«Отношение к семье Макинтош таково, что их поголовно считают преступниками, которых следует по одному изолировать от общества при первой же возможности, не правда ли?»
(Возражение по причине того, что это заявление необоснованно. Возражение принято.)
«Даже вы говорили, что, если кто-то из Макинтошей выходит на улицу, начинаются неприятности, не так ли?»
— «Я этого не говорил». (Нам все равно, признается он или нет.)
«Вам известно, что Джимми не ходил в школу со второго класса?»
— «Я слышал об этом в ходе расследования».
— «А вам известно, что у него имеются серьезные нарушения обучаемости?»
— «Лично я этого не знал».
— «Вам известно, что он не умеет ни читать, ни писать, не правда ли?»
— «Так мне говорили».
— «Но он может поставить свою подпись?»
— «Да».
— «Вам также известно, что он сидит дома с матерью, не так ли?»
— «Об этом я не знаю. Не знаю, как он проводит время».
— «Сколько лет вы служите на этом участке?»
— «Четыре года».
— «До этого вы никогда не арестовывали этого мальчика, не правда ли?»
— «Нет».
— «Вы никогда до этого не видели Джимми на улице, не так ли?»
— «Не знаю. Может быть, видел».
— «В ходе расследования вы выяснили, что Джимми выходит, только когда мать посылает его за чем-либо, не правда ли?»
— «Откуда мне это знать?» (Мы не отвечаем на вопросы. Мы их задаем.)
«В день убийства, когда вы арестовали мальчика, у него был список продуктов, который дала мать, не так ли?»
— «Да. У него был список».
— «Этот список является уликой номер один?»
— «Да». (Улика показана помощнику шерифа и присяжным, предъявлена суду и принята им в качестве вещественного доказательства.)
«Перестрелка произошла по соседству с магазином „Рынок Милли“?»
— «Да».
— «Напротив заведения „Бар Пипа“?»
— «Да».
— «Никто, по вашим сведениям, не видел Джимми в баре или напротив него?»
— «Не знаю». (Он не отвечает на вопрос, и мы не требуем ответа. Мы знаем, чего добиваемся.)
«Когда вы приехали на место преступления, то увидели там Джимми, не правда ли?»
— «Да. Мы с помощником шерифа Джонсом увидели его и попросили подойти, а он повернулся и побежал».
— «Вы за ним погнались?»
— «Да, погнались».
— «Когда вы его поймали, он был напуган, не правда ли?»
— «Я бы не сказал».
— «Вы поймали его, бросили на стену и сказали: „Все, парень, ты убил полицейского. Где пистолет“?»
— «Что-то вроде этого».
— «У него не было пистолета?»
— «Нет. Но он, возможно, выбросил его, когда убегал. Мы бежали за ним два квартала, он все время нырял в переулки».
— «Вы ведь обыскали его в поисках оружия?» — «Да». — «И не нашли, не так ли?»
— «Нет».
— «Ни один свидетель не видел так называемой перестрелки, в которой участвовал этот мальчик, не правда ли?»
— «Мы не нашли ни одного».
— «Поэтому забрали его и начали допрашивать?»
Пришла очередь задать неприятные вопросы копам, которые допрашивали мальчика. Мы будем задавать их в открытом судебном заседании, когда судья наблюдает за тем, чтобы допрос происходил по закону, — вряд ли справедливая процедура, учитывая их обращение с ребенком. Этот момент можно сделать очевидным следующим образом:
«Я собираюсь продолжить допрос, но мои вопросы задаются в присутствии его чести и ваших адвокатов, чтобы они соответствовали требованиям закона. Вы позвонили матери Джимми, прежде чем допрашивать его?»
— «Нет».
— «Ей было известно о том, что его допрашивают?»
— «Не знаю». (Наш допрос стенографирует судебный секретарь.)
«А вы предприняли какие-нибудь усилия, чтобы запротоколировать допрос Джимми?»
— «Нет. Он просто признался».
— «Вы окружены адвокатами, защищающими ваши права, на заседании присутствует судья Льюис, чтобы убедиться, что мои вопросы не выходят за рамки закона. Вы попытались как-нибудь предоставить такую же правовую защиту для Джимми, прежде чем начали его допрашивать?»
— «Вряд ли».
— «Вы сказали Джимми, что он может попасть на электрический стул, если не скажет то, что вам хотелось услышать, не так ли?»
— «Нет, мы ничего такого не говорили».
— «А если Джимми скажет, что говорили, вы все еще будете это отрицать?» (Защита возражает против этого вопроса, и возражение принимается.)
«И вы сказали Джимми, что, если он не подпишет бумагу, которую перед ним положили, он никогда не сможет вернуться домой к матери, не правда ли?»
— «Нет, неправда». (Мы с присяжными знаем, что свидетель не признается в этом, даже если знает, что это правда.)
«Мальчик не умеет читать, не так ли?»
— «Не знаю».
— «Вы прочитали ему его признание?»
— «Нет».
— «Он прочитал его?»
— «У него была возможность прочитать. Наверное, он так и сделал».
— «Вы ведь не пытались узнать, прочитал ли мальчик свое признание?»
— «Он его подписал».
— «Вы пообещали, что если он подпишет признание, то может пойти домой к матери, не правда ли?»
— «Нет, неправда».
— «А если подпишет, вы не посадите его на электрический стул, так ведь?»
Мы рассказали свою историю предложение за предложением, добавляя лишь слова «не правда ли?». Не важно, что отвечает свидетель, пока наша история честная и основывается на фактах дела, какими их знаем мы, или на выводах, которые можно сделать из принятых судом улик. Чья история является правдой, должны решать присяжные: будет ли это история помощника шерифа Брауна, рассказанная на допросе свидетеля выставившей его стороной, или другая история, изложенная на перекрестном допросе. Как мы видим, перекрестный допрос стал механизмом, с помощью которого мы рассказываем свою историю с помощью свидетеля противной стороны.
Два основных типа перекрестного допроса. Хотя существует много других вариантов методик перекрестного допроса, мы коснемся двух основных способов, преследующих разные цели.
1. Контролируемый перекрестный допрос. Этот метод предназначен для того, чтобы удержать свидетеля в жестких рамках. Он требует от него ответа — по одному на каждый вопрос — относительно одного и только одного факта, так чтобы свидетель шел по определенному пути к выводу, который нужен адвокату.
Представим себе дело, в котором двое полицейских, Смит и Джонс, входят в дом, отвечая на вызов женщины, которая пожаловалась, что муж угрожает ее убить. Мужа находят мертвым. Мы полагаем, что один из полицейских, Смит, среагировал на угрозу слишком остро и застрелил безоружного мужчину, после чего подложил под труп «лишний» пистолет, как его называют в полиции. Рассматривается иск против города и полиции вдовы, требующей возмещения убытков, нанесенных смертью мужа в результате неправомерных действий.
В отсутствие тщательно контролируемого запроса показания Смита в обобщенном виде могут звучать следующим образом: «Мы подъехали к дому, откуда получили вызов. Женщина сказала, что пьяный муж угрожал убить ее. Мы вошли в дом, и из спальни выскочил мужчина. Он был с оружием, поэтому Смит, действуя в порядке самозащиты, застрелил его».
При контролируемом перекрестном допросе каждый вопрос, касающийся одного и только одного факта, тщательно продуман и требует ответа «да» или «нет». Допустим, мы рассматриваем один из фактов, изложенных в полицейском отчете о происшествии:
«„Полицейский Джонс, 23 июня 2003 года вы находились по адресу Парк-плейс, 35, не так ли?“
— „Да“.
— „Примерно в двенадцать ночи?“
— „Да“.
— „Вас вызвали туда вместе с полицейским Генри Смитом, не правда ли?“
— „Да“.
— „Вы вошли в дом, не так ли?“
— „Да“.
— „Когда вы входили в дом, полицейский Смит шел перед вами?“
— „Да“.
— „А когда он вошел, вы услышали выстрелы?“
— „Да“.
— „Вы входили через переднюю комнату?“
— „Да“.
— „Когда вы вошли в переднюю комнату, то увидели покойного?“
— „Да“.