Да, собственно, даже не в образовании было дело. Вон ведь, Светкина мама имела всего лишь среднее образование, но была куда более интеллектуально развита, чем Нетёпина. А другой и с высшим образованием дурак дураком. Нет, не в образовании было дело…
Просто с Элеонорой Вячеславовной было уж очень тяжело общаться, слишком уж много гонору у нее было, слишком высокое самомнение. При абсолютном, просто-таки рекордном минимуме интеллекта. Например, не знала Нетёпина разницы между сознанием и подсознанием, убеждая Светлану, что раз уж в слове "подсознание" сознание таки присутствует, то даже на уровне подсознания человек действует совершенно осознанно. Еще категорически отказывалась понимать разницу между миграцией, эмиграцией и иммиграцией. Слово "эмиграция" ей было очень хорошо знакомо, а вот остальные были пустым звуком: что, мол, за чушь, эмиграция — она и в Африке эмиграция!
Плюс ко всему была Элеонора Вячеславовна дико ревнивой барышней. Держалась за своего Потребенько руками и ногами, опасаясь, как бы без него вновь не оказаться в Бурятии. В Бурятии-то оно, может, и хорошо, может, и пьют там мама с папой по сей день соленый чай со сметаной, но после Австрии возвращаться туда как-то, мягко говоря, не очень хотелось. Света не знала, не могла понять, какие отношения связывают Потребенько и Нетёпину. Если дикая любовь, как намекала Элеонора Вячеславовна, то почему она так и осталась на девичьей фамилии? Так или иначе, а ревновала Нетёпина свое сокровище дико. Хоть и было оно, это сокровище, весьма непривлекательно и непрезентабельно на вид: кругленький лысоватенький мужичонка, с отвратительной болезненно-бледной кожей, весь какой-то рыхленький, рыжеватенький. В общем, на Светкин взгляд — весьма сомнительное сокровище. Однако ж, как говорится, на вкус и цвет…
И вот тогда-то и поняла Света, почему она столь успешно прошла собеседование, почему из всех соискателей именно ее приняли на работу. Да потому что к ней Элеонора Вячеславовна ни за что не стала бы ревновать! Потому что на Светкином бледном фоне чувствовала себя едва ли не королевой. Да и насмотрелся уже Константин Ермолаевич на собственное отражение в зеркале, на собственную бесцветность и расплывчатость. После смуглой раскосой Элеоноры вряд ли он позарится на бледную моль.
Что ж, так или иначе, а Кукуровская получила эту работу. Вот и сиди, и работай. Да рассуждай поменьше. В конце концов, у каждого человека свой характер, свои слабости. Нет идеальных людей на свете. И личные качества кого бы то ни было не должны мешать работе. Но они мешали. Ой, как они мешали! Потому что если с самим Потребенько еще хоть как-то можно было договориться, хоть изредка, да проскакивал в его словах здравый смысл, хотя бы в технике мужик действительно разбирался, то у Элеоноры Вячеславовны с этим было ой, как все запущено… Потому что здравый смысл ей заменяли нездоровые амбиции и апломб.
Вот и получалась прямо беда. Если в семье один из супругов не особо мудр, то семья выживает за счет разумности второго супруга. Здесь же в одной связке оказались дурак и идиотка. И впрямь, просто беда. Тут уж не до смеха, не до ёрничества. Тут уж и впрямь впору пожалеть обоих.
Но… не получалось. Столько в обоих было яда и нездорового снобизма, что жалеть их как-то при всем желании не получалось. Да и чего их, здоровых да еще и богатых, жалеть? Оставалось только удивляться, откуда у них деньги.
Познакомившись с обоими поближе, Светлана поняла — нет, они не могли сами заработать начальный капитал. Такие, как они, могут только профукивать чужие деньги, на большее они не способны. По очень мелким деталькам, по обрывочным воспоминаниям Константина Ермолаевича, по невзначай брошенным фразам Света сделала для себя следующие выводы. Как-то Потребенько оговорился, что с малолетства едва ли не каждое лето гостил в Австрии, мол, оттого и немецким языком владеет свободно. А ведь детство его выпадало еще на те, советские годы. А в те годы выехать в капстраны было ой, как нелегко. Вот и выходило: либо был он родственником кого-то очень высокопоставленного, какого-нибудь посла или торгпреда, или же попросту имел там богатого родственника с австрийским же гражданством. А потом этот таинственный "кто-то" оставил ему жирненькое наследство. Потому как до этого Потребенько по его же признаниям приходилось зарабатывать на жизнь собственными руками, корячился несколько лет в Якутии на каких-то разработках. В тонкости он не вдавался, но вообще любил вспоминать те годы с мечтательной улыбкой на рябом одутловатом лице.
Да, только так. Разве могли они с Элеонорой самостоятельно заработать такие деньжищи, чтобы оплачивать расходы фирмы в течение четырех с половиной лет? Фирмы, не приносящей и копейки дохода. Оплачивать не только аренду помещения, пусть весьма скромного, но все равно дорогого, поскольку располагалось оно в престижном здании в деловом центре города. Оплачивать немалые счета за телефонные переговоры, иной раз доходящие до пятисот-шестисот долларов. Да еще и платить зарплату наемным работникам, от которых пользы пока еще не было никакой. На Светланин взгляд, это было совершенно нерентабельно. И разве могли бы практически выбрасывать на ветер такие, по ее понятиям, совершенно огромные деньжищи люди, заработавшие их потом и кровью? Фигушки, в это Света не могла поверить. Как пить дать, прожирали наследство.
И когда дело только-только, самую малость, сдвинулось с места, когда были выплачены все штрафы, когда опять же немалые деньги были уплачены за аккредитацию на таможне, брокеру за посреднические услуги, оплачена работа в таможенном зале и услуги самих таможенников, вездесущий налог на добавленную стоимость, таможенный налог, наконец; когда была продана первая партия запчастей и надо было потерпеть еще немножко, еще чуть-чуть, всего лишь несколько месяцев подождать, когда фирма таки станет на ноги и начнет приносить пусть и скромную, но стабильную прибыль, тут терпение Потребенько лопнуло. Вот тут они сами себе и начали рыть могилу. Вернее, пока еще не себе, но собственному детищу под странным названием "НЭВ-Техно"
Константин Ермолаевич, немало не стесняясь присутствия рядом Светланы, обзванивал всех знакомых и радостно сообщал, какую крупную сделку он провернул. Света поражалась — уж она-то прекрасно знала, что они пока еще не заработали ни копейки! Что всю прибыль от крошечной, буквально копеечной сделки сожрала оплата таможенных услуг с пошлинами и налогами, аренда офиса и телефонные переговоры. Ведь раньше и за аренду, и за телефон, и, собственно, зарплату Потребенько платил "из конвертика", из своих личных денег. Теперь же, заработав в буквальном смысле слова несчастных сорок две тысячи с копейками рублей на первой сделке, пришлось оплачивать все эти суммы с расчетного счета фирмы. И знала Света о движении буквально каждой копеечки, потому что давно уже была не менеджером проектов, а заместителем директора с очень широкими полномочиями. Даже банковский счет был открыт под единственно ее подпись, то есть именно она, а не Потребенько, обладала правом первой подписи. А второй подписи у них вообще не было. То есть абсолютно все банковские бумаги проходили только через Светлану. И потому она просто диву давалась — как он может хвастаться удачной сделкой, если для того, чтобы груз был растаможен, собственноручно внес добровольное пожертвование в сумме четырнадцати тысяч двухсот рублей на расчетный счет фирмы, после чего Света тут же все до последней копеечки перевела на счет таможни. А как только на их счет поступили деньги от макаронной фабрики, купившей у них запчасти, с этих же денег Света оплатила семь тысяч четыреста рублей за аренду офиса, восемь тысяч двести — за переговоры, да на зарплату себе и шефу восемнадцать тысяч. От так называемой удачной сделки на расчетном счету осталось несчастных восемь тысяч триста восемнадцать рублей! И если в сумму сделки включить деньги, "пожертвованные" самим Потребенько, то выходило, что их прибыль от этой сделки составила ни много ни мало — пять тысяч четыреста восемьдесят два рубля… убытка!!!
