«Илличевский написал мне, – вспоминала Анна Петровна, – следующее (шуточное, но с большим подтекстом. – В. С.) послание:

Он называл меня:

«На вечера к Дельвигу, – продолжаем цитировать воспоминания Анны Петровны, – являлся и Мицкевич. Вот кто был постоянно любезен и приятен. Какое бесподобное существо! Нам было всегда весело, когда он приезжал. Не помню, встречался ли он часто с Пушкиным, но знаю, что Пушкин и Дельвиг его уважали и любили. Да что мудрёного? Он был так мягок, благодушен, так ласково приноровлялся ко всякому, что все были от него в восторге. Часто он усаживался подле нас, рассказывал сказки, которые он тут же сочинял, и был занимателен для всех и каждого».

Польский поэт Адам Мицкевич (1798—1855) в 1823 году был арестован по делу о тайных обществах в Польше и Литве и сначала заключён в тюрьму в помещении униатского монастыря, а затем в апреле 1824 года выслан из Польши в Центральную Россию под надзор полиции. Мицкевич был широко образован, говорил на многих языках, кроме русского, но, приехав в Россию, очень скоро научился и ему и общался без акцента.

С ноября 1827 года он жил в Петербурге и был постоянным посетителем дельвиговских литературных собраний. Он всегда был корректен, чрезвычайно вежлив, держался, как истинный джентльмен, с благородной простотой. Стройный, с густыми тёмными волосами, с задумчивыми карими глазами, с доброй, затаённо–грустной улыбкой – женщины от него были без ума. Когда Мицкевич воодушевлялся разговором, глаза его загорались, он был остроумен, скор на меткие слова.

Мицкевич присутствовал у Дельвига на чтении Пушкиным «Бориса Годунова» и вместе с хозяином квартиры посоветовал поэту исключить из текста замедляющую действие сцену разговора Отрепьева со злым чернецом. После выхода поэмы Мицкевича «Конрад Валленрод» Жуковский сказал Пушкину: «Знаешь, брат, ведь он заткнёт тебя за пояс». «Ты не так говоришь,– ответил Пушкин, – он уже заткнул меня». В мае 1829 года Мицкевичу удалось получить заграничный паспорт, и он покинул Петербург.

«Сказки в нашем кружке были в моде, – вспоминала Анна Петровна, – потому, что многие из нас верили в чудесное, в привидения и любили всё сверхъестественное. Среди таких бесед многие из тогдашних писателей читали свои произведения. Так, например, Щастный читал нам Фариса (стихотворение Мицкевича. – В. С.), переведённого им тогда, и заслужил всеобщее одобрение. За этот перевод Дельвиг очень благоволил к нему, хотя вообще Щастный как поэт был гораздо ниже других второстепенных писателей».

Непременный участник «дельвиговских вечеров», поэт, переводчик и журналист Василий Николаевич Щастный (1802 – после 1854) был хорошо знаком с А. Мицкевичем, перевёл, кроме «Фариса», его «Крымские сонеты». Он сотрудничал в «Северных цветах», «Невском альманахе», «Подснежнике», «Царском Селе» и «Литературной газете».

Два стихотворения Щастного, датированные 1829 годом, по–видимому, адресованы Анне Петровне:

К*

РЕВНОСТЬ

В. Н. Щастный вместе с М. Л. Яковлевым и другими литераторами, участниками дельвиговских собраний, после смерти их гостеприимного хозяина разбирал архив покойного и, опасаясь вмешательства Третьего отделения, уничтожил значительную его часть.

«Среди других, второстепенных поэтов дельвиговского кружка видное место занимал Подолинский^{58}, – писала Анна Петровна, – и многими его стихами восхищался Пушкин. Особенно нравились ему следующие:

ПОРТРЕТ^{59}

И окончание стихов под заглавием: К ней.

А. И. Подолинский писал в воспоминаниях «По поводу статьи г. В. Б. „Моё знакомство с Воейковым в 1830 году“»: «У Дельвига… Пушкин стал, шутя, сочинять пародию на моё стихотворение:

Последние два стиха он заменил так:

Не лишнее, однако же, заметить, – продолжал Подолинский, – что к этой, будто б в день Ильи разведённой, написаны и самим Пушкиным стихотворения:

И другое: