— Госпожа Шрёдер думает, что она не водила мужчин.

— Госпожа Шрёдер думала, что и запах в комнате от дохлой мыши.

— Да? И что?

— Госпожа Шрёдер, по-моему, несколько отстала от жизни, сержант. Мисс Грин могла приводить к себе мужчин раз двадцать или тридцать, и госпожа Шрёдер об этом даже не догадывалась.

Биберкопф кивнул. Откинулся на спинку кресла.

— Ja, может быть, и так. — Он некоторое время смотрел в пол, затем поднял глаза на меня. — Так почему он ее убил?

— Не знаю.

— Ja, я тоже не знаю.

— Мы закончили? — спросил я. — Мы можем идти?

Мисс Тернер бродила по городу в поисках Греты Нордструм. Со слов Пуци, эта Грета была единственным человеком в Берлине, кто мог знать о встрече Гитлера в Тиргартене. Если кто-нибудь выслеживает Грету Нордструм, как выслеживали Нэнси Грин, мне бы не хотелось, чтобы мисс Тернер оказалась на его пути.

Биберкопф взглянул на меня.

— Я хочу знать другие имена, которыми вы располагать. Люди вроде мисс Грин, еще люди в Берлин, которые знать людей в списке.

— Я знаю только одно имя. Грета Нордструм.

Он кивнул.

— И Фридрих Нордструм тоже значиться в этот знаменитый список.

— Его сестра.

Биберкопф обратился к Пуци.

— Когда мы с вами разговаривать после Тиргартен, я ничего не услышать от вас о сестре.

— Я до вчерашнего дня тоже не знал о ее существовании, — ответил Пуци.

— И где она есть?

— Не знаю, — сказал Пуци. — Она проститутка.

— Зарегистрированная проститутка?

— Не знаю. Сомневаюсь.

— Нам сказали, — вмешался я, — что она иногда работает на доктора Гиршфельда. В Институте сексологии на…

— Ja, ja, Бетховенштрассе. Он что, знаменитость, этот профессор Гиршфельд?

— Моя помощница мисс Тернер отправилась туда после полудня, чтобы узнать, как разыскать эту женщину.

Биберкопф кивнул.

— И, может, когда она ее находить, эта Грета Нордструм, она то же мертвая, как мисс Грин.

— Надеюсь, что нет.

— Надеяться не вредно. Если ее сегодня убьют после того, как вы утром не назвали мне ее имени, нам с вами предстоит длинная беседа.

— Понимаю. Но сейчас-то мы можем идти, сержант?

— Сначала вам придется поехать на Александерплац. Мне нужны ваши отпечатки пальцев. Вас обоих. Я позвонить. Предупредить, чтобы они нас ждать. — Первый раз после появления в доме госпожи Шрёдер он улыбнулся. — В этом случае они вас не слишком сильно бить.

Всю дорогу, пока мы ехали в такси в полицейский участок на Александерплац, Пуци дулся.

— Жалко, Фил, — сказал Пуци, — что вы рассказали сержанту о Грете Нордструм.

Он посмотрел вперед на водителя и на полицейского в форме, которого Биберкопф отправил с нами, чтобы «мы не заблудились». В этом такси стекла между передним и задним сиденьями не было.

— Пуци, — сказал я, — люди гибнут. Если Нордструм в опасности, я не могу скрывать ее имя от полиции. А мисс Тернер разыскивает ее по всему Берлину. Что, если тот тип, который убил Нэнси Грин, задумал убить и Нордструм? И что, если мисс Тернер окажется там в самую неподходящую минуту?

— Да, Фил, конечно, я понимаю. Чего уж там. Только смерть мисс Грин, вполне возможно, не имеет никакого отношения к вашему расследованию.

— Она была связана с человеком из вашего списка. Он встречался с ней в тот день, когда стреляли в Тиргартене. И звонил ей за день до ее смерти.

— Гуннар славный парень, Фил, и он был по уши влюблен в эту девушку. Потом, он в Мюнхене. И никак не мог это сделать.

— Может, и нет. Но она умерла поразительно скоро после того выстрела. И тут, похоже, есть какая-то связь.

Пуци глянул на водителя и на полицейского.

— Какая связь?

— Не знаю. Но надо выяснить. И послушайте, Пуци, почему вам так не хотелось, чтобы полицейские узнали про Нордструм?

— Господин Гит… — Он снова взглянул на водителя и полицейского. — Фил, — сказал он, — джентльмен из Мюнхена политик. И очень важно, чтобы с его именем или с партией, которую он возглавляет, не было связано никаких скандалов.

— Он же не виноват, что эта женщина, Нордструм, проститутка.

— Нет, конечно, нет. И Фридрих не виноват. Но любой намек на скандал может нанести большой ущерб. Помните жену Цезаря?

— Нет, — сказал я, — не был знаком.

В участке у нас взяли отпечатки пальцев. А бить никто не собирался.

После этого мы взяли такси на Кёнигштрассе и поехали к Центральному телеграфу. Там пересели в другое такси. Хвоста, по-моему, за нами не было.

Три здания Института сексологии из светло-серого кирпича располагались на краю Тиргартена, под семью высоких дубов. Кабинет доктора Гиршфельда располагался в центральном здании. Пуци выяснил у дежурной, что доктор находится наверху, в музее. Мы поднялись туда по мраморной лестнице.

Остановились у кассы и заплатили две тысячи марок за входные билеты. У кассирши узнали, что Гиршфельд в задней части здания.

Дела у музея шли явно неплохо. По проходам бродили хорошо одетые мужчины и женщины, и с таким напряженно-внимательным видом, словно пришли полюбоваться на восстановленные скелеты динозавров. На самом же деле любоваться им пришлось на выставленные в ряд деревянные вибраторы и искусственные фаллосы всех форм, размеров и окрасок. Имелись там и фотографии голых людей, должно быть, самых что ни на есть «гуттаперчевых», чтобы проделывать друг с другом то, что они проделывали. В одной из витрин были выставлены напоказ пучки искусственных лобковых волос — желтых, черных, красных, рыжих. Среди них были даже ярко-бирюзовые. Все аккуратно расчесаны, взбиты и похожи на бесплотные бороды.

Все это было омерзительно, но по крайней мере отвлекло меня от мыслей о Нэнси Грин.

Стоявший рядом Пуци пробормотал:

— Какая гадость.

— Музей? Или, может, выставка «товаров широкого потребления»?

— И то и другое. Ну да, и все же второе, пожалуй, подходит больше… выставка товаров широкого приобретения.

Я улыбнулся.

— Сомневаюсь, чтобы хоть одному человеку все это могло пригодиться.

— Нет, конечно. Настоящему мужчине все это без надобности, верно?

— Наверно, да, Пуци.

Честно признаться, я и представить себе не мог, чтобы кому-нибудь когда-нибудь пригодились искусственные лобковые волосы, да еще ярко-голубого цвета.

Как нам и подсказали, доктора Гиршфельда мы нашли в дальнем конце музея: он занимался тем, что просматривал какой-то альбом с фотографиями.

— Доктор Гиршфельд? — осведомился я.

— Да. — Он протянул мне руку. — Доктор Магнус Гиршфельд к вашим услугам.

Он оказался низеньким грузным человеком с густыми вьющимися седыми волосами, широким, видавшим виды лицом, крупным носом и длинными обвислыми усами, как у моржа. На нем был длинный черный сюртук и изящный черный галстук, за толстыми линзами пенсне скрывались карие глаза.

Я пожал ему руку.

— Фил Бомон. А это Эрнст Ганфштенгль. Доктор, я полагаю, вы разговаривали с моей напарницей. Мисс Джейн Тернер?

Он улыбнулся.

— Да, конечно. Очаровательная женщина.

— Вы не знаете, где она сейчас?

Он поднял брови.

— Надо же. Сначала является ваша мисс Тернер. Она ищет Грету Мангейм, по ее же словам. И теперь, после того как она уходит, приезжают двое полицейских и тоже ищут Грету. Теперь являетесь вы и разыскиваете мисс Тернер. Мой день превращается в комедию времен Реставрации! — Он опустил брови, наклонился вперед и улыбнулся. — Что за игру вы затеяли, позвольте спросить?

— Я сам точно не знаю. Доктор, настоящее имя Греты Мангейм — Нордструм?

— А, — улыбаясь, сказал он. Выпрямился и снова заложил руки за спину. — Что вы имеете в виду под «настоящим», господин Бомон? Лично я считаю, что, в сущности, все мы имеем право называться так, как нам заблагорассудится, а не слепо следовать воле общества.

— Верно. Грета Мангейм когда-нибудь пользовалась именем Нордструм?