросил Ласситер.

– Однажды, – ответил Мазина. – И это меня сильно напугало. Я был вот настолько близок к тому (он сблизил пальцы, оставив между ними пространство в пару миллиметров), чтобы поцеловать делла Торре руку.

– Как вы считаете, он захочет меня принять?

– Если вы появитесь как журналист, возможно, – не очень уверенно ответил Мазина. – Ведь он старается распространять на земле слово Божие.

– Значит, если я, скажем, собрался написать статью…

Бепи остановил его взмахом руки и напыщенно произнес:

– «Новые горизонты католицизма».

– Кто знает? – пожал плечами Мазина. – Не исключено, что он с вами встретится.

– Он говорит по-английски?

– Делла Торре говорит на всех языках. Он учился в Гейдельберге, Токио и Бостоне. Превосходное образование для «скромного священника».

– Но не слишком ли это опасно для Джо? – спросил Бепи.

– Не думаю, – рассмеялся Мазина. – Но все-таки будьте поосторожнее, – произнес он, обращаясь к Ласситеру. – Делла Торре попытается обратить вас в свою веру.

Неаполь. Ласситер попросил таксиста затормозить в нескольких кварталах от штаб-квартиры «Умбра Домини» и неторопливо прошел оставшуюся часть пути пешком.

Теперь, когда он прибыл на место, придуманный в Риме предлог для посещения делла Торре казался ему весьма сомнительным. Правда, он запасся визитной карточкой на фамилию Делани – обозревателя Си-эн-эн из Вашингтона, но существовала реальная угроза, что лидер «Умбра Домини» ему не поверит. Ведь он молотил в дверь Гримальди в Риме, встречался с его сестрой, влез в банковский счет и рассказал практически все Понтеру Эглоффу. У Ласситера были серьезные основания сомневаться, что швейцарец забыл о госте, как только захлопнул за ним дверь своего шале. Эглофф получил его визитную карточку, спросил о гостинице и дальнейшем маршруте (здесь Ласситер солгал) и внимательно следил через глазок в двери за тем, как гость удалялся.

У человека, ведущего расследование, была причина для любопытства, так как прослеживались несколько звеньев одной цепи: Гримальди и «Умбра Домини». «Умбра Домини» и «Salve Caelo», «Salve Caelo» и Эглофф. Гримальди и Эглофф.

«С моей легендой можно сесть в лужу», – думал Ласситер, а внутренний голос подсказывал и худший вариант развития событий.