— Пустите-е!.. — сила его крика удваивались, утраивались от вида раскинувшейся за открытой дверцей бездны. — Не на-а-а-да-а-а!…

Аргун провел ладонями по лицу.

— Аллаху акбар! — наконец проговорил он. И кивнул: — Прощай, Ваха!

Дикий вопль выброшенного наружу человека мгновенно заглушил рев двигателей и свист рассекаемого винтами воздуха. Вслед полетел пистолет, который телохранители отобрали у жертвы… Едва дверца захлопнулась, вертолет прекратил барражирование и, круто наклонив лоб вперед, резко устремился в сторону леса.

Никто из летчиков из кабины так ни разу и не выглянул. Они в свое время немало повоевали в Чечне, всякого навидались. А тут — «черножопые» между собой разбираются. Да пусть хоть все друг друга вот так повыкидывают, мало их там намололи…

Вахе показалось, что он падает нескончаемо долго. Сначала он дергался, извивался, стараясь освободиться от наручников, от тяжелого трака, как будто, не будь их, он смог бы опять запрыгнуть в улетавший вертолет. Или замедлить падение и не разбиться при ударе о воду… Потом он вдруг осознал, что это последние мгновения его жизни, что спасти его уже не может никто и ничто. И от понимания этого перестал кричать и дергаться. Он смотрел на горизонт, на темное море леса, на плавно приближавшуюся водную гладь с несколькими рыбацкими лодочками, на заросли камыша вдоль берега… Но видел при этом не ставший уже привычным русский пейзаж, а оставшиеся за бесконечно далеким горизонтом снежные вершины Кавказских гор, бушующие в теснинах реки, прилепившиеся к скалам аулы — все то, что называется родиной, от которой ему довелось погибнуть так далеко…

Он так и вошел в воду, молча, со взором, погруженным в себя. От удара не потерял сознание, какое-то время погружался, задержав дыхание, видя, как стремительно сгущается вокруг него сумрак мутной воды… Ваха даже успел достигнуть илистого дна — и только тогда в его молодое сильное тело начал через ноздри просачиваться, а потом хлынул рвущий нежные альвиолы легких смертоносный водный поток, выдавив остатки уже отработанного воздуха…

— Что это было? — оглянулся на громкий всплеск один из рыбаков.

Его лодка закачалась на волнах, кругами расходившихся от упавшего тела. Мерно покивал гусиным перышком и самодельный пробковый поплавок.

— Да вертолетчики, блин, козлы, кажется, что-то сбросили, — отозвался его сосед по лодке.

— То-то что козлы, — неприязненно согласился первый. — Летают-летают… Делать им не хрена… Только рыбу пугают…

Они дружно, не сговариваясь, выдернули из воды лески и начали перенасаживать наживку. От души плюнули на извивавшихся на крючках розовых червячков. Больше об упавшем в воду предмете они не говорили.

…Между тем вертолет вернулся к осиротевшей даче. Слишком много тайн она хранила, чтобы оставить ее бесхозной.

Машина зависла точно над серединой крыши. Подручные Аргуна один за другим опрокинули за борт два больших ящика. Вниз посыпались десятки стеклянных банок. Одновременно сквозь открытый иллюминатор третий боевик открыл огонь из автомата по будке охранника. Потом саданул по ней из подствольного гранатомета. Взрыв разворотил стену и бетонная плита крыши рухнула на изрешеченное пулями тело.

— Все, уходим!

Вертолет заложил крутой вираж и резко ушел на бреющем в сторону города.

На крыше особняка тут и там начали разгораться десятки, сотни крохотных костерков. С каждым мгновением их становилось все больше, и через несколько минут после того, как вертолет исчез за зубчатой кромкой леса, дом уже полыхал весь — от цоколя до крыши, снаружи и изнутри. В банках, которые высыпали на крышу громилы Аргуна, находился термит — серебристого цвета блестящий металл, а также специальное вещество-воспламенитель. Оказавшись на воздухе, оно само собой возгоралось, пламя легко перебиралось на термит, потушить который практически невозможно. При горении он выделяет такую температуру, что проплавляет даже сталь. Разбиваясь, банки засыпали всю жестяную крышу особняка тысячами небольших кусочков мгновенно загорающегося термита, которые, легко прожигая ее, попадали на чердак, а потом сквозь деревянные перекрытия падали внутрь особняка. Тем временем сверху высыпалась вторая «порция» — банки с напалмом; его густая липкая масса, загоревшись от термита, огненной лавой стекала по стенам, просачивалась внутрь…

Прошли считанные мгновения, а особняк уже превратился в исполинский костер. Время от времени внутри его что-то взрывалось — не то боеприпасы, не то балоны с газом.

Ничего живого в доме остаться не могло.

Здание райотдела милиции уже практически затушили. Оно еще местами курилось дымком, из нутра почерневших бревенчатых обгоревших стен кое-где еще прорывались невесть как сохранившиеся под потоком воды и пены слабенькие язычки огня, но это все было уже не так страшно. Пожарные из брандспойтов тут же их заливали, уничтожая эти малейшие признаки, указывающие, что где-то внутри высохшего за долгие годы дерева может дотлевать огонь.

Все были подавлены: такого разгрома не то что в этих местах — вообще в Подмосковье не бывало.

— Прям Сицилия, — пробурчал старший пожарный. — Прям из кино…

— Ага, кино, — тяжело и сумрачно согласился оказавшийся поблизости закопченный человек в замызганной, местами прожженной милицейской форме, с застывшей на щеке бурой полоской крови. — А вон бутафория лежит…

Он кивнул на рядок лежавших в сторонке на траве обгоревших трупов, невесть кем прикрытых какой-то длинной тряпкой, похожей на старый киноэкран. Еще три трупа — убитые боевики — лежали чуть в стороне.

— Да я же не о том… — стушевался пожарный. И тут же заорал на подвернувшегося под горячую руку подчиненного: — Ты куда льешь, твоють, не видишь, огонь прорвался…

Начальник райотдела уже чуть отошел от шока. Он со своими подчиненными примчался сюда слишком поздно, когда обстрел уже закончился, а боевики скрылись, и возглавил операцию, прекрасно понимая, что вряд ли сумеет что-нибудь сделать — слишком слаженно действовали бандиты, чтобы рассчитывать на то, что они не продумали путей отхода. Однако нужно было действовать, надеясь хотя бы на удачу, — должна же она, эта избалованная капризная дамочка, помочь им наконец хоть в чем-то!.. Ну а главное: начальник был убежден, что идеальных преступлений не бывает — быть может, кто-нибудь из бандитов все же по какой-то причине замешкался и теперь оказался внутри стремительно формирующегося вокруг района кольца "Перехвата".

Андрей Васильевич стоял возле стола, неизвестно откуда тут взявшегося, и внимательно наблюдал за тем, как его заместитель, вслушиваясь в сумбурные и разрозненные сообщения, вразнобой звучащие в наушниках, наносит на карту района оперативную обстановку.

— Где?.. — орал заместитель в микрофон. — Не слышу… В Лидино?.. Отлично! Останавливай всех и вся, чтобы муха не пролетела!.. Кто?.. Палашкино? Ты там плотину держи под контролем — в ту сторону тогда будет не прорваться… Осташково! Осташково, вашу мать, вы там мост держите!.. Всех… Всех подряд, говорю… Да по хрену, что жаловаться будут: каждого из машины, руки на капот — и шмонай по полной программе!..

А сам рисовал, рисовал…

— Тучково, — подсказал начальник.

— Туда они не сунутся — они же на машинах, — попытался возразить заместитель. — Развилку в Старой Рузе перекрыли, мост возле Марса тоже — достаточно будет… А оттуда только электричкой… К тому же это не наш район…

— Делай, что говорят! — сдержанно выговорил начальник. — Они могут на то и рассчитывать, что их не ждут… Может, они уже от машин избавились и автобусами добираются… Так что Тучково, Дорохово, Волоколамск, Можайск… Свяжись с районами, с линейным управлением! Все по полной программе… ГАИ, участковых подключить — всех!

Тут-то и началось.

— Товарищ подполковник!.. Вас глава администрации…

Этого следовало ждать. Но хотелось оттянуть как можно дальше. Разговаривать с начальством… Ну его, в самом деле, по возможности, куда подальше…