Очевидно, в результате прорвавшегося возмущения рабочих сейчас в Харькове декретировано выселение нетрудового элемента из национализированных домов. Проходит это с великим трудом, ибо сила маскировки буржуйчиков очень велика. В Тифлисе заново происходит национализация домов у владельцев, к которым дома успели вернуться за эти годы «мирного врастания». Ежедневно публикуется список домов, отбираемых по решению суда за бесхозяйственное якобы содержание их.
Итак, только 28% национализированной жилой площади в Харькове досталось рабочим, да и та наполовину подвальная площадь. К этому надо прибавить повышение квартирной платы (вместе с общим повышением цен).
Обращают на себя внимание также довольно многочисленные заметки о «гнойниках» в фин[ансовых] органах. В Ленинграде, в Ростове-на-Дону и других городах произведены аресты целыми сотнями финработников (в том числе верхушки). Помимо пьянки, служебных злоупотреблений всюду обнаруживается подкуп аппарата частниками в целях уменьшения налогового обложения. Вот картинка нравов в Азербайджанском наркомфине:
«Начиная с декабря 1926 г. по март 1928 г. налоговыми инспекторами и агентами было призведено описей имущества недоимщиков 6 649 на сумму 970 000 руб. Из этой суммы реализовано имущества всего на 57 000 руб. Остальная часть описанного имущества — свыше 900 000 руб.— остается подарком наркомфинских заправил частникам в ущебр государственному бюджету.
Выясняется недообложение значительных сумм оборотов, составившее по одной только торговле персидскими товарами во втором участке свыше 2 800 000 руб. Обложение доходов зачастую снижалось. Подоходный налог с известных в Баку подрядчиков Резиновых с 55 000 руб. был уменьшен до 21 700 руб. Таких случаев имеется много. Администрация второго участка (налогового) состояла из контрреволюционных элементов. Возглавляет этот участок Кенгерлюдинский — нахичеванский бек, высланный в свое время из Нахичеванской [А]ССР как социально опасный элемент. Он был связан со спекулянтами и богачами, которым он скащивал налоги.
В Наркомфине господствовал лозунг: «Тюрок-спекулянт нам ближе, чем коммунист другой нации». Этот лозунг строго проводился в жизнь. Много партийцев, прошедших царские тюрьмы и каторги, вынуждены были уходить из Наркомфина — такая там была обстановка работы».
Люди из Азербайджанского наркомфина хотят, очевидно, жить в мире со всеми классами, кроме пролетариата. Чтобы бакинские вожди не знали людей из НКФ — не представляю себе. Конечно, знали. Но раз ставка поставлена на стопроцентника — хороши и эти господа.
Из области аппаратных дел два слова еще о «черном конверте». В кассе одного ВИКА Воронежской губернии сформировалось секретно отделение -»черный конверт». Всякими темными путями там аккумулировались средства для темных дел волостных дельцов. Может быть, теперь дойдет очередь и до «черного конверта» в губернском масштабе — город Владимир. Я, кажется, говорил вам во время дискуссии, что в мои руки попал убийственный материал о деятельности владимирских вождей во главе с Асаткиным — в то время членом ревизионной комиссии ВКП. Этот всесоюзный ревизор партии завел у себя для подкупа аппаратчиков нелегальный фонд путем обложения хозорганов. Фонд этот в общем достиг 2.000.000 рублей. Покорные секретарю аппаратчики получали из фонда воспособление по личному усмотрению Асаткина. Материал этот известен и ЦКК, и ЦК. Когда в ЦКК разматывали кусочек владимирского клубка, Серго [Орджоникидзе] воскликнул: да ведь это — прямой подкуп! Увы, «черный конверт», действительно, напоминал что-то из романов Золя (Ругон-Маккары)[424]. Две картинки нравов Владимира. Жена Асаткина ворочает губздравом. Не понравился ей врач. Она приказала милиции отправить врача в сумасшедший дом. Когда прокурор Налбандов по телеграмме из «Правды» потребовал у милиции освобождения врача, нач[альник] милиции только усмехнулся: пойти против жены Асаткина? Полноте шутить. Другой факт. Председатель К[онтрольной] к[омиссии] (он же случайно оказался в тот момент и председателем Г[уб]и[спол] к[ома]), находясь в Москве на съезде Советов, посылает во Владимир своей жене чуть ли не шифровку, чтобы она спрятала его личный архив. От кого? От секретаря губкома Асаткина. Даже председатель К[онтрольной] к[омиссии] не гарантирован от выемки у него бумаг, компрометирующих Асаткина. А узнал я об этом лишь потому, что эти светлые личности подрались на глазах у всего всесоюзного съезда из-за циковского значка на френче. Таковы нравы. Я много знаю о Владимире и считаю это место ничуть не менее махровым, чем Смоленск. ЦКК имеет все материалы, но потихоньку сняла Асаткина. А сейчас в розницу отдельными ассенизационными бочками разгребают владимирскую свалку. Разогнали союз текстильщиков, отдельные уездные органы, губздрав, Гусь-Хрустальный[425] и т. п.
«Труд» сообщал о «неудачной вылазке оппозиции» на собрании общегородского актива. Мой знакомый из Одессы подтверждает: действительно неудачная вылазка. Всего 8 выступлений в духе оппозиции или вроде того из 30 ораторов говоривших. Были вылазки и на комсомольском активе Одессы, и на заводе б[ывшем] Гена, и на Джутовой [фабрике].
Что именно было в Красноярске у железнодорожников — не могу сказать в точности. Громовые статьи местной газеты сообщают о раскрытии чего-то вроде «оппозиционного гнойника». Ислючены 4 рабочих из партии. Из них один был раньше заведующим Организационным отделом Сибирского крайкома ВЛКСМ и направлен к станку. Вот его-то и обвиняют в троцкизме, хвостизме и т. п. Факт таков, что на железной дороге проводили сначала «тарифную реформу», а потом «корректировку» зарплаты. На собрании рабочих было предложено две резолюции, обе коммунистами, но не прошли обе. Тогда этот товарищ предложил третью, и она прошла. Кроме того, он подал в К[онтрольную] к[омиссию] заявление за двадцатью двумя подписями против исключения одного партийца, где резко критиковал райкомщиков. После того как его исключили, в газете появились два письма партийцев-рабочих против исключения. Они между прочим пишут, что всюду говорят: вот теперь и критикуй. Из обвинительных статей видно, что речи исключенного ныне тов. Выжукал встречались аплодисментами как на рабочих, так и на партийных собраниях, в то время как представителям «здоровой линии» не давали говорить. Что там было в действительности — судить трудновато, но троцкизм склоняется во всех падежах.
Еще два слова информации. Я запросил, верно ли, что на Украине внеплановые заготовители платят «вольные» цены. Мне подтверждают, что покупки идут по 2.50 — 3.50 за пуд зерна. На рынке пуд муки в Одессе дошел до 10 руб.
В заключение я бы хотел просить вас написать в редакцию «Правды» письмо по поводу речи Рыкова, вернее, той части речи, в которой он приписывает нам, оппозиции, одобрение так называемым «экстраординарным» мерам. Рыков изображает дело так, что мы ужасно обеспокоены, как бы не прекратились безобразия рыко-во-сталинского аппарата в деревне. В действительности же, я вам писал еще в марте, куда ведет эта паническая политика. Я упоминал вкратце о бедняцкой окружной конференции, проходившей в Барнауле. Все выступления бедняков разоблачали антисередняцкую и даже антибедняцкую политику аппарата в связи с заготовками, облигациями и пр. Я цитировал вам статью главного троцкистове — да здешнего Нусинова (ныне орготдел в Барнауле), который справедливо подметил, что именно те ячейки азартно вводили уравнительную продразверсточную систему, которые до того сильнее всего сопротивлялись нажиму на кулака, доказывали, что кулаков у них нет — «все хресьяне», все в «музолях». Только Нусинов не объяснял, почему так выходит, что именно кулачествующие коммунисты азартно проводят разверстку со всеми атрибутами вплоть до нагана, запирания в холодную и пр. А это и была форма классовой самозащиты кулака: разложить удар на спину всей деревни, обеспечить себе сочувствие всей деревни. Когда я читал речь Рыкова, я видел довольные лица этих деревенских коммунистов, уверяющих, что здесь «все хресьяне, все трудятся».
