– Это была ворона, – пискнула Лизавета.

– С винтовкой? – вопрошала Розалия. – Я тебя спрашиваю, у вороны была винтовка?

– Нет, – еле слышно ответила Гликерия.

– Тогда за каким чертом ты сбила меня с ног? Отбивную захотела из меня сделать?

Шухеровская протянула свекрови руку.

– Вставайте.

– Отойди, изверг в юбке! От тебя одни неприятности. Мне нужен еще один телохранитель, чтобы мог защищать меня от тебя. Поняла?

– Ну так… простите… я же… из лучших побуждений.

– Не хватало еще, чтобы ты прыгнула на меня из худших побуждений. Корова! Кретинка! – Розалия понеслась к беседке.

Переведя дух, Лизка неодобрительно посмотрела на Гликерию.

– А еще телохранителем работаете, и не стыдно вам? Надо было ее в клумбу валить, в клумбу.

– Почему в клумбу? – окончательно растерялась Шухеровская.

– Потому что там грязь и было бы намного прикольней. – Направившись к беседке, Лизка крикнула: – Розалия Станиславовна, с вами все в порядке? Головой не ударились? Мозги на месте? В боку не покалывает? Селезенка в норме?

Свекрища негодовала:

– Нет, Лизок, ну ты видела? Видела, что эта глыба со мной сделала?

– Да уж, с каждым днем она становится все безумней. – Лизавета покосилась на понурую Гликерию, которая осталась стоять на дорожке.

– Только бы твой дядя Гриша смог очаровать этот бронетранспортер. Я ему приплатить готова, лишь бы увел из дома Шухеровскую.

Лизка сглотнула.

– Не мешало бы нам ее подготовить к приходу дяди… Гриши.

– И сейчас самый подходящий момент. Гликерия! – Розалия уперла руки в бока. – Живо ко мне!

– Розалия Станиславовна, – заблеяла подбежавшая Модестовна.

– Молчать! Теперь говорить буду я. Так дальше продолжаться не может, это уже переходит все границы. Ты, сама того не замечая, постепенно превращаешься в съехавшую с катушек бабу. Мне даже страшно представить, кем ты станешь лет через пять. Люди тебя за километр обходить будут, надо что-то менять. А самое главное, я знаю, что именно.

Гликерия Модестовна выжидательно смотрела на Розалию.

– Менять?

– Тебе необходимо выйти замуж! Ну, или просто завести мужчину для души.

– Вы забыли, я уже была…

– Знаю-знаю, но согласись, если первый опыт оказался неудачным, нельзя же ставить крест на личной жизни. Вокруг много мужчин, с которыми у тебя может завязаться вполне бурный романчик.

– Вы только присмотритесь получше, – внесла свою лепту в беседу Лизавета.

Гликерия оглянулась.

– Не видать мужиков.

– Детка, не язви, я серьезна как никогда.

– От мужиков одни проблемы, – отмахнулась Модестовна.

– Ты заблуждаешься.

– Их надо обстирывать, обглаживать, готовить, а в ответ никакой благодарности.

– Обстирывать, обглаживать, – передразнила Розалия. – Ты рассуждаешь как древняя старуха. Поверь моему богатому жизненному опыту, помимо всех перечисленных тобой домашних обязанностей, из общения с мужчинами можно извлечь и огромную пользу. – Свекровь намотала на палец прядь черных волос и чуть склонила голову. – Поняла намек?

– Нет.

– А я поняла, – выпалила Лизавета.

– Котенок, ты еще слишком мала для этого.

– Но намек-то все равно поняла.

– Лизок, сделай одолжение, помолчи пару минут. Возвращаемся к главному, Гликерия, я хочу познакомить тебя с мужчиной. Только не отпирайся, своего решения я не изменю.

– Знакомьтесь с ним сами, а мне он ни к чему.

– Ты отказываешься от собственного счастья.

– Я и так счастлива.

– Счастья много не бывает.

– Мне достаточно.

– Гликерия!

– Нет.

– Я требую!

– Не имеете права требовать.

– Ты можешь хотя бы провести с ним один вечер в нашем коттедже?

– Ну чего вам стоит, – протянула Лизка. – Посидим по-семейному за столом, поговорим, то да се. Не понравится он вам, и хрен с ним – другого найдем, мало, что ль, дураков… Ой, я хотела сказать, продолжите жить как прежде.

– Гликерия, куколка, соглашайся.

Шухеровская задумалась.

– На фига мне опять старая нервотрепка?

– Женщине необходимо постоянно ощущать рядом крепкое мужское плечо.

– А сами-то вы не замужем. У вас плеча нет, и ничего, живете, забот не знаете.

– Милочка, а ты в курсе, сколько раз я была замужем? Нет? Тогда тебе лучше не знать.

– Это точно, – подхватила Лизавета. – У Розалии Станиславовны столько крепких плеч было… О! Легче застрелиться, чем пересчитать. Она у нас сушка плесневелая.

Свекрища вытаращила глаза.

– Что ты сказала? Как ты меня назвала?!

Лизавета перепугалась не на шутку.

– Я… ошиблась… Вы не сушка. Ну, как же это называется? Забыла, но сейчас обязательно вспомню. – Она напрягла память и начала нести всякую околесицу: – Ржавый бублик? Нет-нет. Подгорелый сухарик? Ой, опять не то. Старая баранка? Прошлогодний рогалик? Мохеровая булка?

И в тот момент, когда Розалия уже намеревалась оглушить окрестности ненормативной лексикой, Лизка закричала: – Вспомнила! Я вспомнила. Вы – тертый калач. Мои мамка с папкой всегда вас так называют. Прикольно, правда?

Придя к мысли, что быть тертым калачом намного лучше, чем плесневелой сушкой и мохеровой булкой, Розалия смилостивилась и осторожно кивнула.

– Ну, в принципе в твоих словах присутствует доля истины. Я калач тертый.

– А я все равно не согласна, – отрапортовала Гликерия.

Станиславовна решила нажать на нужную кнопочку.

– О’кей. Не согласна так не согласна. В конце концов, не я в скором времени превращусь в законченную алкашку. Лизка, пошли в дом.

– Постойте, – спохватилась Шухеровская. – Кто алкашка?

– Ты.

– Я?

– Вспомни, в каком состоянии мы с Каткой застали тебя в твоей комнатушке. Ты лыка не вязала. Жила в бардаке, среди пустой стеклотары, нажиралась до чертиков с соседом-придурком и катилась по наклонной.

– У меня был кризис!

– Рассказывай сказки в другом месте. Это был не кризис, а это был конец, плавно перетекающий в капец! Если бы не мы, ты до сих пор заливала бы горе водкой. Пораскинь мозгами, пройдет полгода, срок нашего контракта истечет, и чем ты, голубушка, будешь заниматься? С таким характером тебя ни один уважающий себя человек на работу не возьмет. Снова примешься за старое? Утонешь в алкоголе? Молчишь? То-то и оно. А с надежным спутником жизни все сложится наилучшим образом. Все, Лизок, идем.

Гликерия зашмыгала носом.

– Да погодите вы. Стойте!

– Ну, чего еще?

– Этот ваш мужчина, кто хоть он такой?

В глазах свекрови сверкнул озорной огонек.

– Намечается заметный сдвиг в нужном направлении. Гликерия, положись на меня, все будет тип-топ. Во-первых…

Разговор длился около часа, и в конечном итоге Гликерия Модестовна загорелась идеей познакомиться с тем самым принцем, который, по словам свекрови, спасет Гликерию от одиночества и превратит ее жизнь в красивую сказку.

А на следующий день, после обеда, Лизавета вбежала в спальню Розалии и возвестила:

– Завтра вечером начнется супершоу!

– По какому каналу?

– Да не по каналу, шоу начнется у нас дома.

– Намекаешь, что завтра приедет наш спаситель?

– Ага. Константин явится ровно в шесть.

– Отлично-отлично… Подожди, ты хотела сказать, Григорий?

– Нет.

– Как нет? Кто такой Константин?

Лизавета дергала себя за указательный палец и ждала, когда из глаз покатятся слезы. Но заплакать никак не удавалось. Пришлось просто скорчить жалостливую гримасу и заныть: – Розалия Станиславовна, дядя Гриша не сможет приехать. Я ему звонила, и он… Он женился. А-а-а…

Свекрища схватилась за сердце.

– Что ты натворила? Отвечай! Кто появится завтра в коттедже?

– Константин. Ему понравилась Гликерия Модестовна, он написал ей письмо, а я его пригласила.

– Я тебя сейчас ударю!

– Домашнее насилие над детьми наказуемо законом.

– Меня оправдают, когда узнают, что ты за штучка. Куда ты успела вляпаться, а я не в курсе?