– Ты глупец.

– Возможно.

Но сам он так больше не думал. Совсем не думал. И когда их с Кей телефонный разговор закончился, он продолжал сидеть, глядя в окно и думая не о Рейчел, а о женщине, которую увидел на ступеньках. С закрытыми глазами он продолжал видеть ее. Точеный профиль, огромные глаза, нежные губы. Он никогда не встречал женщины такой красивой и такой притягательной. И он продолжал сидеть с закрытыми глазами за своим столом, думая о ней. Наконец он со вздохом покачал головой, открыл глаза и поднялся с кресла. Глупо было мечтать о прекрасной незнакомке. Почувствовав себя дураком, он тихо рассмеялся и выбросил ее из головы. Было нелепо влюбляться в абсолютно незнакомую женщину. Но он обнаружил, спускаясь вниз, чтобы приготовить себе ужин, что ему приходится напоминать себе об этом снова и снова.

Солнце заливало спальню, ярко освещая бежевое шелковое постельное покрывало и кресла, обтянутые тем же материалом. Это была большая красивая комната с высокими двустворчатыми окнами, доходившими до пола, из которых открывался вид на залив. Из будуара, примыкавшего к спальне, можно было увидеть мост «Золотые ворота». В обеих комнатах были установлены белые мраморные камины, стены будуара были украшены со вкусом подобранными картинами французских художников, а в инкрустированной горке времен Людовика XV стояла бесценная китайская ваза. Изящный стол того же периода, стоявший напротив окна, уменьшал бы размер другого помещения, но только не этого. Это была великолепная и просторная комната, но безжизненная и холодная. Рядом с будуаром находилась маленькая, обшитая деревянными панелями комната, заполненная книгами на английском, испанском и французском языках. Книги были смыслом ее существования, и именно здесь сейчас стояла Рафаэлла, глядя на залив. Было девять часов утра, и она была одета в стильный черный костюм, ненавязчиво и элегантно подчеркивавший ее грациозную фигуру. Костюм шили для нее в Париже, как и большинство ее одежды, кроме той, которую купила в Испании. Она редко покупала одежду в Сан-Франциско, здесь она вообще почти не выходила из дома. В Сан-Франциско она была невидимкой, чье имя упоминалось очень редко и чьего лица никто не видел. Большинство людей затруднились бы связать ее лицо с именем миссис Джон Генри Филлипс, особенно такое лицо, с идеальной белой кожей и огромными черными глазами. Когда она выходила замуж за Джона Генри, один репортер написал, что она выглядит как сказочная принцесса, и уточнил, что во многих отношениях она такой и была. Но глаза, смотревшие этим октябрьским утром на залив, не были глазами сказочной принцессы. Это были глаза очень одинокой молодой женщины, жившей в очень одиноком мире.

– Ваш завтрак готов, миссис Филлипс.

Горничная в накрахмаленной белой униформе стояла в дверях, и Рафаэлла подумала, что ее слова прозвучали почти как команда. Но она всегда чувствовала себя так в присутствии слуг Джона Генри. И так же чувствовала себя в парижском доме отца и в доме ее дедушки в Испании. Ей всегда казалось, что именно слуги отдают приказы: когда вставать, когда переодеваться, когда обедать, когда ужинать. В доме ее отца в Париже слуга объявлял: «Ужин для мадам подан». А что, если мадам не хочет ужинать? Если она хочет просто посидеть на полу у камина с сэндвичем в руках? Или позавтракать мороженым вместо тостов и яиц пашот? Эта мысль вызвала на ее губах улыбку. Она направилась в спальню. Оглядевшись по сторонам, она убедилась, что все готово. Ее чемоданы из мягчайшей замши шоколадного цвета были сложены аккуратной стопкой в углу комнаты. Большая дорожная сумка стояла рядом. В нее Рафаэлла положит подарки для матери, тети и кузин, свои драгоценности и книгу, чтобы было что почитать в полете.

Глядя на багаж, она не испытывала приятного волнения по поводу предстоящего путешествия. Она почти никогда теперь не испытывала приятного волнения. В ее жизни ничего не осталось. Перед ней тянулось шоссе, ведущее в неизвестном направлении и к неизвестной цели, которая Рафаэллу больше не интересовала. Она знала, что каждый последующий день будет в точности таким же, как и предыдущий. Каждый день она будет делать в точности то, что делала в прошедшие семь лет, за исключением четырех недель летом, когда она летала в Испанию, и нескольких дней до этого, когда она навещала в Париже отца. Еще она изредка летала на несколько дней в Нью-Йорк, чтобы встретиться со своими испанскими друзьями. Казалось, прошло много лет с тех пор, как она покинула Европу, с тех пор, как стала женой Джона Генри. Сейчас все было совсем по-другому, по сравнению с тем, как все начиналось.

Тогда это была волшебная сказка. Или сделка. В этой истории было понемногу и того, и другого. Сначала было бракосочетание между банками «Малль» в Париже, Милане, Мадриде и Барселоне и банками «Филлипс» в Калифорнии и Нью-Йорке. Обе финансовые империи были хорошо известны в деловых кругах. В результате этой сделки и отец Рафаэллы, и Джон Генри появились на обложке журнала «Тайм». Все это привело к тому, что ее отец и Джон Генри стали очень тесно общаться той весной, и по мере того как их дела процветали, Джон Генри все более открыто ухаживал за дочерью Антуана.

Рафаэлла никогда не встречала таких людей, как Джон Генри. Он был высоким, красивым, внушительным и властным, но в то же время деликатным, добрым, учтивым, с постоянно смеющимися глазами. В них иногда вспыхивали озорные искорки, и со временем Рафаэлла узнала, как он любил поддразнивать и дурачиться. Джон Генри также обладал даром творческого воображения. Это был человек выдающегося интеллекта, непревзойденный оратор и ценитель изящного. У него было все, о чем могла мечтать Рафаэлла или любая другая девушка.

Единственным недостатком Джона Генри Филлипса был его возраст. И поначалу в это было трудно даже поверить, глядя на его продолговатое красивое лицо или наблюдая за его мускулистыми руками, когда он играл в теннис или плавал. У него было сильное, стройное тело, которому могли бы позавидовать мужчины вдвое моложе его.

Вначале его возраст не позволял ему, по его мнению, оказывать знаки внимания Рафаэлле. Но по прошествии времени, когда его поездки в Париж становились все чаще, он находил ее все более очаровательной, открытой и прелестной. И, несмотря на свои старомодные идеи, Антуан де Морнэ-Малль не был против того, чтобы его старый друг женился на его единственной дочери. Он ценил красоту своей дочери, ее нежность, открытость и очарование невинности. Но он также понимал, что для любой женщины поймать в свои сети Джона Генри Филлипса было бы неслыханной удачей, несмотря на разницу в возрасте. Он также отдавал себе отчет в том, чем это обернется в будущем для его банка. Подобное решение ему уже приходилось однажды принимать. Его собственный брак был построен на взаимной привязанности, но также и на деловой основе.

Престарелый маркиз де Квадраль, отец его жены, был правящим финансовым гением Мадрида, но его сыновья не унаследовали его страсти к миру финансов и со временем нашли себе занятия в других областях. Несколько лет маркиз искал человека, который стал бы его преемником и управляющим банками, которые маркиз основал за долгие годы работы. И случилось так, что он познакомился с Антуаном, и после долгих переговоров банк «Малль» объединился с банком «Квадраль» для ведения множества совместных сделок. В результате этого союза состояние Антуана выросло в четыре раза, маркиз был в восторге от перспектив, и на сцене появилась дочь маркиза, Алехандра, маркиза де Сантос и Квадраль. Антуан с первого же взгляда увлекся светловолосой голубоглазой испанской красавицей. К этому времени он уже начал задумываться о том, что пора жениться и произвести на свет наследника. В тридцать пять лет он был слишком занят, превращая семейный банковский бизнес в финансовую империю, но сейчас его стали беспокоить и другие соображения. Алехандра была идеальным решением проблемы, к тому же она была очень красива. В девятнадцать лет она была ослепительно хороша собой. Антуану никогда не приходилось видеть такое потрясающе утонченное лицо. Это он рядом с ней выглядел испанцем: черные волосы, темные глаза. Вместе они составляли поразительную пару.