— Блеск.

Сержант снова усмехнулся.

— Ja, ja. Может, из этого что-то выйдет.

— Я слышал, он помогал гамбургской полиции.

— В Гамбурге, ja. Полиция в Гамбурге, они не брезговать ничьей помощью.

Мисс Тернер заметила:

— А вдруг он вам скажет, что это не та винтовка, из которой стреляли?

— Тогда, — сказал сержант и улыбнулся, — я спросить, где был фон Динезен в день того знаменитого покушения.

Она кивнула и поджала губы.

— Вы точно знаете, — спросил я, — что стреляли именно в Гитлера?

— О ja, совершенно точно. Если они стрелять в генерала, тогда все в армии и в Friekorps… Вы знаете, что такое Friekorps?

— Да.

— Тогда все в Германии, все, у кого есть оружие, будут гоняться за красными и убить их. Они получать гражданская война. Но если они пристрелить маленького хорька, тогда, может, разозлятся только некоторые нацисты в Мюнхене. Не так уж страшно, верно? За пределами Мюнхена и Баварии маленький хорек никто.

— Вы считаете, это были красные, — сказал я.

— Может, конечно, и красные. Сержант улыбнулся и снова пожал плечами. — А может, кто-то из поганцев правого толка, которые хотят, чтобы мы подумать на красных. — Он обратился к мисс Тернер. — Извините, фрейлейн.

Она улыбнулась.

— Если это были красные, — сказал я, — то как они узнали, что Гитлер будет в Тиргартене?

— Понятия не иметь. — Он усмехнулся. — Хорошо, что вы нам помогать, верно?

— И если это были красные, вы опять же не имеете понятия, кто из них мог быть замешан в это дело?

— Ни малейшего, — весело признался он. И, сложив руки вместе, положил их на стол и наклонился ко мне.

— Значит, в Мюнхен собираетесь?

— Дня через два. Сержант снова ухмыльнулся.

— Вам не помешать кое-что знать. Мюнхен — сумасшедший город, понятно? Большинство правых мерзавцев, они все в Мюнхене. Вы знаете капитана Эрхарта?

— Нет.

— Он капитан морского флота. После войны сколотил бригаду Freikorps. Бригаду Эрхарта. Бравые солдаты. Очень жестокие. И ярые патриоты, ja? Некоторое время он ездить по стране со своими головорезами и убивать красных. Убивать красных очень патриотично. В восемнадцатом они бывать в Киле и убивать красных. В девятнадцатом они уже в Мюнхене, тоже убивать красных. Теперь вот он снова возвращаться в Мюнхен. У него есть секретная группа, называться «Организация Консул». Знаете, что они делать?

— Убивать красных?

Он засмеялся.

— Точно. И не только. Они убивать всех, кто им не нравится. У них есть Mordkommando, эскадроны смерти, их еще называть Feme.

— И мюнхенская полиция что, не может с ними справиться?

Он наклонился вперед и усмехнулся.

— Мюнхенская полиция? Послушать, что я вам расскажу, это правда было на самом деле. Кто-то пришел к Понеру, начальнику мюнхенской полиции, и сказал: «Шеф Понер, правда ли то, что в Мюнхене происходят политические убийства?» И что сказал шеф? Он сказал: «Ja, жаль только, что мало». — Биберкопф рассмеялся и хлопнул ладонью по столу.

Мисс Тернер спросила:

— Сержант, а как нацистская партия связана с группой Эрхарта?

Очередное пожатие массивными плечами.

— Они все заодно, эти правые мерзавцы. Очень может быть, что хорек не любить Эрхарта, считать, что Эрхарт забрал слишком много власть в Мюнхене. Хорек любит верховодить. Но все они хотеть одного. Убивать красных. Освободиться от Веймара. Освободиться от евреев.

Она нахмурилась.

— Но при чем тут евреи?

Он ухмыльнулся.

— Евреи, они ведь хотеть захватить весь мир. Вы этого не знать? Это все есть в известной книге о Сионских мудрецах. В «Протоколах».

— Я читала об этой книге, — заметила мисс Тернер. — Это же подлог.

— Разумеется, подлог, — радостно согласился он. — Русская тайная полиция, они издали ее много лет назад. Но кому какая разница? Там сказано то, что они хотят услышать. Нацисты. И Эрхарт с дружками.

— Сержант, Гитлер действительно играет в Мюнхене важную роль? — спросила мисс Тернер.

— Он главный вождь нацистской партии, а нацистская партия — большая, важная, правая партия в Баварии. В нее уже вступило большинство бойцов из Freikorps.

— И что, у него нет соперников? Может, среди правых есть кто-нибудь, кому не по душе его руководство?

Сержант ухмыльнулся.

— Конечно. И как я уже сказать, может, один из них и попытался убить его в Тиргартене. А все пусть думают, что это красные, да? — Он кивнул. — Но я надеюсь, фрейлейн, что благодаря вам и господин Бомон этому не быть.

— Почему?

— Вы через два дня будете в Мюнхене, так? Если это сделать красные — стрелять, то у вас нет проблем в Мюнхене. Почему? — Он ухмыльнулся. — Потому что почти все красные в Мюнхене уже покойники, ja? Но если это правый мерзавец, то у вас большой выбор. Там, в Мюнхене, полно правых мерзавцев. Если это правый мерзавец, ему не нравиться вы и ваши вопросы, понимать?

— Вы так и не рассказали ему о том, как вчера вечером на вас с господином Ганфштенглем напали, — заметила мисс Тернер.

— Не хотелось сбить его с толку, — сказал я.

Было около одиннадцати, и мы уже успели сменить два такси с тех пор, как уехали из полицейского участка на Александерплац, сделав пересадку у Центрального почтамта. Теперь мы находились на Кёнигштрассе, шумной улице, обрамленной рядами вязов. Светило солнце, и небо было таким голубым, что даже было невозможно себе представить, что оно бывает другого цвета. Почти невозможно.

После нескончаемых дождей деревья, казалось, зеленели особенно ярко, празднично и жизнерадостно. Но здания за деревьями были далеко не праздничного вида. Как и почтамт, все они были построены из темного кирпича или камня и выглядели приземистыми, строгими и неказистыми, как будто специально для того, чтобы показать людям всю свою мрачную суровость. Они походили на свадебные торты, отлитые из свинца.

— Как это — сбить с толку? — поинтересовалась мисс Тернер.

Я взглянул на таксиста. Возможно, я стал относиться к таксистам с не меньшей тревогой, чем Пуци. Но сейчас нас отделяло от водителя стекло, так что, даже если он и понимал по-английски, услышать все равно ничего не мог.

— Ставить в неловкое положение, — пояснил я. — Вчера в «Микадо» произошло убийство. И узнай Биберкопф, что я тут замешан, ему пришлось бы принять соответствующие меры.

— Но вы же пообещали ему сотрудничать.

— Я не смогу с ним сотрудничать, если сяду в тюрьму.

— Но не вы же застрелили того молодчика.

— Он же об этом не знает.

Мисс Тернер кивнула.

— Ладно. Но почему вы не рассказали ему про Нэнси Грин и Грету Нордструм?

— Потому что сперва я хотел бы побеседовать с ними.

— Вы ему не доверяете?

— Я верю, что он хороший полицейский.

— То есть?

— Биберкопф не может ничего поделать, — сказал я. — Он понимает, от этой публики в Мюнхене ему ничего не добиться. И знает, у нас это выйдет лучше, и ему хочется узнать то, что узнаем мы. Но он полицейский, и, с его точки зрения, мы с вами простые граждане. Поэтому ничего взамен давать нам он не хочет. Ведь все, что мы от него сегодня узнали, так это то, что найденная винтовка, «маузер», возможно, совсем не та, из которой стреляли.

— Не только. Он еще сказал, что в покушении могут быть замешаны двое или даже трое, а не один человек. К тому же он сообщил нам и много чего другого.

Я кивнул.

— Возможно, все это нам пригодится. Но взамен он выудил из меня обещание поделиться с ним тем, что мы узнаем от людей в Мюнхене. Более того, мы должны сообщить ему имя стрелка, если найдем его, раньше, чем скажем об этом нацистам.

— Так вы всерьез собираетесь назвать ему имя?

— Да. Рём вчера сказал, что, как только узнает имя стрелка, его можно считать покойником. А я сказал, что сообщу имя Гитлеру. Хотя сообщить это Гитлеру все равно что сказать Рёму. Так что я уж лучше схитрю и сначала назову имя Биберкопфу. В таком случае есть слабая надежда, что малого будут судить по справедливости.