И, однако ж, он однажды мне говорил, кстати о женщине, которая его обожала и терпеливо переносила его равнодушие: «Rien de plus insipide que la patience et la resignation» (Ничего нет пошлее терпенья и самоотречения; в другом переводе – Нет ничего безвкуснее долготерпения и безропотности. – В. С.)». Может быть, Пушкин адресовал эту фразу и самой А. П. Керн?..

А в отношении любви… Анна Петровна в одном из своих воспоминаний уверенно заявила: «Я думаю, он никого истинно не любил, кроме няни своей и потом сестры».

Другая муза поэта, дочь генерала Н. Н. Раевского М. Н. Волконская – умная, чуткая и проницательная женщина – наверное, лучше других выразила суть отношений Пушкина с женщинами: «Как поэт, он считал своим долгом быть влюблённым во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми встречался… В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал всё, что видел…»

18 октября 1828 года С. А. Соболевский выехал из Москвы за границу. Вернувшись в Россию 22 июля 1833 года, он провёл несколько дней в Петербурге, где встретился с Пушкиным и подарил ему привезённое из–за границы запрещённое в России издание сочинений Мицкевича. 17 августа Соболевский с Пушкиным ехали вместе из Петербурга до Торжка.

Наиболее интенсивное общение Пушкина и Соболевского происходило в 1834—1835 годах в Петербурге. О. С. Павлищева писала в это время, что без приятеля «Александр жить не может». Вероятно, в это время Сергей Александрович встречался и с А. П. Керн. До нас дошло стихотворное послание Льва Пушкина, в котором сообщается об одном неудавшемся визите к ней вместе с Соболевским:

В августе 1836 года Соболевский вновь уехал за границу, где его и застало известие о смерти Пушкина. По мнению В. А. Соллогуба (с ним был согласен и петербургский приятель Пушкина Павел Муханов), Соболевский, «по влиянию его на Пушкина, один мог бы удержать его» от дуэли с Дантесом. Сохранились девять писем Пушкина Соболевскому и четыре письма Соболевского Пушкину. Ему адресована и так называемая «подорожная» поэта «У Гальони иль Кальони».

Соболевский очень много знал о личной жизни Пушкина и Анны Петровны, но не поведал об этом даже после смерти поэта, ибо считал, что «неприлично пользоваться, для увеселения публики, дружескою доверенностию покойного». Небольшое письмо–воспоминание, написанное им в 1867 году историку М. П. Погодину, да статья «Таинственные приметы в жизни Пушкина», опубликованная в 1870 году в «Русском архиве», – вот всё, что он счёл возможным предать публичной огласке. Но одна данная им характеристика заменит несколько страниц иных воспоминаний: «Отличительною чертою Пушкина была память сердца; он любил старых знакомых и был благодарен за оказанную ему дружбу, особенно тем, которые любили в нём его личность, а не его знаменитость; он ценил добрые советы, данные ему вовремя, не в перекор первым порывам горячности, проведённые рассудительно и основанные не на общих местах, а сообразно с светскими мнениями о том, что есть честь, и о том, что называется честью…»

19 октября 1828 года Пушкин приехал на квартиру Дельвигов, чтобы засвидетельствовать своё почтение Софье Михайловне, у которой 20 октября был день рождения. У Дельвигов, как всегда, находилась Анна Керн. Был обед, а потом задушевная беседа. Разговор шёл о предстоящем отъезде поэта в Тверскую губернию, в Малинники, к Прасковье Александровне Осиповой. С собой Пушкин привёз двухтомник римского поэта Стация во французском переводе «L' Achil–leide et les Sylves de Stece» (Ахиллеида и Сильвы Стация), издания 1802 года; на обороте предтитульного листа первого тома он набросал:

Созвучные этой встрече шутливые строки из стихотворения Стация:

навеяли Пушкину шутливый экспромт:

На основании собственноручной приписки, сделанной под стихотворением Анной Петровной: «А. К. 19 окт. 1828–го года, С. П–г.», можно утверждать, что оно или было посвящено ей, или является плодом их совместного с Пушкиным творчества.

Вечером, распрощавшись с дамами, Пушкин вместе с Дельвигом отправился в гостиницу Демута, где в номере лицеиста А. Д. Тыркова происходило празднование очередной, 17–й годовщины Царскосельского лицея. Пушкин вёл протокол встречи, в конце которого записал следующее четверостишие:

В ночь на 20 октября поэт на целых шесть недель уехал в Малинники. Спустя неделю в письме Алексею Вульфу, уже из тверского имения его матери Пушкин почтительно приветствовал оставшихся в Петербурге друзей: «Здравствуйте; поклонение моё Анне Петровне, дружеское рукопожатие Баронессе… »

Надпись, сделанная А. С. Пушкиным и А. П. Керн на книге Стация. 1828 г.

«По отъезде отца и сестры из Петербурга (25 сентября 1828 года. – В. С.), – цитируем далее воспоминания Анны Петровны о Пушкине, – я перешла на маленькую квартирку в том же доме, где жил Дельвиг, и была свидетельницею свидания его с Пушкиным. Последний, узнавши о приезде Дельвига, тотчас приехал, быстро пробежал через двор и бросился в его объятия; они целовали друг у друга руки и, казалось, не могли наглядеться один на другого. Они всегда так встречались и прощались: была обаятельная прелесть в их встречах и расставаниях.

В эту зиму (1828/29 года. – В. С.) Пушкин часто бывал по вечерам у Дельвига, где собирались два раза в неделю лицейские товарищи его: Лангер, князь Эристов, Яковлев, Комовский и Илличевский. Кроме них, приходили на вечера Подолинский, Щастный, молодые поэты, которых выслушивал и благословлял Дельвиг, как патриарх. Иногда также являлся Сергей Голицын и Михаил Иванович Глинка, гений музыки, добрый и любезный человек, как и свойственно гениальному существу».

Сколько имён, сколько интереснейших личностей в кругу общения Анны Керн!

По мнению некоторых исследователей, одним из поклонников Анны Керн был упомянутый Алексей Дамианович Илличевский (1798—1837), и она отвечала ему взаимностью. Однокурсник Пушкина и Дельвига по Лицею, в ученические годы он по лёгкости пера превосходил товарищей и на равных соперничал с Пушкиным. Лицеисты даже называли его «Державиным». Особенно силён Илличевский был в эпиграммах, некоторые из них впоследствии даже приписывали Пушкину. В 1817—1821 годах он служил при томском генерал–губернаторе, затем в Министерстве государственных имуществ. После возвращения Пушкина из ссылки в Петербург Илличевский продолжил общение с ним. В 1827—1828 годах Пушкин подарил ему вторую главу «Евгения Онегина» с посвящением «Другу Олёсеньке от Француза». Впоследствии он превратился в посредственного поэта, выпустил книгу стихов «Опыты в антологическом роде» (1827). Обычно остроумный и приятный в беседе, Илличевский временами становился вспыльчивым и сварливым, а мнительный и самолюбивый характер мешал его сближению с товарищами.