Обдумав хорошенько, в какие передряги он может влипнуть, Пики только-только получив в начале сорок третьего звание генерал-майора, запросился на фронт. Думая, что пятидесятилетнего генерала можно остановить от казавшегося начальству нелепого шага нелепым же предложением, Пиккенброку сказали: «Полк в вашем распоряжении». Думали, что он откажется, а он согласился. Полк, как полк. Главным было сбежать от адмирала, оставшегося на капитанском мостике, и в марте сорок третьего Пики принял полк, правда, вскоре перейдя на дивизию.
Адмирал Канарис не мог последовать примеру Пиккенброка. Что мог просить он? Да и мог ли? Просить линкор, крейсер? Смешно. Его кораблем оставался абвер, и он полагал, что сумеет хотя бы продержаться и переплыть на нем море войны поближе к западным друзьям. Адмирал располагал налаженными контактами и в Цюрихе, где генеральный консул, капитан I ранга Ганс Майснер, он же резидент абвера, соприкасался с Алленом Даллесом, резидентом американской разведки в Берне и в Риме, где особо доверенный сотрудник абвера Иозеф Мюллер, по профессии адвокат, поддерживал связи с английскими разведчиками из окружения посла Великобритании в Ватикане, а также и в других городах мира: Анкаре, Мадриде, Стокгольме…
Значительные услуги оказывал адмиралу его личный сердечный друг барон Ино, гражданин Турции, торговец оружием, до нападения на Польшу проживавший постоянно в Берлине и разъезжавший по всему свету. Он являлся крупным негласным сотрудником английской разведки, основной сферой его деятельности во время войны стал Ближний Восток, он нередко посещал Лондон и постоянно был к услугам адмирала. Правда, подчас и адмиралу приходилось выручать барона и его лондонских приятелей. Сейчас, листая одно из досье и встретив знакомую фамилию, Канарис улыбнулся: он вспомнил прошлогоднюю историю, когда барон, презрев все условности конспирации, запросил срочной встречи. Адмирал предложил ему рандеву в Цюрихе с Майснером. Оказалось, что абвер в Риге схватил сотрудника английской разведки с турецким паспортом, который каким-то сумасшедшим образом был куплен у турецкого консула в Риге, приятеля барона. Вероятно, Ино дал кому-то наводку на Эриса. Почему бы и не дать? Теперь же выручай, да еще срочно! Пришлось помочь. Так называемого Дюмереля, так кажется, перевербовали и отпустили. В рядах противника появился еще один лазутчик. Прекрасно! Все остались довольны. Но сейчас речь шла не о личных интригах Канариса против фюрера, с удовольствием используемых англичанами и американцами, но о работе абвера против союзников с позиций нейтральных стран.
Ровно год тому назад, в июне сорок второго, Канарис стоял перед Гитлером как оплеванный, и фюрер не стеснялся в выражениях по адресу возглавляемой им службы, провалившейся при проведении операции «Пасториус» — прямой засылки агентов в Соединенные Штаты. Все началось 14 июня прошлого года, когда с подлодки на восточном побережье, в Аманганзетте на острове Лонг-Айленд в районе Нью-Йорка высадилась первая группа агентов абвера, а тремя днями позже на западном, во Флориде, около Понте Ведра к югу от Джексонвилла — вторая.
Обе группы в количестве десяти человек готовились в течение нескольких месяцев под наблюдением начальника второго (диверсионного) отдела полковника Лахузена в школе, расположенной в местечке Квентэ, около Берлина. Для операции были отобраны немцы американского происхождения. Перед ними стояли широкие задачи в области шпионажа, равно как и диверсий: они должны были взорвать несколько заводов по производству алюминия для самолетостроения, важные участки железных дорог и другие объекты. Однако через несколько дней после высадки германские агенты были задержаны с поличным. У них были изъяты радиопередатчики, взрывчатка, 175 тысяч долларов. Их судил военный трибунал, семь из них согласно приговору были расстреляны.
Когда 30 июня Гитлеру было доложено о несчастье с операцией «Пасториус», он приказал вызвать Канариса.
— Для чего годится ваша секретная служба, если она порождает такие катастрофы? — кричал фюрер.
Канарис ответил, что агенты были схвачены потому, что один из них оказался предателем и заранее выдал операцию ФБР.
— Этот человек был старым членом национал-социалистской партии и кавалером партийного «знака крови». Его рекомендовал мне отдел загранработы партии во главе с рейхслейтером Боле.
Это замечание еще больше разозлило Гитлера, и он уже завопил:
— Прекрасно, если вам не по душе хорошие члены партии, то в будущем вам следует опираться на уголовников и евреев.
Канарис молча. Что он мог ответить? Провал есть провал. Конечно, зря он упомянул о партийной принадлежности предателя, на что фюрер среагировал мгновенно. Заложил тот группу агентов не потому, что был членом НСДАП, а оттого, что работал на ФБР, то есть уже ранее успел предать партию с потрохами.
— Вы правы, мой фюрер, — тихо ответствовал адмирал, — мы имели дело с плохим членом партии. Прошу прощения. Мы обязаны были знать своих людей лучше.
— То-то же, — сказал Гитлер. И после паузы заметил: — Какого дьявола вы затеяли операцию по высадке 14 июня?
Канарис вопросительно вскинул голову. Он не знал, что ответить. Любым ответом можно было вновь попасть впросак, и он лишь пожал плечами.
Уловив замешательство Канариса, фюрер пояснил свой хитроумный вопрос:
— 14 июня сорок первого мне крепко повезло, в тот день Сталин публично дал ясно понять нам и всему миру, что желает обсудить и исполнить все наши требования, что к войне он не готов. Но через год, день в день такие счастливые даты не повторяются, Канарис. Вы совершенно игнорируете гороскопы при решении важных вопросов.
Адмирал начал невнятно бормотать, что это далеко не так, что он тоже… но вот как все плохо сложилось… Гитлер его не слушал. Он сел на своего любимого конька и минут десять вдалбливал в ошарашенную голову шефа разведки свои концепции оккультных наук. Канарис кивал головой в позе послушного ученика и думал о том, кто же находился в более глубоком нокауте: он, в качестве шефа осрамившейся разведки, или Германии, имея во главе такого фюрера?
Сейчас за очередную операцию, из многих проведенных с того злополучного июня, он взялся сам. И как ни странно толчком для новой затеи послужили слова Гитлера и кое-какие события осени сорок второго. Он позвал Ганзена.
— Скажите, полковник, вы в курсе прорабатываемой операции «Нарцисс»?
— Безусловно, экселенц. Я ознакомился с несколькими вариантами, но насколько понимаю ни один из них вас не устроил и практически операция…
— Буксует. Совершенно верно. Нет подходящего исполнителя. Все, что предлагали, это сырые штампы, от которых за десять километров отсвечивает надпись — «сделано в Берлине». Согласны?
— Да нет. Я бы так не сказал…
— Что же вы предлагаете?
— У нас есть прекрасные исполнители и во Франции, и в Голландии, да мало ли где. Вся Европа в нашем распоряжении. Отсюда до Швейцарии рукой подать. Я думаю, Берн лучшая точка.
Канарис с сожалением посмотрел на преемника Пиккенброка и хотел было съязвить, что спасибо, не могли раньше додуматься, до чего все просто. Но затем раздумал.
— Да поймите, полковник, любой чисто европейский вариант является проверяемым. Англичане просеивают дотошно. Европейские кулисы ими обжиты как родной дом. Навести справку о бельгийце? Да любую. За три дня досье сошьют. Мы же уже по три раза провалились на бельгийцах и голландцах. И повторять ошибки не имеем права.
— Но легенду мы отработаем безукоризненную, — не сдавался полковник. — Все завернем в такую обертку, которая будет означать только одно: конфетка прямо из движения Сопротивления.
— Полковник, вы помните сообщение нашей резидентуры из Сан-Себастьяна в декабре прошлого года?
— Насчет этих евреев?..
— Не просто евреев, а восьмерых храбрых узников гетто и двух родных дезертиров доблестного вермахта. Кстати, как их фамилии? — спросил Канарис, проверяя память Ганзена.
— Шефер и Шуман, — без запинки ответил тот.