Действительно, будучи адъютантом командира крейсера «Бремен», патрулировавшего у берегов Латинской Америки перед Первой мировой войной для защиты местных немецких компаний, Канарис участвовал там в каких-то тайных переговорах, за что был награжден боливийским орденом. В период войны он договаривался с англичанами о судьбе крейсера «Дрезден», обнаруженного теми в чилийских территориальных водах. С 1916 года работал по линии разведки в Испании, при выезде в Германию его поймали, посадили в итальянскую тюрьму, где ему грозила смертная казнь, однако с помощью друзей ему удалось выпутаться.
Конец войны Канарис встретил в качестве командира подводной лодки. По возвращении в Германию примкнул к тем силам, которые задушили революцию, и был ближайшим советником военных заговорщиков, организовавших убийство К. Либнехта и Р. Люксембург. В 1919 году он был адъютантом у военного министра Г. Носке, в 1920 — участвовал в антиправительственном путче, который провалился за двое суток, после чего сумел вернуться на службу в министерстве! В 1924 году его послали в Японию, где создавались новые подводные лодки для Германии, в 1928 — направили в Испанию в связи с аналогичным строительством. Наконец, в 1932 году — командирство на «Силезии» и через короткое время перевод на скромную должность начальника береговой охраны в малюсеньком Свинемюнде, откуда явственно просматривался один путь — на пенсию. Однако судьба распорядилась иначе… Гитлер, вероятно, мог избрать на пост шефа абвера более видную кандидатуру из числа генштабистов, генералов и полковников рейхсвера, с более высокими должностными аргументами, однако он знал чего хочет: нужен был разведчик-профессионал, человек действия, с фантазией, не чурающийся черновой работы, обладающий дипломатической гибкостью, послушанием и хваткой солдата. Всего этого в послужном списке Канариса хватало с избытком. Будучи посвященным в захватнические замыслы Гитлера самим Гитлером, Канарис начал тотальную разведывательную деятельность против намеченных жертв политической экспансии. Находящийся на задворках военного министерства в виде небольшого отдела, абвер стал в темпе развиваться и к 1938 году превратился в Управление разведки и контрразведки «Абвер-заграница», в штатах которого работало 15 тысяч человек. С того же 1938 года, после ликвидации военного министерства, Канарис подчинялся начальнику штаба верховного главнокомандования В. Кейтелю и вскоре только Гитлеру как верховному главнокомандующему и больше никому…
Сегодня, 1 января 1940 года, Канарис пришел на службу позже обычного. Утром он побывал в манеже, поупражнялся в верховой езде, выбрав самую спокойную лошадь — кобылу Венеру. Приведший ее отставной фальдфебель с крейсера «Дрезден» Шульц, устроенный в манеж Канарисом по старой дружбе три года тому назад, сразу определил по этому выбору, что адмирал находится в минорном настроении, ни с кем не будет разговаривать, поэтому позволил себе лишь коротко поздравить его с днем рождения и сообщить, что бригаденфюрер Шелленберг велел подготовить себе лошадь на утро завтрашнего дня. Часто Канарис совершал верховые прогулки с Шелленбергом, во время которых руководители обеих разведок, военной и соответственно Главного управления имперской безопасности, вели свои бесконечные диалоги, обмениваясь информацией и нанося при этом друг другу вежливые уколы легкой сенсационностью сообщений, поступающих по линии их ведомств. Шульц должен был докладывать о всех друзьях адмирала в манеже, чтобы тот мог избежать встреч с теми, кого он не хотел видеть в данный момент. Доводил ли Шульц подобную информацию до Шелленберга, Канарис не знал, но допускал. Встречались они лишь тогда, когда лично созванивались по телефону, либо в районе ипподрома, чтобы прогуляться по лесным дорогам, либо, когда было прохладно, в манеже. Последний раз они виделись позавчера, здесь, в манеже, и Шелленберг деланно выразил сочувствие по поводу того, что при разборе захваченных архивов второго бюро польского генштаба, или проще — военной разведки, нашлись материалы о вербовке поляками военнослужащих германской армии. С точки зрения Канариса, ничего страшного в этом не было: разведка армии любой страны должна добывать информацию, однако неприятен был сам факт, что ведомство Шелленберга, которое не имело никакого отношения к захвату абвером польских архивов, пронюхало об этом, и теперь Шелленберг будет потешать публику своими росказнями.
В масштабах Канариса все это было мелочью, мало ли что не случается при огромных объемах работы, и он найдет, чем в свою очередь досадить Шелленбергу. Единственно, что его злило — это наличие еще одного информатора в собственном ведомстве, который вчера рассказал об успехах польской разведки, а сегодня может ляпнуть об агентах абвера. С мыслью о том, что необходимо издать еще одну директиву об ограничениях при работе с трофейными документами разведок враждебных государств, Канарис соскочил с лошади, кивнул Шульцу, переоделся, сел в свой «опель-адмирал» и отправился в управление, расположенное на улице, носящей имя великого адмирала Германии — на Тирпитцфере, 74. В расположенном здесь особняке находился мозговой центр абвера, работали ведущие руководители военной разведки и располагались основные отделы. Эту резиденцию прозвали «Лисьей норой», поскольку, выполняя архитектурные замыслы «маленького адмирала», в доме понастроили столько и таких коридоров, что недавно принятые сотрудники попросту в них плутали, как в джунглях.
Проходя мимо вытянувшегося в приемной адъютанта, Канарис бросил:
— Пригласите ко мне через час Бентивеньи и Шмальшлегера, — и прошел к себе. Он подошел к небольшому зеркалу, расположенному в комнате отдыха, примыкающей к кабинету, и стал внимательно себя рассматривать. На него глядел усталый, но бодрящийся человек с почти лишенной растительности головой, высоким лбом, слегка нахмуренными бровями, с мешочками под широко расставленными светлыми глазами, глядящими озабоченно, крупным носом, идущими от его крыльев резкими складками, очень большими ушами, слегка отвис шей нижней губой, придающей капризно-презрительное выражение лицу, худой шеей, причем было заметно, что воротник рубашки явно великоват. «Надо поменять размер рубашки, — подумалось ему, — и не носить больше этого горохового костюма. Пора переходить на абсолютно темные тона. Вообще выгляжу на свои пятьдесят три, а может и больше. Обижаться не стоит, вид соответствует затраченным на жизнь силам», — философски заключил Канарис, налил себе минеральной воды и вернулся в кабинет. Он включил огромный ящик «Телефункена» с вертикальной шкалой, настроил его на волну Вены и стал слушать тихую музыку вальсов.
Когда кто-то пытался сказать ему, что он не щадит себя даже в свои дни рождения, он обычно отвечал, что разведка работает день и ночь, без выходных и праздничных дней. В лучшем случае, в свой день рождения он мог позволить себе вот так отключиться на какой час, как он говорил — посмотреть на год назад, на год вперед. Что ж, как разведчик он мог гордиться успехами своей службы. Не было за последние пятьдесят лет ни в одной стране мира руководителя разведки его, Канариса, размаха, самодовольно подумал он. За пять лет сделано столько, что от унижений Версаля остались лишь воспоминания. Занятие Рейнской зоны в марте тридцать шестого было первой открытой пробой сил вермахта и скрытой работы его разведки.
Агентуре абвера во Франции стало точно известно, что французы ничего не предпринимают в ответ на запущенные в Париж пробные шары о предстоящем марше частей верхмахта в зону. На основании этих данных фюрер приказал двинуть туда… одну дивизию — больше наскрести не могли, ибо только-только в Германии прошел первый призыв. Солдат попросту не было. В Рур вошли три батальона. Вошли и стали ждать, что будет. Франция могла выставить в эти дни 90 дивизий, и когда генерал Гамелен придвинул к границам из них лишь больше десятка, даже Гитлер перетрусил, не говоря о военном министре Бломберге, который умолял фюрера отступить. Канарис, опираясь на свою информацию, доказал, что данных о намерениях французов также войти в зону попросту нет, так зачем нам бежать оттуда? Подождем. «Слонам» должно повезти. Они мудрые. Если французы войдут, то мы всегда сможем зону покинуть. Но мы не пешки. Игра удалась. Также блестяще, без единого выстрела была присоединена Австрия.
