– Но я вижу, что вот тут в центре, койка не занята, — я не сдавался.

– А ты попробуй, займи! — вдруг включился в разговор тот, который читал газету Сапе.

Не посчитав нужным обратить внимания на слова, я подошел к свободной койке, бросил на нее выданный прапором нехитрый скарб и, нарочито повернувшись спиной к импровизированному начальству, стал устраивать ночлег.

Брошенную в меня железную монету, тяжелую, с заточенными до остроты бритвы краями, я даже и не увидел. Просто сработал инстинкт. Только чуть отклонил голову. Этого было достаточно, чтобы меткий бросок увенчался ничем.

Успел разобрать свою постель как раз к тому моменту, когда дверь камеры, загремев откинутым окошком, сообщила:

– Завтрак!

Процедура раздачи мятых алюминиевых мисок проходила согласно принятому здесь ритуалу. Из рук в руки. Моя миска тоже прошла почти через все руки в камере. Каждый из присутствующих сдобрил мою пайку смачным плевком. Впрочем, я уже реагировал на это спокойно. Учащенное сердцебиение и ожидание конфликта ушли куда-то далеко. Опять все вокруг застыло.

«Что я делаю в этом искаженном мире? Почему я не ушел сразу? Захотелось острых ощущений? Героем пройтись по местам, где был никем? Вернуться за школьную парту с университетским образованием? Над урками поиздеваться? Гордыня немереная! Бегом отсюда!»

Никто так ничего и не понял. Когда на стук прибежали охранники с автоматами и открыли дверь, им предстала странная картина. Недоумевающие сокамерники смотрели на пахана с тарелкой баланды на голове. Я сидел на своей койке и затем спокойно, в своем ощущении времени, вышел из оттуда. Чтобы навсегда покинуть этот мир. Грызите себе глотки сами. Я не тот герой, чтобы бороться за ваши души.

Утром ноги меня сами понесли к Ларину. Ночной поход в мой старый дом дал мне силы на непростой, как мне казалось, разговор.

– А, зачастил ты сюда, зачастил, — встретил меня улыбкой Ларин.

– Ну, как зачастил? Я раз к тебе только заходил, — возразил я, чувствуя игру Ларина.

– Ну, рассказывай. Можно подумать, что я не знаю, что ты каждую ночь шныряешь через портал. Куда, интересно? Небось, подружку в Юре завел? Толстую, добрую игуанодоншу… — Ларин был в веселом настроении.

– Да нет, я все пытаюсь разобраться, что же я такого в своей жизни натворил. Как мир поменял или от чего спас.

– А нечего ковырять! Ты работал. А что и как — не твоего ума дела! Тебя посылают, ты выполняй. И получай свою спокойную жизнь в слипинг-моде. Считай себя солдатом истории. Дослужишься до полковника — сам будешь определять кого и куда посылать. — Ларин никак не ожидал такого поворота, хотя казалось, что на подобные вопросы он уже отвечал.

– Ну во-первых, в своей слипинг-моде я радости не видел, а во-вторых, ты же знаешь, что я сам могу пойти куда хочу и посылать не надо.

– Ты помнишь слипинг-моду? — у Ларина на лице отразилось легкое удивление. Помолчав, он продолжил: — Ну а то, что ты сам темпоральный коридор открыть можешь, только пожелай… Ну, считай, что ты до генерала дослужился. Можешь спокойно встречать старость.

– Да не спешу я в старость. Не дряхл ещё. Только понять никак не могу, что я делал всю свою жизнь, зачем туда-сюда скакал, ради чего моя память и моя жизнь как рваная газета — слова есть, а смысла не видно. Что я — всю жизнь устрицы носил с твоей подачи?

– Ну, дались тебе эти устрицы! У каждого в жизни приколы бывают! Зато вон, какой анекдот в истории ходит. Ну извини, если обидел тебя чем. А ты их и не даром вообще-то притащил! Кстати — гонки на носу, ты как, покатишь? — Ларин, по-моему, попытался сменить тему.

– Покатить-то покачу, но не о том речь. А остальные мои миссии? Все как одна — доставка всеобщего процветания прямо на дом? На манер пиццы. Скажи мне — бланковской родне, или кто там они, я тоже помогал ради прогресса или чего? — Я никак не хотел уходить от этого разговора.

– Бланк придурок и наглец! Мы все были возмущены. Он думал, ему все сойдет с рук. — Ларин изобразил праведный гнев, — хоть о мертвом так не стоит говорить.

– Поэтому его прихлопнули? Не слишком ли жестоко?

– Я ничего не знаю. Он просто пропал на очередном задании.

– А где?

– Извини, это закрытая информация, — Ларин уже не улыбался из вежливости.

– А ты не боишься, что я сейчас просто шагну в портал и узнаю, где и какая это была миссия, — меня уже определенно заносило в недозволенные области спора.

– Никуда ты не шагнешь, ты не знаешь куда, — эта фраза Ларина уже напоминала спор детей.

– Мне уже шагать не надо. Я и так знаю, что там. Ладно, забудем Бланка, ну а, например, эти идиоты артисты, которых я из воды вытаскивал? Это тоже — историческая бифуркация? Спас миллионы зрителей от недопросмотра очередной мыльной оперы? — я ляпнул первое, что всплыло в памяти. — И ещё, Ларин, скажи, всю ли память вы мне восстанавливали каждый раз, нет ли у меня ещё каких-то дырок в мозгах? Что-нибудь такое, что позволяет нести разумное и вечное с большей лёгкостью?

– Ничего я не знаю про киношников, эта акция была полностью под Карански. А мозги твои в порядке. Все на месте, как мне кажется. Все важное, по крайней мере.

– Да кто может сказать, что мне важно, а что нет!? — я уже был на взводе. — Может, запах фиалки в моем детстве мне важней, чем вся ваша драная разведка! Умники.

– Успокойся, Фарбер. Задаешь и себе и нам сложные и опасные вопросы. Ты всегда был нашим лучшим солдатом. Без страха и упрека. Извини за патетику. Ну, случалась иногда ерунда, сам понимаешь, каждый человек не без слабостей. Но не по злобе ведь, так, из мелкой корысти. Стой, ты куда?? Не подходи к порталу…

Я не слушал его, шагнув в черноту времени.

Кинофабрика, как всегда, жила стохастической жизнью. В эти дни беспорядочность была дополнена грандиозной всенародной пьянкой. Ещё бы! Впервые ОСКАР за лучшую женскую роль получали! Это вам не баран хихикнул. Может, именно из-за той сумятицы, может, по каким другим причинам, но пройти в здание фабрики оказалось проще простого.

– Простите, а где Гришу Минаретова найти? — спросил я первого попавшегося на моем пути киношника.

– Да в двести четырнадцатой он! Наливает! — не останавливаясь, произнес бегущий по коридорам человек.

О! Только сейчас дошло, что этот низкорослый уродец — всенародно любимый Монте-Кристо! Воистину, фабрика грез работает на отбросах других производств! Ну что, зато экологически чистый продукт и природу сохраняет от мусора… Что-то меня на философию потянуло? Наверное, от близости к вечному.

В двести четырнадцатой гудели. Сама дверь, плотно закрытая, источала ауру безудержного веселья. Да и можно понять всю эту братию. Такие призы не часто достаются. Ткнув дверь ладонью, я очутился в плотно накуренной и забитой народом комнате. Где и кто — было совершенно непонятно.

– Во, елы-палы!!! Смотри, кто пришел!! Нет, люди, посмотрите, кто пришел! — ко мне навстречу выскочил Гриша Минаретов, тот самый мой знакомый. Режиссер с побережья. Он, кажется, совсем не изменился с тех пор, только больше следов от пьянства на лице.

– Вот, смотрите! Это тот человек, которому я обязан своим успехом! — заплетающимся языком пропел Гриша.

– Ты же говорил, что обязан успехом мне, — прогудело из табачного дыма.

– Тебе, Никитич, я обязан творческим успехом, а этот человек спас дело всей моей жизни! Слушай, а ты как-то изменился, — это Гриша уже мне.

Да как тут не измениться. Это у Гриши год прошел… А у меня двенадцать. Хотя надо точно проверить.

– Ну, чего ты разошелся, Гриша, ведь не тебе же лично «Оскара» дали, — я решил осадить неуемные эмоции режиссера, — ты бы с героиней познакомил.

– Ага, не мне! Я из этого тупого бревна звезду сделал, и все это знают! И теперь для всех я, Григорий Минаретов, человек, творящий звезд! Да меня, чтобы я эту Стасю на главную роль взял, так руки выкручивали, понимали, что это будет фильм — событие! Мне уже знаешь, сколько жирных папиков позвонило, чтобы их чад пристроил? А теперь, пардон, я выбирать буду!