– Ну что, Фарбер, как всегда первый будешь? — пожимая ритуально мне руку, спросил Карански.

– Да, сложно сказать… Столько молодежи, через нее не пробиться, — поскромничал я.

– Ну-ну, не надо прибедняться. Куда им до тебя? Всякий успех достигается годами практики, тренировок и самоотверженного труда! Ты сам это знаешь! Я верю в тебя! — Чего это Карански понесло на плакатную лексику?

– Ну, не всегда так. Можно и Оскара получить на первой роли в кино, — зря я это ляпнул. Ну, кто меня тянул за язык?

Карански как будто стукнуло током.

– Я говорил тебе, Фарбер, не лезь не в свое. Зря ты копал. Ой, зря. Мне искренне жаль, — дальше обходить строй болидов он не стал.

Через мгновение в наушниках шлема опять зазвучал его голос:

– Фарбер, я открою тебе один секрет. Женщины, если они работают в Службе постоянно, в случае беременности высылаются в слип-моду. Навсегда.

Сука.

Несмотря на торжество, греющее меня изнутри, было противно.

– Фарбер! Я здесь! — Услыхал я наконец голос, который для меня был важнее всех побед во всех гонках.

Ух ты!! Вера выглядела потрясающе! Невероятной ткани платье спадало тяжелыми складками с плеч. Казалось, что это просто поток расплавленного серебра струился от её огненных волос. Впервые она воспользовалась косметикой. Странно. Я знаю её столько лет, а вот на тебе, только сейчас понимаю, что люблю самую прекрасную женщину в мире. Что мне мешало раньше? Где оно, мое раньше? Неужели я был так глуп все эти годы? Вера продиралась ко мне сквозь небольшую толпу, образовавшуюся, как обычно, вокруг болидов. В какой-то момент, я видел это, ее остановил Карански. Они перебросились парой слов, и на Веру почему-то это произвело сильное впечатление. Она что-то очень резко ответила Карански и, не оглядываясь, продолжила свое движение ко мне.

– Он что, тебе гадости говорил?

– Ну его, скотина он, — Вера была очень расстроена и возбуждена. — На фиг! Тоже мне, наместник неизвестно кого неизвестно где. Все! После гонки мы с ним вместе поговорим! Ты как? Готов?

– Как Гагарин и Титов! — забывая все, отрапортовал я. — Ты будешь болеть за меня?

– Ещё чего не хватало! — засмеялась Вера. — Ты и так их всех! Кто они, а кто ты?

– А кто я? — я включился в шутливый разговор.

– Ты — мой Фарбер. Ты лучше всех! Будь осторожен, — улыбнулась Вера под звон колокола, оповещающего минутную готовность, — и борись за свою победу. Борись за нас!

Я видел, как мой секундант, назначаемый жеребьевкой, ковыряется возле электрических разъемов стартера. Сквозь многослойную оболочку шлема я услыхал сокрушительный рев турбины. В зеркало заднего обзора было хорошо видно стратифицированный хвост раскаленных газов, вылетающих из чрева двигателя. В то же зеркало я успел разглядеть Веру. Она стояла рядом с Джованни и в ужасе прижимала ладони к щекам. Джованни что-то говорил Вере, подкрепляя слова отточенной жестикуляцией. Потом он взял ладонь Веры в свои руки и что-то вложил в неё. Но я уже заметил это краем глаза. Пронзительный зуммер в наушниках шлема дал старт гонке.

Кто хоть раз в жизни осмысленно участвовал в соревнованиях, знает это чувство. Задолго, порою очень задолго, предвкушение борьбы не дает спать ночью, заставляя ворочаться и усмирять сердцебиение. Любое прикосновение к тому, что имеет отношение к гонкам, также будоражит кровь. Ты в голове прокручиваешь каждый свой шаг в скором состязании, просчитываешь все опасности и опять волнуешься. Потом наступает этот день. И тут происходит что-то странное. Нет ни волнения, ни страха или неуверенности. Есть безразличие. Тогда проиграешь точно. Но иногда, как дар с небес, приходит кураж. Вот тогда нет для тебя ничего невозможного. А поймать кураж… Ну, в общем, профессионалы его ловят каждый по-своему, ну, а тот, кто так, попрыгать пришел — как повезет.

Сегодня с утра у меня было то самое безразличие. Но после разговора с Карански пришло оно — чувство победы. Скорой и неотвратимой. Я знал, мне равных сегодня не будет. А если будет — пусть попробуют.

Первый толчок в спину еще вне темпорального тоннеля приводит к тому, что от перегрузок темнеет в глазах. Но, если приготовился заранее, быстро возвращаешься на этот свет. Нет времени разбираться, кто впереди, кто сзади, потом расскажут. Представляю, что сейчас творится среди зрителей. Ради повышения азарта разрешено делать ставки вплоть до окончания первого круга. Естественно, болельщики гонку видеть не могут, но на гигантские мониторы, установленные по этому случаю, выводят изображение с камер, размещенных на каждом болиде. И общую расстановку на трассе.

Конечно, никто из пилотов не знает, что делают зрители. И вообще, ничего не знает, не соображает и не хочет. Только одно — вперед.

Впереди меня маячит чей-то фиолетовый хвост. Судя по тому, как он просто набирает скорость, он впервые в гонке. Стоит мне разогнаться также, поравняться с ним с большим ускорением — и темпоральный разрыв выбросит меня вперед, к следующему лидеру. Такие тут законы не ньютоновской механики и неландавшевцевой электродинамики. Эйнштейн тут, вообще, рядом не валялся. Просто, очень просто прохожу впереди несущегося. Только на минутку поменялся цвет вокруг. Вместо привычной гаммы — что-то иррациональное. Сам переход похож на давнюю метаморфозу из детского сна. Нечто белое, с мягкими обводами шляпки шампиньона, вдруг начинает подергиваться сеткой коричневых узоров, скукоживается и, разорвав видение, выносит в реальный мир.

Вот он, следующий. Уже, видать, не пацан! Ишь, увидел меня в зеркало и заелозил. Тоннель по своей природе не имеет четких очертаний, а тем более прямоугольных стен. Так — прямая кишка вселенной. Вот и начал метаться по этой кишке впередилетящий. Нервно, закрывая мне проход и не давая ускориться хоть на толику. Ну, таких ездоков мы видели. Вообще, вопрос распределения болидов после старта — вещь вполне детерминированная: у кого мощи в турбине больше, тот и вылетает первый. Главное, на газ пнуть из всей дури. Все остальное — дело совести каждого. Вернее, не совести, чего-то другого… Ну, покачайся слева справа, ну.! Сам виноват, ты влево, я вправо! Прощай!!! Опять белизна, сменяющаяся распадающейся коричневой сеткой… готов!

Я представляю, как, сжав кулаки, Вера следит за монитором. Как подпрыгивает от радости Джованни. Я продвигаюсь вперед, туда, где мне уже ничто не помешает. Следующего я прошел совсем элементарно, а вот теперь вижу полосатое антикрыло.

Так просто не справишься… Вон как. Уже не елозит туда-сюда. Он прилип к моему носу и угадывает мои попытки обойти его. Тертый калач. Влево — вправо — влево. Напоминает спарринг в карате. Когда кошачьими движениями повторяешь движения партнера. Вначале, по неопытности, все сталкиваешься, но постепенно движения начинают становиться синхронными и в итоге получается красивый танец. А вот сейчас — танец с не одной тысячей лошадей под задницей. Но не менее изящный от этого. Вот опять он угадал мою амплитуду и точно, как приклеенный, повторил маневр — с правой границы трассы на левую. Но я не остановил этого легкого перемещения. Левее и левее, овальный стык горизонтальной части тоннеля и вертикальной позволяет мне сделать маневр, доступный только моему болиду — бочку и, пролетев по вертикальной стене, взревев полным форсажем, уйти в очередной обгон.

Я не считал круги, я вообще перестал воспринимать внешний мир. Я был впереди. Судя по всему, следующий болид уже отставал на круг. Сейчас, он согласно правилам, уйдет в сторону и пропустит меня. Он, наверное, правил не читал. Типа, новенький. Ну, что ты ерзаешь? Ничего не выйдет! Но тут произошло нечто непредвиденное. Если тот, кто несется впереди, тормознет настолько резко, что задний влетит ему в зад, то могут произойти две вещи. Если задний ускорялся, то он выскочит вперед. Если задний тормозил, ну так никто и не стукнется. А вот если задний ни то, ни другое… В общем — в одной точке пространства и времени не могут находиться одновременно два объекта. Что происходит — никто не знает. Не случалось, правила такие. А тут случилось. Педаль газа, а с ней и тормоза, улетели куда-то в бездействие, а вслед за ними и я. Мой белоснежный болид, кувыркаясь и описывая реактивной струей сложную кривую в темноте, вылетел за пределы тоннеля. Судя по всему, я летел уже в другом, пустом тоннеле, не в силах справиться с потерявшей всякое управление машиной. Несколько кувырков, переходов из слоя в слой, из времени во время.