— Помните меня? — осведомился я. — Фил Бомон. А это Джейн Тернер.

Тут Норрис вскинул голову — чувство покорности у него вдруг сменилось отчаянной веселостью.

— Да, да, конечно, дорогой вы мой. Простите за беспорядок. Видите ли, я не ждал гостей.

Простить такой кавардак было трудно. В слабом свете, проникавшем через грязное окно, комната казалась захламленной и запущенной, провонявшей грязным бельем и давно не мытым телом. Стены — бледно-зеленые, цвета жиденького горохового супа. Кровать вроде бы заправлена, если считать, что матрас прикрывали простыня и видавшее виды одеяло. Хотя после уборки на кровати уже успели полежать. На одеяле отпечаталась продолговатая вмятина — в виде человеческой фигуры, а на подушке — округлая серая ямка. Рядом с подушкой лежала раскрытая книга переплетом вверх. Дверь в дешевенький гардероб была открыта — внутри я разглядел костюмы на плечиках, а под ними стопку белья. На столике рядом с кроватью стояла бутылка виски, а рядом — полупустой стакан.

Норрис взглянул на мисс Тернер и начал возиться с пуговицами рубашки.

— Надо же, — сказал он, застегнув наконец рубашку, — какой сюрприз. Он оглядел комнату, как будто только-только смекнул, где находится. Улыбнулся и виновато проговорил: — Я бы предложил вам сесть, но, боюсь, у меня всего лишь один стул.

— Присаживайтесь вон там, — показав на кровать, сказал я. — Мисс Тернер? — Я предложил ей единственный деревянный стул.

— Спасибо, — сказала она. Если мисс Тернер и почувствовала себя неловко в комнате одинокого мужчины, она никак этого не показала.

Господин Норрис присел на краешек кровати и уставился на меня.

— Чем могу быть полезен, дорогой вы мой?

Мисс Тернер села. Я подошел к низкому комоду и оперся о него правым бедром.

— Забавно, не правда ли, — сказал я, — что вы так поспешно покинули Берлин.

— Возникли важные дела. Сами знаете, как оно бывает. — И он с надеждой улыбнулся.

Я обвел унылую грязную комнату нарочито долгим взглядом.

— Да, — согласился я, — дела, как видно, и впрямь были важные.

Норрис взглянул на мисс Тернер, потом перевел взгляд на меня. Он решил перейти в наступление. И, выпятив грудь, заявил:

— Послушайте-ка. Вы не имели никакого права сюда являться и…

— Господин Норрис, — сказал я, — перестаньте.

Он замолчал. Плечи понурились, грудь обмякла. Он посмотрел вниз, потом в сторону, затем снова на меня.

— Что вам от меня надо? — Голос был слабый, подавленный.

— Я не верю, что это вы ее убили, — сказал я. — Думаю, дело было так.

Я сказал:

— Мне кажется, в понедельник ночью вы кое-кого или кое-что видели. Думаю, вы не придали этому значения до среды, пока не узнали, что мисс Грин мертва. И, думаю, тогда вы смекнули: то, что вы видели, и вам сулит опасность. Вот вы и решили исчезнуть.

Я подкинул ему пищу для размышлений. Насколько я успел понять господина Норриса, если он станет все отрицать, значит, я оказался прав или, по крайней мере, был близок к правде. А если он со мной согласится, стало быть, я ошибся.

— Это просто смешно, — сказал он. — У меня были дела здесь, в Мюнхене.

— Какие дела?

— Импорт.

— И что же вы импортируете?

— Сельскохозяйственную продукцию, если уж вам так интересно. Муку из Чехословакии. Я посредничаю между покупателем и продавцом.

Я кивнул.

— Вам известно, кто нас нанял, господин Норрис?

— Нет. — Он вдруг снова вспомнил, кто он, или, вернее, за кого себя выдает. — Я не представляю, почему это должно меня хоть как-то интересовать?

— Нацистская партия. Вы о ней наверняка слышали. Большинство из них — бывшие члены Freikorps, такая вот публика. И здесь, в Мюнхене, они довольно сильны.

— Я слышал о них. Хулиганье. И за пределами Баварии у них нет никакой силы.

— Однако сейчас мы с вами в пределах Баварии. И нацистская партия проявляет большой интерес ко всем, кто хоть что-нибудь знает о мисс Грин и о ее смерти.

— Смешно. С чего бы это вдруг?

— Думаю, ее убил кто-то из них.

Норрис снова уставился на меня.

— Что, если я назову им ваше имя? — спросил я. — Скажу, почти уверен, что вам кое-что известно.

— Но мне же ничего неизвестно. Я же говорил, мы с ней были едва знакомы, с этой женщиной.

— А по словам госпожи Шрёдер, вы постоянно пили с ней чай.

— Госпожа Шрёдер — старая дура.

— Так что же вы видели, господин Норрис?

— Я же сказал, ничего. Совершенно ничего.

— Ладно. Как угодно. Идемте, мисс Тернер.

Мисс Тернер встала. Посмотрела на господина Норриса сверху вниз. И сказала:

— Откровенно говоря, господин Норрис, вы, полагаю, совершаете ужасную ошибку. Мы можем вам помочь. Если эти люди, из партии, вас найдут, вы сами им все расскажете, но тогда уже будет поздно. Для вас, я имею в виду.

Мисс Тернер произнесла все это со знанием дела — ее слова звучали убедительно.

Но господина Норриса они не убедили.

— Не знаю я ничего.

Мисс Тернер печально кивнула.

— Очень жаль, что вы так упрямитесь.

Она двинулась к двери. Я отпрянул от комода и последовал за ней. Она уже потянулась к дверной ручке, когда господин Норрис вдруг сказал:

— Подождите.

Мы с нею остановились и разом повернулись к нему.

— Что она имела в виду? — спросил он. — Чем вы можете мне помочь?

Я сказал:

— Можем достать вам билет до Берлина. И попросить, чтобы вас там охраняла полиция.

— Вы же сказали, что работаете на нацистов.

— Я также работаю и на берлинскую полицию.

Норрис взглянул на мисс Тернер. Затем перевел взгляд на меня. Потом посмотрел направо, в окно. И вздохнул.

Я сказал:

— Так кто там был, господин Норрис? Что вы видели?

— Я видел, как она вернулась в пансион, — проговорил он, обращаясь к окну. Потом взглянул на меня. — Было довольно поздно, часа три ночи. Я возвращался тогда после небольшой вечеринки из Курфюрстендама.

— Она была одна? — спросил я.

— Нет, — ответил он. — С ней был мужчина.

Дальше все пошло как по маслу. Норрис описал того мужчину. Блондин, высокий, красивый. Это вполне мог быть Зонтаг.

Я спросил:

— Вы его раньше когда-нибудь видели?

Норрис сидел все там же, на кровати. Мисс Тернер снова села на стул. А я опять примостился у комода.

— Нет, — сказал он. — Я решил, это кто-нибудь, с кем она познакомилась в кабаре.

— Мисс Грин когда-нибудь упоминала о человеке по имени Зонтаг?

— Да. Гуннар. Дружок. Здешний, из Мюнхена. Но я с ним никогда не встречался.

— Она упоминала, что он нацист?

Норрис взглянул на меня.

— Он что, тоже состоит в их партии?

— Если человек, от которого вы прячетесь, Зонтаг, то, господин Норрис, вы выбрали самое ненадежное место во всей Германии.

— Я и знать не знал, кто он такой. Говорю же, я никогда его раньше не видел. Да и кем бы он ни был, я прячусь не от него.

— Но зачем вам вообще прятаться? — спросил я.

— Я не хотел впутываться в это дело. У меня такое дело, что мы, как бы это сказать, держимся на самой грани закона.

— Черный рынок.

— Лучше скажем, серый. Мне совсем не хочется, чтобы мною начала заниматься полиция. Когда я узнал, что мисс Грин убили, то решил, что пора убраться из Берлина хотя бы на несколько дней.

— Но почему вы подались в Мюнхен?

— Я знаю этот город. Лучше, чем Франкфурт или Штутгарт. Я понятия не имел, что тот, кого я видел, — Гуннар Зонтаг. И что он один из них. В смысле — нацистов. — Он тревожно поглядел на окно, как будто ожидая, что Гуннар Зонтаг вот-вот пролетит мимо и не преминет заглянуть.

— Они вас видели? — спросил я. — Мисс Грин с тем типом?

— Нет. Они стояли у дверей. Я видел их в свете лампочки. Я же был за кустами, за лужайкой. Я там спрятался.

— Почему?

— Не хотел смущать мисс Грин. Она копалась в сумке — думаю, ключ искала. Тогда тот тип вынул из своего кармана другой ключ, открыл дверь. И они вошли в дом.