Он рассмеялся.

— Знаете, что это означает? Что-то вроде «Малыш».

— Почти что Крошка.

Он снова рассмеялся.

— Точно! Прямо в яблочко! Итак, что будете пить? — Он поднял кружку. — Пиво? Не такое славное, как в Мюнхене, но вполне сносное.

— Спасибо, сойдет и стакан воды.

Он сказал что-то бармену, отпил глоток пива, поставил кружку и снова повернулся ко мне.

— Можно задать вам один вопрос? Личного свойства?

— Смотря какой.

— Надеюсь, не слишком личный.

— Валяйте, — сказал я.

— Вы были на Великой войне?[13]

— Да, был. А вы?

Бармен поставил напротив меня стакан со льдом и плеснул туда минеральной воды из маленькой бутылки. Прежде чем ответить, Ганфштенгль дождался, когда бармен отойдет.

— Увы, нет, — признался он. — Я был тогда в Нью-Йорке. И чуть не угодил в кутузку. Друзья помогли — спасли меня от лагеря для интернированных, хотя разрешения вернуться в Германию до окончания войны я так и не получил. О чем глубоко сожалею.

— Не стоит.

Он нахмурился.

— Простите?

— Не стоит сожалеть, что не попали на войну.

— Ну, Фил, тут я с вами не согласен. — Его широкое лицо стало серьезным. — Определенно, это один из важнейших этапов в жизни мужчины. Воинская дружба, острые ощущения, ужас — конечно, не без того, но и радость тоже. Думаю, такое никогда не забудешь.

— Угу. То-то и оно.

— Да, но…

— Пуци, — перебил я.

Он взглянул на меня и кивнул.

— Не хотите об этом говорить, угадал?

— Да.

— Ну, как скажете. — Он хлебнул пива. — Только я заговорил об этом не без причины.

— В чем же дело?

Он нахмурился.

— Деликатный вопрос. Но мне все же придется обсудить его с вами. Кое-кто в партии… беспокоится насчет вас с мисс Тернер.

— Беспокоится? — удивился я.

— Вы же американец. А мисс Тернер англичанка. И кое-кто из партийцев боится, что вы все еще питаете враждебные чувства к нам, немцам. К фрицам, понимаете? К немчуре. К злобным гуннам. — Он печально улыбнулся. Я понаслушался всякого такого, пока жил в Нью-Йорке. Я знал женщин, светских дам, которые перестали выгуливать своих овчарок, потому что не хотели, чтобы их видели с собаками немецкой породы.

Как раз накануне мы с мисс Тернер вспоминали войну, и я передал Ганфштенглю то, что сказал ей.

— Война уже давно закончилась.

— Да, но от старых привычек трудно избавиться.

— Если это все еще беспокоит партийцев, зачем они наняли пинкертонов? Наверно, и в Германии есть частные сыскные агентства.

— Нанять пинкертонов предложил господин Гитлер. Он знает репутацию агентства и питает к нему доверие. И, разумеется, к вам с мисс Тернер. Он необыкновенный человек, Фил, поразительно широких взглядов. Верю, только он и спасет Германию.

— Если Гитлер не беспокоится…

— Не все партийцы отличаются столь глубоким пониманием. — Он печально улыбнулся. — Боюсь, у некоторых еще сохранились враждебные чувства.

— Тут я ничем не могу помочь.

— Конечно, но если бы я смог их убедить…

— В чем же?

— Во-первых, в том, что вы прекрасно понимаете, насколько серьезно предстоящее расследование. Сегодня для многих из нас господин Гитлер первый человек в Германии. Как я уже говорил, его смерть стала бы трагедией для нас, партийцев, и для всех немцев. Поэтому тот, кто это сделал, должен ответить.

— Хорошо, Пуци, я постараюсь.

— Вы даете мне слово, Фил?

— Какое еще слово?

— Что проведете объективное и тщательное расследование.

— Я всегда так работаю.

— И сохраните в тайне все, что узнаете.

— Все наши расследования строго конфиденциальны.

Он просиял и протянул мне свою ручищу.

— Бесподобно!

Я дал ему свою руку и позволил ее потрясти.

— Спасибо, Фил. Я так рад… — Он глянул через мое плечо. — А вот и мисс Тернер.

— Рекомендую сегодняшнее фирменное блюдо, — сказал Пуци Ганфштенгль, глядя на меня поверх меню. — Свиной желудок, Pfälzer. Бесподобное деревенское блюдо. Желудок нашпиговывают свининой, луком и картошкой и несколько часов варят на пару, на маленьком огне.

— Как-нибудь в другой раз, — сказал я.

Мы сидели в ресторане в задней части гостиницы, самом просторном из двух гостиничных ресторанов, по словам Пуци. Помещение было почти тридцати метров в длину и десяти в ширину, стены украшены мраморными пилястрами и мраморными же медальонами. В зале было полно откормленных немцев и сытых иностранцев — и те и другие тихо и почтенно беседовали. Официанты сновали по толстому ковру так плавно, что казалось, будто они катятся на роликах.

— Тогда, может, Finkenwerder — камбалу? — предложил Пуци. — В это время года она просто бесподобная — мелкая, нежная, сочная. За уши не оттащишь. Ее жарят на сливочном масле — кладут совсем чуть-чуть и добавляют бекон, затем посыпают кусочками поджаренного бекона.

— А говядина у них есть? — спросил я.

Он заглянул в меню.

— Мясо с кислой капустой. И антрекоты.

— Антрекот годится. Нельзя еще картошку и салат?

— Картошку в каком виде предпочитаете? Отварную с маслом? Или Kartoffelpuffer — картофельные блинчики?

— Жареную.

Он кивнул.

— Bratkartoffeln. А вам, мисс Тернер?

— Наверно, камбалу, — сказала она. — И белую спаржу под голландским соусом.

Он снова кивнул.

— А я возьму Pfälzer Saumagen.

Подошел официант и принял заказ. Пуци заказал себе еще кружку пива. Мисс Тернер попросила бокал рислинга, а я — еще стакан воды.

Когда официант ушел, я обратился к Пуци.

— Мне нужен список людей, которые знали о поездке Гитлера в Берлин.

— Разумеется. Список при мне. — Он полез во внутренний карман пиджака, достал небольшой сложенный листок и протянул мне.

Я развернул его. На нем от руки, в алфавитном порядке были обозначены четкими прописными буквами следующие фамилии:

— Каждый из них, — добавил Пуци, — поклялся хранить все в тайне.

Я передал листок мисс Тернер.

— Кто из вас приезжал в Берлин вместе с Гитлером?

— Я и Эмиль Морис, шофер господина Гитлера. Еще Гуннар Зонтаг. Помощник господина Гесса.

— А кто такой Гесс?

— Личный секретарь господина Гитлера.

— А кто эти остальные?

— Капитан Геринг возглавляет атлетическую секцию партии. Фридрих Нордструм — его помощник. Альфред Розенберг — наш пресс-секретарь.

— А капитан Рём?

— Он по связям с армией.

— Ладно. Покушение произошло во вторник, так?

— Да, во вторник восьмого числа. Около четверти шестого вечера.

— А когда договорились о встрече?

— В предыдущую пятницу.

— Значит, все эти люди знали о предстоящей встрече с прошлой пятницы.

— Да.

— Когда вы уехали из Мюнхена?

— В воскресенье около полудня.

— Где-нибудь останавливались по дороге в Берлин?

— В Байрейте на ночь. В небольшом городишке в полутораста километрах от Мюнхена.

— Вы останавливались в гостинице?

— Да, то есть мы — я, Эмиль и Гуннар. Господин Гитлер остановился в доме у Вагнеров. У Козимы Вагнер, вдовы композитора, и ее сына Зигфрида.

— Надо будет и с ними побеседовать.

— Зачем?

— Нужно поговорить со всеми, кто мог знать о встрече Гитлера в Берлине.