И. Я. ВРАЧЕВ. ВЫДЕРЖКА ИЗ ПИСЬМА[524]

...Только что (час с небольшим тому назад) закончилась моя беседа с... Бардиным. После снятия 58-й статьи он успел уже побывать в Москве и теперь совершает турне в целях, о которых очень легко догадаться. Вы, кажется, знаете, что в Вологде есть один из так называемых безвожденцев[525], это некто Довидович или Полифен, бывший одно время членом ЦК комсомола. Но Вардин встретился не только с Полифеном, а и с Вуйовичем, который по ходатайству того же Бардина получил разрешение ГПУ из Москвы на поездку из Архангельска в Вологду сроком на три дня.

О Вардине как таковом распространяться не приходится. Скажу только, что он был у Ярославского, договорился с ним (и заявляет, кстати, что Ярославский теперь стал совсем другой, т. е. лучшим человеком), что он одобряет уже повышение цен на хлеб и в оправдание своего поступка заявляет, что, мол, в июле можно снять шапку на улице, а в январе нельзя — это по поводу моего вопроса, какая же разница между ними и Зиновьевым — Каменевым. Кое-что, однако, мне удалось узнать от Вардина, о чем я и хочу с Вами поделиться.

О последнем пленуме он сообщает следующее. Драчка была порядочная, но не в форме столкновения двух лагерей, нет. В Москве существует такая философия: всякий, кто будет теперь в меньшинстве в партии, будет бит. Поэтому никакая из сторон не хочет попасть на положение оппозиции и стремится во что бы то ни стало сохранить за собой руководство аппаратом и право выступать от имени партии. В силу этаких причин, по-видимому, на пленуме выступал против Сталина с архиправой и очень резкой речью Бухарин, поддерживаемый также Томским. Атмосфера во многом как будто напоминала прошлогодние пленумы.

Прения вертелись вокруг такой оси вопроса: «есть ли у нас с крестьянином смычка, размычка или полуразмычка».

Принятая резолюция — компромисс. Вардин утверждает, что этот компромисс с перевесом в сторону Сталина, я же, как и Вуйович, считаем, что перевес-то в сторону Рыкова. Любопытно, когда Сталин в своей речи о пленуме в Ленинграде[526] говорит о крестьянской философии и крестьянских философах, то имеет в виду Бухарина. Вот и все, что можно было выгнать из Вардина по части пленума.

Далее из его рассказов заслуживает внимания следующее. Существуют так называемые левые центристы во главе с Ломинадзе, Шацкиным и др. Они считают, что нужно дать решительный бой правым, и рвутся в этот бой. Сталин же, занимающий выжидательную позицию, считает, что они могут испортить ему всю симфонию. Статья Сталина «Ответ т. С.» — ответ не Слепкову а неизвестно кому. Существует, однако, как я Вам уже раньше сообщал, очень резкая статья Сталина против Слепкова «не для печати», как имеется статья того же автора и из такой же серии против Фрумкина. В Коминтерн поступили критические замечания к проекту программы Коминтерна Л. Д. Троцкого на 140 стр.[527] Интерес к ним очень большой. Кстати, по мнению Вуйовича, работа Л. Д. [Троцкого] официально напечатана не будет, но неофициально если не всем делегатам, то по делегациям роздана будет. Вардин же заявляет, что критическая часть очень хороша и он ее приемлет, а со всем остальным, «где Троцкий вытаскивает свою перманентщину», он, конечно, решительно не согласен.

Любопытная вещь: докладчиками на конгрессе об СССР будут Варга — об экономическом положении и Мануильский — о внутрипартийном положении. Вуйович по этому поводу сказал, что более скандальное положение даже трудно представить и еще — «воображаю, как распоясается теперь Мануильский насчет троцкизма». Он же сообщает, что конгресс по отношению к оппозиции примет небывало резкую резолюцию.

Теперь о Вуйовиче. Он пока держится на своих старых позициях и решительно осуждает Вардина, Сафарова. Мне он определенно заявил, что Вардин приехал зря. Вуйовича я до этого не знал. Как человек он полная противоположность Вардину и оставляет о себе прекрасное впечатление.

Вардин послал тов. Радеку письмо с объяснением своего поступка и с надеждой, что Радек присоединится к ним. Карл [Радек] ответил ему большим письмом (от 3 июля). Вардин не без гордости дал мне это письмо, и я должен сознаться, что мне было крайне неприятно читать это письмо.

Ужасно нехороший тон письма, не говоря уже о форме (многоуважаемый, лучшие пожелания, с ком[мунистическим] приветом и пр.). Есть там и такое место, где Радек заявляет, что до 1924 года он, как когда-то и Роза Люксембург, был согласен с оценкой революции 1905 г. Троцкого, а теперь, проработав хорошо Ленина, он пришел к выводу, что прав был Ленин, а не Троцкий и что он, Радек, ошибался. Вы поймете мое чувство горести, когда я это прочитал. Ведь мы с Вами тоже считаем, что в оценке движущих сил революции в прошлом был прав Ленин и дело, конечно, не в сути заявления, а в форме, кому и когда Радек пишет об этом! Зачем он это делает!...

[Июль 1928 г.]

1. Левый зигзаг не опирался на возросшую активность бедноты и рабочего класса и еще в меньшей степени был следствием этой активности. Левый зигзаг был реакцией центристского руководства на чрезмерную хозяйственную активность кулацкой верхушки, угрожавшей хлебной стачкой и выдвинувшей требование высоких хлебных цен, на что нынешнее руководство в то время не могло согласиться. Именно поэтому левый зигзаг, выросший на фоне активности кулака и пассивности рабочего класса, превратился в административно-бюрократический наскок, опирающийся прежде всего на мощь государственного аппарата. Основные кадры пролетариата и его партии остались глубоко пассивными.

2. Двукратное применение «чрезвычайных мер» терроризировало не только зажиточное, но и среднее крестьянство. Середняк сблизился в результате этих мероприятий с кулаком. Создалась опасность кулацко-середняцкого блока, кооперирующего с городской, а через нее и с иностранной буржуазией. Перед угрозой такого блока и под напором правых центр капитулировал. Открытие базаров, некоторое повышение цен и обещание «впредь не прибегать к подобным мероприятиям» не столько успокоило зажиточные слои крестьянства, сколько разожгло их классовые аппетиты. Кулак будет бороться за более высокие цены, чему будет способствовать понижение товарности сельского хозяйства, недостаточность промтоваров и пр. Поднятие хлебных цен на промышленное сырье, общее удорожание жизни, дальнейшее обесценение рубля. Поддержанные ростом активности кулака, правые элементы партии и страны будут развивать дальнейшее успешное наступление, и при пассивности рабочего класса их успех обеспечен.

3. Административный нажим на кулака, ударивший и по середняку и принявший форму «чрезвычайных мероприятий», отнюдь не есть политика оппозиции, которая предлагала целую систему экономических мероприятий, опирающихся на активность пролетариата и его партии. Административный нажим не только не сопровождался сочувствием рабочего класса, но последний кое-где был на стороне «обижаемого» крестьянства. В общем же, экономически придавленный, терроризированный пролетариат все это время оставался пассивным. В массе своей молчала и партия, привыкшая козырять дежурному вождю и «прорабатывать» и исповедывать дежурные лозунги. Ни самокритика, ни лицемерный лозунг рабочей демократии не внесли никакого оживления и показали воочию всю степень деморализации, спячки, а главное — недоверия и запуганности партии и рабочего класса.

4. Дезорганизованный, деморализованный рабочий класс в ближайшее же время предстанет перед сложным переплетом условий жизни и классовых взаимоотношений, что потребует от него максимума напряжения мысли, воли, энергии. Иначе в рабочем классе возобладают слепая стихия, неорганизованность, упадочничество — как награда за оппортунистическое руководство и бюрократический зажим в партии и профсоюзах. При таких условиях партия должна поставить себе задачей активизацию рабочего класса, развитие в нем классового сознания, выдвижение определенных массовоорганизующих классовых лозунгов.