Но Эвелин удивился еще больше, когда на крыше он увидел поджидающих их магистра Сигертона и аббата Маркворта. Сигертон держал в руке небольшой алмаз, испускающий достаточно света, чтобы можно было разглядеть выражение его хищного «ястребиного» лица. Юноша низко поклонился и не отрывал взгляда от пола. Проведя в Санта-Мир-Абель вот уже не один месяц, Эвелин видел аббата всего несколько раз — во время вечерни.
Трое почтенных мужей отошли к краю крыши и заговорили между собой. Эвелин старался не подслушивать, но против воли улавливал обрывки разговора, в особенности когда Сигертон громко и недовольно заявил, что это против правил.
— Нигде не сказано, что студент первого года обучения должен подвергаться такому испытанию. Да и что нам это даст даже в случае успеха? — сердито заявил он.
— Это не испытание, а демонстрация, — возразил Джоджонах, непроизвольно повысив голос.
— Хвастовство, точнее говоря, — презрительно усмехнулся Сигертон. — Место уже за ним, к чему все это?
Джоджонах топнул ногой и обвиняюще ткнул пальцем в Сигертона. Эвелин тут же отвел взгляд. Ему было тяжело видеть перебранку между магистрами. В особенности если учесть, что предметом спора был он сам!
Чтобы ничего больше не слышать, Эвелин начал про себя читать вечерние молитвы. Но все же услышал реплику Джоджонаха, касающуюся утренних занятий; что-то насчет того, что это может плохо кончиться, а им нельзя рисковать.
В конце концов аббат Маркворт прервал спор, подняв руку, и подвел обоих магистров к юноше.
— Это необычно, да, — сказал он. — И позвольте сообщить вам, магистры Джоджонах и Сигертон, — это не испытание, не демонстрация и вообще никакого отношения к острову Пиманиникуит не имеет. Просто я хочу удовлетворить свое любопытство.
Он перевел взгляд на Эвелина.
— Я много слышал о тебе, сын мой. По мнению магистра Джоджонаха, ты делаешь поразительные успехи, — Эвелин даже не смог обрадоваться — так велико было охватившее его благоговение. — Ты уже использовал камни? — смысл вопроса не сразу дошел до юноши. — По словам магистра Джоджонаха, ты высоко поднимался с гематитом и разжигал камины с помощью маленьких кристаллов целестита.
Эвелин кивнул, но на этот раз сумел выдавить из себя:
— Лучше всего получается с гематитом.
Отец Маркворт мягко улыбнулся.
— Удовлетвори мое любопытство.
На протянутой ладони отца Маркворта лежали три камня: малахит, с неровными кольцами различных оттенков зеленого, блестящий полированный янтарь и серебристый кусок змеевика, по размеру — самый большой из трех. Все камни имели форму длинных и узких брусков.
— Знаешь, что это такое? — спросил Маркворт.
Эвелину, конечно, были известны магические свойства этих камней — столь различные, что было странно, с чего это аббату пришло в голову собрать их вместе. Юноша кивнул. Маркворт вручил ему камни.
— Можешь почувствовать их силу? — спросил аббат, пристально глядя Эвелину в глаза.
Ему зачем-то нужно знать правду, понял молодой человек. Он хочет быть абсолютно уверен.
Эвелин закрыл глаза, свободной рукой беря камни по одному и стараясь вчувствоваться в их силу. Спустя несколько мгновений он снова открыл глаза, бестрепетно встретил взгляд аббата и кивнул.
— Зачем нужно использовать их в такой комбинации? — рискнул спросить магистр Джоджонах.
Но отец Маркворт лишь гневно отмахнулся от него. Тем не менее Джоджонах снова начал протестовать, и Маркворт отрывисто бросил:
— Я предупреждал, чтобы ты не вмешивался!
Эвелин сглотнул ком в горле; он даже представить себе не мог, что этот мягкий, самый благочестивый в мире человек способен так сердиться.
— Я не могу допустить использование рубина вблизи Санта-Мир-Абель, — продолжал Маркворт. — Не возьму на себя такой риск только ради того, чтобы ты мог гордиться своим студентом, — он снова посмотрел на Эвелина и улыбнулся ему, но теперь эта улыбка не казалась ни мягкой, ни успокаивающей. — Если брат Эвелин не в состоянии использовать простые камни, которые я дал ему, то он не имеет права даже держать в руках вот этот, — он вытянул руку и открыл ладонь, на которой лежал самый прекрасный и совершенный по форме драгоценный камень, который Эвелину когда-либо приходилось видеть. — Корунд. Иначе говоря, рубин. Прежде чем дать его тебе, юноша, я хочу, чтобы ты понял — то, о чем я прошу, в самом деле опасно.
Эвелин кивнул, слишком ошеломленный, чтобы в должной мере осознать, насколько серьезно звучал голос аббата. Тот отдал ему камень.
— Перед тобой головоломка, — объяснил аббат. — Сейчас в гавани нет кораблей. Разберись, в какой последовательности ты должен использовать камни.
С этими словами он отошел к дальнему краю крыши, сделав магистрам знак следовать за собой. Эвелин посмотрел им вслед. От аббата исходило ощущение опасной силы, в его глазах мерцало что-то почти маниакальное, и это пугало Эвелина. Магистр Сигертон не смотрел на юношу, но чувствовалось, как сильно он жаждет его провала. Магистр Джоджонах излучал чувства не меньшей интенсивности, но совершенно противоположные. И еще Эвелин ощутил идущую от Джоджонаха волну страха — страха за своего студента, — и только тут до него дошло, что ему и впрямь угрожает серьезная опасность.
— Разберись, как правильно их использовать, — настойчиво повторил аббат.
Эвелин принялся внимательно разглядывать камни. Рубин в его руке издавал тихий звон — его магическая сила рвалась на свободу. Обдумав, чем это может обернуться для аббатства, если первым использовать рубин, он пришел к выводу, что головоломка не столь уж трудна. Аббат Маркворт недаром упомянул о том, что в гавани сейчас нет судов; Эвелин понял, куда ему следует отправиться. Малахит, янтарь, змеевик, рубин, вот в таком порядке.
Он продолжал задумчиво разглядывать камни. К тому времени, когда он обратится к рубину, первые три камня уже должны быть задействованы. Ему приходилось и раньше использовать вместе два камня, гематит и хризоберилл. Это позволяло, выйдя из тела, не испытывать тяги к тому, чтобы завладеть чужим, рядом с которым оказываешься.
Но три?
Эвелин сделал глубокий вдох, стараясь не смотреть в сторону тех, кто взволнованно наблюдал за ним.
Сначала малахит, сказал он себе, подошел к самому краю крыши и посмотрел на темное, бушующее далеко внизу море. Эвелин крепко сжал малахит и почувствовал магическое покалывание, захватившее сначала только пальцы, потом предплечье и все тело. И вдруг он стал ужасно легким — необыкновенно странное ощущение, похожее на то, когда с гематитом выходишь из тела. После мгновенного колебания он шагнул с края крыши и начал опускаться, но медленно, очень медленно, чтобы не потерять контроль над движением.
Стены башни плавно скользили мимо, уходя ввысь. Потом появилась скала, на которой возвышалась башня. Направляя свое движение, юноша продолжал опускаться, но под углом, одновременно удаляясь в сторону моря.
Оказавшись прямо над пенными бурунами, Эвелин переложил янтарь в ту руку, в которой уже держал малахит. Коснувшись поверхности воды, он глубоко вздохнул и спрятал малахит в карман.
Теперь работал только янтарь, именно он удерживал юношу над морской пучиной. Сделав еще один глубокий вдох, Эвелин медленно пошел над темной водой, едва касаясь ее подвижной поверхности.
Продолжая свой путь, он несколько раз оглянулся через плечо. Нужно было уйти как можно дальше от аббатства, чтобы не нанести ему вреда, используя рубин; к тому же требовалось учесть расположение и высоту башни, на крыше которой стояли аббат и оба магистра, чтобы они смогли стать свидетелями того, что ему предстояло им продемонстрировать.
Теперь Эвелин обратился к змеевику — камню, с которым он до сих пор ни разу всерьез не работал, хотя, конечно, теоретически знал все о свойствах этого камня. Как-то раз магистр Джоджонах использовал его в присутствии Эвелина, когда ему понадобилось достать другой камень из горящего камина. Оставалось верить, что змеевик защитит и юношу.
