8 февраля 1850 года супруг Анны Петровны отправился из Сосниц в Тверскую губернию к сестре Лизе, которая жила у тётки Татьяны Петровны Львовой в Митине. Побывал он и в Прямухине у Бакуниных – Александр Александрович Бакунин был влюблён в Лизу и собирался на ней жениться. Возвратившись 3 марта, Александр Васильевич записал в дневнике: «Побывал я в разумной беседе трезвых людей – разумных Бакуниных! Сколько ума, знаний, сколько доблести в этом чудном семействе!.. »
Львовы и Бакунины, увидев, какое благостное впечатление произвела на гостя митинская и прямухинская атмосфера, предложили Марковым–Виноградским перебраться с семьёй в Тверскую губернию и пообещали помочь главе семьи занять какую–нибудь выборную должность в Новоторжском уезде. Однако и Александр Васильевич, и Анна Петровна, при всей заманчивости этого предложения, не решились покинуть Сосницы. «Нас призывают родные служить в Торжке, – записал в дневнике Марков–Виноградский, – а нам так хорошо по временам в своём мирном приюте… Но, может, я там пойду в ход и буду иметь деньги!.. Да жаль покинуть своё и уехать на чужое…»
Анна Петровна в письме Лизе Марковой–Виноградской от 12 августа 1850 года также высказала свои колебания и даже страх перед возможным переездом, не в последнюю очередь вызванный необходимостью затрат на его осуществление: «Долго мы с мужем тосковали о мечте жить и служить в Торжке! Почти было решено, что нельзя нам подняться; дорого будет стоить… и всё одолжаться?! Это страшно мучительно! Притом же говорят, по выборам иначе служить нельзя, как надо иметь свою собственность, хоть маленькую, в том уезде. Потом, подумай ты сама: если нам здесь трудно прожить, т. е. промаяться, [на] 700 р. в год, то там ещё труднее будет; там всё дороже, здесь же у нас хлеб, соль, дрова и все овощи зимой и летом не покупные… Обсуди всё хорошенько… Напиши, моя душечка, обо всём подробно брату, потолкуй со всеми и пусть общий совет решит. Мне – страшно!.. Вот если бы дядюшка Константин Маркович на меня обратил милостивое внимание; или если б что–нибудь вышло из наших писем с тобою к Татьяне Борисовне{79}, смело бы можно ехать».
11 января 1852 года Елизавета Васильевна Маркова–Виноградская вышла замуж за Бакунина и поселилась в Прямухине.
Сохранилась большая переписка Анны Петровны и Александра Васильевича с Е. В. Бакуниной, из которой опубликована только малая часть. Наша героиня делилась с золовкой воспоминаниями о детстве в Бернове и, не боясь быть непонятой и не стесняясь, рассказывала трепетные истории о семейном счастье с «Василичем»: «Муж сегодня поехал по своей должности на неделю, а, может быть, и дольше. Ты не можешь себе представить, как я тоскую, когда он уезжает! Вообрази и пожури меня за то, что я сделалась необыкновенно мнительна и суеверна; я боюсь, – чего бы ты думала? Никогда не угадаешь! Боюсь того, что мы оба никогда ещё не были, кажется, так нежны друг к другу, так счастливы, так согласны! На стороне только и слышно, что ставят в пример нас. Говорят молодые, новые супруги: „Нам только бы хотелось быть так счастливыми, как Анна Петровна и Александр Васильевич!..“ Все видят, что мы счастливы, все завидуют, может быть; а никому не придёт в голову, как мы его выработали, и что, может быть, на это надо было и уменья? Я думаю, что кто счастлив, тот и мудр, и должно этому учиться».
Она попросила Александра Бакунина, неплохо рисовавшего, сделать копию с карандашного портрета дедушки, И. П. Вульфа, а по получении её написала ему: «Благодарю вас, добрый брат, за ваши труды. Портрет очень похож и прекрасно сделан. Один мой глаз мог только отличить его от подлинника. Завидный талант у вас».
13 апреля 1852 года Анна Петровна переписала и отправила Елизавете Васильевне вычитанную где–то понравившуюся ей фразу о тонкостях супружеских отношений: «Если бы женщины понимали, что нужно стараться всегда нравиться своему мужу, – их мужья вели бы себя лучше; некоторые из мужей единственно потому изменяют своему долгу, что жёны их не стараются поддерживать в них супружеской привязанности». Ах, как она была с этим согласна!
В августе 1852 года Марков–Виноградский вместе с сыном на 500 рублей, присланные сестрой, отправился в Прямухи–но навестить её[65]. Анна Петровна страдала в разлуке с близкими. «Я осталась больная совсем, – писала она Елизавете Васильевне, – а уж какая грустная, ты себе этого и представить не можешь. Пока я их знала в дороге, я мучилась несказанно и боялась ужасно… Я не переставала томиться и беспокоиться, пока не получила письма из Митина».
7 сентября, возвратившись в Сосницы, Александр Васильевич записал в дневнике: «Ездил к милой своей сестре, Лизе Бакуниной, за 900 вёрст в Торжок видеть её, моего дружочка, – жил несколько дней её жизнью и, истомившись мрачными мыслями о том, что делается у меня дома, возвратился 30 августа в объятия своей жены… Я ездил с Сашею, хотел ознакомить его с лучшим миром, нежели тот, в котором он прозябает. И он насмотрелся на многое, что и во сне не видел прежде».
В 1853 году Маркову–Виноградскому снова пришлось поехать с сыном в Прямухино, на этот раз – на похороны Елизаветы Васильевны. 20 января она родила сына Алексея, а спустя три с небольшим месяца, 5 мая, так и не оправившись после родов, умерла. Похоронили её в семейном склепе Бакуниных возле церкви. Александр Васильевич пробыл у Бакуниных с 9 по 31 мая.
После возвращения «в объятия жены» Марков–Виноград–ский безуспешно пытался получить место городничего в Подольской или Волынской губерниях[66].
Анна Петровна также делала попытки пристроить мужа на службу. 27 февраля (к сожалению, в письме год не указан) она собственноручно написала своему прежнему поклоннику А. И. Подолинскому в Одессу:
«Вот уже год, как я писала к вам, любезнейший, добрейший Андрей Иванович!.. Ваш ответ тронул меня до глубины души, но я не ответила вам, посчитав, что ваше отсутствие продлится на неопределённое время, и моё письмо будет гулять по России.
Дядюшка не обратил внимания на мою просьбу и скорбное воззвание помочь мне, несмотря на прежние обещания. Я не упрекаю в этом ни его, ни ещё менее вас, зная вашу душу и благородное стремление обязать меня. Я вам за всё это благодарна!
Несмотря на неудачную попытку с этой стороны, мне на днях ещё выпало на мысль одно средство извлечь себя из стеснённого положения, в котором мы находимся. Это средство почти зависит от вас, и я беру смелость о нём вас утруждать просьбою.
Скажите мне, как вы думаете, нет ли какой возможности получить место в Одессе? Вы спросите: какого роду? По каким его способностям? Какого чина, может быть? Что до чинов, кто об этом теперь думает? Деньги – вот рычаг единственный, и я полагаю, что муж мой согласен бы занять всякую должность, лишь бы она могла доставить средства содержать его семью, т. е. меня и нашего сына, и дать ему приличное воспитание.
Я слыхала, что места на конторах у негоциантов весьма прибыльны и спокойны. Напишите мне об этом и ваше мнение. <… > Скажите, что это возможно, что вы не откажете похлопотать об месте в Одессе и напишете мне какого роду – какое жалованье, и я буду стараться в средствах туда приехать – может быть, и дядюшка, познакомившись с мужем моим, которого покамест рекомендовать заочно я поручаю вашему доброжелательству, соблаговолит обратить на нас милостивое внимание и подаст нам руку помощи».
Одесса привлекала её не только с точки зрения службы мужа: «С этим бы осуществилась давнишняя мечта моя пожить в Одессе, подышать южным воздухом, полежать на берегу моря, пожить хоть немножко настоящей жизнью! <…> Я хочу перезвать из Петербурга дочь мою, которой петербургский климат вреден, к нам присоединится ещё одна чета супругов, желающих там поселиться и служить. Одним словом, я вам обещаю маленькую колонию людей очень образованных, любезных и любящих, и готовых вас любить по–прежнему всем сердцем, т. е. как я, которую вы знали и понимали. С нетерпением и трепетом буду ждать ответа вашего.
