— Может, все дело в том, что тебе просто не от кого прятаться, — Эвелин вызывающе поднес фляжку к губам.

Но пить не стал — помешал устремленный на него неумолимый взгляд.

— Чем больше прячешься, тем больше нуждаешься в этом, — заявил кентавр. — Посмотри на меня, брат Эвелин. Загляни в мои глаза, и ты поймешь — я знаю, что говорю. — Эвелин опустил фляжку, не сводя взгляда с кентавра. — Ты правильно сделал, когда сбежал из аббатства и прихватил с собой камни.

— Не пойму, о чем ты.

— Но от меня тебе не спрятаться, Эвелин Десбрис, — со все возрастающей уверенностью продолжал Смотритель. — Ты не боишься ни монахов, ни еще одного Карающего Брата, которого могут отправить разыскивать тебя. Но, друг мой, ты боишься Эвелина, боишься того, что сделал, боишься за свою бессмертную душу. Зачем же, в таком случае, ты запятнал ее?

— Ничего ты не понимаешь.

— Хо, хо, знай наших! — у кентавра получилось очень похоже на Эвелина. — Я понимаю людей и, значит, тебя. Твое пьянство — не больше чем попытка спрятаться от своего прошлого, от решений, которые ты когда-то принял, — не таких уж плохих, между прочим! Слушай меня — я не стану тебе лгать, у меня нет для этого причин. Ты правильно сделал, что сбежал, что прихватил с собой камни, что убил человека, который иначе убил бы тебя самого. Ты сделал то, что должен был, друг мой. Перестань винить себя, смотри лучше вперед. Ты говоришь, что знаешь, в чем твое предназначение, и я верю, что так оно и есть. Ты собираешься убить зверя, и у тебя все получится, не сомневаюсь, но только в том случае, если голова у тебя будет ясная, а на сердце спокойно.

Эти слова, исходящие от создания столь таинственного, мудрого и древнего, больно задели Эвелина. Он перевел взгляд на фляжку и впервые увидел в ней врага, признак собственной слабости.

— Ты не нуждаешься ни в каких «напитках мужества», — продолжал кентавр. — Вот когда ты прикончишь демона, я сам угощу тебя «болотным» винцом, и ты поймешь, что это такое, когда видишь мир перевернутым вверх тормашками! — Не сводя с монаха пристального взгляда, он протянул руку, ухватил его за запястье и пощелкал пальцем по фляжке. — Эвелину нет нужды прятаться от Эвелина, — со всей серьезностью повторил он, и монах, задумавшись на мгновение, медленно кивнул.

— Вот от демона — это другое дело! Пока, — кентавр явно был удовлетворен тем, что ему удалось довести до Эвелина свою точку зрения. — Сейчас тебе нужно прятаться от демона, пока не придет пора, но без этого, — он кивнул на фляжку, — сделать это будет немного легче!

Эвелин задумчиво смотрел на него, пораженный проницательностью кентавра, сумевшего понять, что его и впрямь гложет чувство вины. Спиртное, которое он всегда держал под рукой, подпитывало не мужество, а трусость, было средством спрятаться от самого себя.

Они с улыбкой смотрели друг на друга, а потом, не переставая улыбаться, монах зашвырнул фляжку в кусты.

Кентавр взял свою волынку и негромко заиграл; магия его мелодии обладала той особенностью, что ни человек, ни гоблин, ни даже животное не могли определить, откуда исходит звук. Эта музыка, одновременно и печальная, и полная надежды, успокоила Эвелина и подхлестнула его решимость. Музыка плыла по ночному лесу, мимо любовников и дальше, туда, где на страже стояли бдительные Паулсон и Бурундук. И без того связанные воедино общей целью, все они, слыша ее, чувствовали, что стали еще ближе друг к другу.

Эта тихая ночь, однако, не принесла отдохновения Тантан и Дару. Эльфийка все время приглядывалась к жеребцу, чтобы не пропустить признаков усталости, но он все бежал и бежал, скользил между деревьями так же неудержимо и бесшумно, как Шейла, медленно плывущая ночному по небу.

Они оба и не хотели покоя. Тантан ничего не могла поделать с ощущением жгучей боли, не покидавшим ее с тех пор, как стало ясно, что она не примет участия в этом столь важном походе. И никакая логика не могла ничего тут изменить. Она не меньше Джуравиля, или любого другого эльфа, или человека жаждала гибели демона, но не это толкало ее вперед, нет, не это. Причина крылась не в сознании Тантан, а в ее сердце. Она жаждала догнать отряд отчасти из-за Джуравиля, своего самого близкого друга, несмотря на их постоянные пререкания, но в еще большей степени из-за того, что поход возглавлял Полуночник. Она вложила так много сил, чтобы он стал таким, каким стал, и, точно мать, цепляющаяся за свое дитя, не могла — не хотела! — позволить ему уйти без нее.

Да, именно Полуночник был подлинной причиной этой бешеной скачки по ночному лесу. Человек, которого она много лет обучала, натаскивала и… полюбила, незаметно для самой себя. Она верила в Элбрайна, но все равно хотела быть рядом с ним в эти едва ли не самые мрачные часы его жизни, которые, в этом Тантан не сомневалась, вознесут его на вершину славы.

Пригнувшись к развевающейся на ветру гриве коня, она мысленно умоляла его не останавливаться. Однако Дар, привязанный к Полуночнику не меньше ее, не нуждался в подбадривании и летел вперед, словно стрела.

— Не спорю, ты и твои друзья спасли нас, — голос Линго Грегора звучал чуть хрипло — следствие напряжения, испытываемого на протяжении последних недель, столь богатых ужасными сюрпризами… — Однако это не значит, что нам нравится мысль оказаться в каком-то заколдованном месте.

Словно моля их о заступничестве, он окинул взглядом деревья и посмотрел на Джуравиля, который безо всяких троп и дорог вел их туда, где вздымались высокие, покрытые снегом горы.

— Это лучше, чем иметь дело с гоблинами, — ответил Джуравиль. — Я предлагаю вам надежное убежище, едва ли не самое безопасное во всем мире. И поверь, господин Линго Грегор, мне нелегко было сделать это предложение. Вы — чужаки для тол’алфар, так же, как и мы для вас. Долина, где находится мой дом, закрыта для людей. И все же я веду вас туда, потому что иначе ты и твои товарищи погибнете.

— Не сочти меня неблагодарным, Джуравиль, — пробормотал Линго Грегор.

— Ты проявляешь понятную настороженность, — Джуравиль спустился с дерева, чтобы этот человек — один из немногих, кому он показывался — мог ясно видеть его. — И правильно, учитывая все те беды, которые обрушились на твой народ. Но я-то вам не враг.

— И ты доказал это.

— В таком случае, смелее вперед, Облачный Лес уже недалеко, — сказал Джуравиль. — Считайте, что вам повезло — своими глазами увидеть зачарованную эльфийскую долину.

Джуравиль успокаивал Линго, но у него самого на душе кошки скребли — его мучили сомнения в правильности принятого решения. Это правда, что Элбрайна привели в зачарованную долину и много лет обучали там. Это правда, что Леди Дасслеронд позволила Джуравилю, Тантан и нескольким другим эльфам покинуть долину, чтобы помочь Полуночнику в его борьбе. Но сострадание Леди Дасслеронд не беспредельно, и, приводя людей в Облачный Лес без ее позволения, Джуравиль вовсе не был уверен, что их там примут; может быть, пути, ведущие в долину, будут изменены и станут недоступны даже для него самого! Он знал, что милосердие не чуждо Леди Дасслеронд, но, кроме того, она была достаточно прагматична и остро чувствовала свою ответственность за их тайное царство. Превыше всего для нее было благополучие тол’алфар; не исключено, что и превыше жизней двух десятков людей, которым не повезло оказаться в положении беженцев.

Линго Грегор, казалось, был удовлетворен ответом Джуравиля, хотя слышал эти слова далеко не в первый раз. Эльф испытывал к беженцам безграничное сочувствие. Многие из этих людей во время набегов гоблинов потеряли своих близких, почти все были измучены издевательствами, которым по пути подвергали их злобные твари. Джуравиль готов был успокаивать их снова и снова, столько раз, сколько потребуется, хотя сам в глубине души и не был уверен в исходе задуманного дела.

Линго Грегор отошел к костру, около которого сидели восемнадцать его товарищей. Эльф последовал за ним, но так, что его никто не видел, — по веткам деревьев, пристально вглядываясь в ночь.