Что ж, против такого аргумента офицеру службы безопасности трудно что-либо возразить.

— Но вы уверены, что изобретение пока не зарегистрировано? — Фрэнк перевел разговор в более практическую плоскость.

— Да, конечно, — с облегчением подхватил разговор секретарь. — Я бы об этом уже знал. Тут один деятель сделал сомнительное заявление, что он научился лечить диабет, так в прессе такая шумиха поднялась… Российский Минздрав потом долго разбирался со звонками, которые обрушились на него от больных и родственников больных… Прав это деятель или неправ, мне трудно судить. Но только именно тогда, Фрэнк, я и понял, что многим местным медикам тоже невыгодно, чтобы было изобретено что-то принципиально новое в деле излечения диабета… Простите, не излечения… Ну да в данном случае не в терминологии дело… Поймите, Фрэнк, самое главное: целые школы, направления, кафедры, факультеты, диссертации, профессора, подготовка специалистов, индустрия — все нацелено на лечение болезни традиционными методами. А если пройдет информация об изобретении… Нет, многие местные врачи объективно, хотя и косвенно, оказываются нашими союзниками. В том смысле, что не слишком-то они приветствовали бы появление в этом вопросе чего-то кардинально нового.

— А клятва Гиппократа? — опять негромко напомнил Фарренхауз.

Впрочем, эти слова он обронил так, проформы ради.

Сколько он на своем веку насмотрелся на клятвопреступников…

Просто поработав с людьми, как они сами о себе говорят, самой гуманной профессии, он чувствовал себя несколько причастным к ним. И теперь вдруг оказалось, что в его душе интересы профессионального разведчика и эмоции обыкновенного человека могут вступить в противоречие между собой. В самом деле, будет ли рад открытию, скажем, профессор и доктор наук, который преподает в мединституте курс о том, как правильно откомпенсировать больного на стационаре или амбулаторно; чиновник, сотрудничающий с фирмами "Джонсон и Джонсон", «Хехст», "Нэшнл диагностик продактс", «Байер» или какой-нибудь другой из поставляющих в Россию препараты, в которых нуждаются больные диабетом, или чиновник, который регулярно выезжает в командировки в Бельгию, Штаты, Австралию или Маркланд для заключения выгодных (персонально — кому?) контрактов; участковый эндокринолог, которому осталось до пенсии лет пять и которому на старости лет придется переучиваться на новые методы лечения?.. Да мало ли какой еще можно привести пример, иллюстрирующий, что не всем выгодно новое изобретение…

— У вас есть знакомые в медицинских кругах России, которые связаны с диабетом? — проигнорировав реплику Фрэнка, спросил секретарь.

— Есть, — кивнул Фарренхауз. — С них я и хочу начать… Все же я числюсь официальным работником Всемирной организации здравоохранения, а потому визит к ним будет вполне логичным и оправданным.

Секретарь согласно кивнул.

— Какого уровня эти работники? — уточняюще спросил он.

Как ни говори, а руководителем операции, пусть и формально, оставался он, поэтому имел право задавать такие вопросы.

— Разного, — не стал напускать туману Фарренхауз. — Правда, так получилось, что в свое время я больше общался со спецами детскими… Я уже вам говорил, что в свое время работал под «крышей» Красного Креста и встречался со многими, тогда советскими, врачами… Например, я с лучшей стороны знаю врача Института эндрокринологии и химии гормонов (правда, сейчас этот институт называется как-то по-другому), тогда кандидата, а сейчас, надеюсь, уже доктора медицинских наук Тамару Кураеву, нынешнюю заведующую эндокринологическим отделением седьмой московской детской больницы Ирину Коломину, участкового детского эндокринолога поликлиники, что на Вешняковской улице, только номер забыл, обаятельнейную женщину Раису Баширову…

— Отлично, — секретарь и в самом деле был удовлетворен. — Ну и память у вас… Думаю, что если информация уже стала известной специалистам, кто-то из них был бы в курсе происходящего.

— Надеюсь на то, — с сомнением произнес Фарренхауз. — Вы лучше расскажите мне о самом изобретателе…

— Тут я мало чем могу вас порадовать, — признался секретарь. — Сам изобретатель умер от инфаркта, его непосредственная помощница исчезла, а коллеги по работе убиты в результате бандитского нападения.

Последняя информация для Фрэнка оказалась совершенно неожиданной.

— Значит, мы опоздали. Похоже, за изобретением охотится еще кто-то, — заключил Фрэнк. — Вы знаете, кто именно?

— Догадываемся, — кивнул секретарь. — Скорее всего, это некая кавказская группировка… Но цели ее… Не могу понять. Вы, Фрэнк, даже не представляете, какую силу в Москве набрали кавказцы…

Разговор перешел на профессиональные темы. В этом вопросе сомнений этического плана у Фрэнка больше не возникало.

На въезде в городок, у развилки, подъехавший со стороны Севводстроя «КамАЗ» поджидала невзрачная, битая-перебитая, черная 24-я «волга» со старыми, черными же, облупившимися номерами. В свое время ее по дешевке купили у спившегося хозяина, чуть подновили «движок», привели в порядок ходовую часть, зато дополнительно слегка помяли снаружи. «Волжанку» специально берегли для подобного случая — когда нужно будет куда-то выехать на рисковую акцию, то и бросить потом развалюху не жалко. Даже перерегистрировать не стали, чтобы менты, обнаружив ее на месте преступления, первым делом бросились к старому хозяину. Сегодня вообще в районе должно было появиться немало битой техники…

— Где остальные? — спросил Самурай.

Лишний раз сотовым телефоном он пользоваться не хотел.

Да и вообще не любил все эти новшества, предпочитая действовать по старинке.

— Все на местах, — заверил Костян.

— Ну тогда давайте, поехали!

Двое из «волжанки» запрыгнули в кузов, сам же Самурай пересел в легковушку.

В город они въезжали разными дорогами: «КамАЗ» поехал прямо, мимо школы, в которой учился сын неведомо куда исчезнувшего Беспросветного[8] , «волжана» повернула налево, чтобы, обогнув часть города по окружной дороге, подъехать к милиции с другой стороны.

Все пошло насмарку из-за случайности из разряда тех, которые никогда невозможно предугадать заранее.

На круглом разъезде, от которого в разные стороны отходят четыре дороги, где когда-то, в незапамятные времена, погиб прапорщик Павленков, отчаянно скучал гаишник Он лениво взмахнул жезлом, показывая «Волге» на обочину.

— …твою мать! — проворчал Самурай, мельком взглянув на часы.

Отсчет времени уже пошел, из-за малейшего промедления все могло пойти кувырком.

Ладно, все равно уже ничего изменить невозможно! На ходу вносить коррективы в заранее обдуманный план Самурай не умел — это было не для его мозгов.

— Чуть притормози — а потом сразу по газам! — скомандовал он водителю.

Тот сразу понял что к чему.

— Принято, — отозвался он.

Машина аккуратно подъехала к постовому так, чтобы тот оказался от нее справа. Милиционер уже привычно потянул руку к козырьку, когда над приспущенным стеклом высунулся ствол пистолета. Привыкший к спокойной жизни и службе, пожилой сержант даже не испуганно — удивленно уставился на него. И тот выстрелил. Пуля, выпущенная в упор, попала над бронежилетом, в шею, отшвырнув человека назад. Милиционер, оступившись, упал и покатился по склону вниз, в высокую траву, которой заросла заболоченная низинка.

— Вперед! — скомандовал Самурай, убирая пистолет. — Время уже…

В жизни случается как невероятное везение, так и столь же немыслимая невезуха. Впрочем, нередко эти понятия относятся к одним и тем же событиям — дело только в том, с какой стороны на них посмотреть.

Выпущенная Самураем практически в упор пуля насквозь прошла сквозь шею сержанта, не задев жизненно важных органов. Милиционер, лежа на влажной земле, чувствуя, как из пробитой шеи часто, толчками, вытекает жизнь, потянул к губам прикрепленный к портупее микрофон.