Когда он достиг начала тропы, ведущей наверх, он сбросил с плеча ремешок ружья, позволив самому ружью плавно соскользнуть на землю у ног. Он благодарно вздохнул, увидев, что канат — на прежнем месте. Подавив в последний момент глупое желание повернуться и вновь бежать, спрятаться в лесу, он скрипнул зубами и начал карабкаться. Ослабевшему, с болью в ногах и спине, ему теперь приходилось повисать на обеих руках даже на довольно легких участках, где ранее он мог свободно подниматься без помощи веревки.

Он только начал подъем, когда наверху показался солдат. Солдат поднял крик. Суоми на крики внимания не обратил, продолжая медленно подниматься. Крики не утихали. Суоми взглянул вверх и обнаружил, что солдат целит в него копьем, словно собираясь бросить его.

— Если ты бросишь эту штуку, — крикнул он в ответ, — то тебе придется поднимать меня на руках. Неужели я так опасно выгляжу? Или ты такой пугливый?

Мышцы живота инстинктивно напряглись, ожидая удара копья, но удар так и не состоялся. Солдат замолчал, немного отодвинулся, послышались другие голоса, отвечавшие солдату. Суоми не обращал на них внимания, и больше не поднимал головы. Он испытывал головокружение от голода и усталости, его слегка лихорадило — очевидно, действие инфекции от ран. Борьба с подъемом заняла, казалось, бесконечное время. Наконец, он растянулся лицом вниз на относительно горизонтальной площадке в конце тропы подъема.

Пенопластиковый матрас оказался почти у его ног, когда он поднялся, но от Барбары не было и следа. Полдесятка хантерийцев, солдаты и два священника в бело-красных одеждах, окружили Суоми полукольцом, осыпая лающим градом команд, едва не заставив его отправиться в путь, противоположный только что пройденному своими мечами и копьями, острия которых едва не тыкались в его грудь. Наконец, один из аристократов рявкнул, перекрывая шум. Наступило подобие порядка. Затем оружие было убрано, и по команде аристократа, Суоми был раздет и обыскан, затем обыскали его одежду и швырнули ему обратно.

— Что вы сделали с девушкой, которая здесь была? — спросил Суоми. Никто не побеспокоился ему ответить.

— Отведите его в корабль, — приказал аристократ солдатам.

— Лучше сначала связаться с Андреасом и сообщить ему, — посоветовал осторожный второй. После небольшого спора они достигли компромисса, и Суоми был введен по трапу в шлюз люка, стоявшего нараспашку. Там его оставили стоять. Двое солдат держали его за руки. Солдаты были людьми весьма крупными, сильными, и как только прошло первое замешательство, они точно и быстро выполняли все распоряжения командиров.

Суоми хотелось присесть, но он не был уверен, что снова сможет подняться. Из рубки доносились голоса — похоже, кто-то переговаривался по корабельному коммуникатору с кем-то, находившимся вне корабля. Отборный отряд Андреаса явно обладал более основательным знакомством с технологией, чем Суоми предполагал. Тем хуже.

Некоторое время спустя один аристократ вернулся со стороны рубки управления, остановился перед Суоми и критически его осмотрел.

— Андреас занят. Он совершает жертвоприношения. Думаю, этого мы просто посадим под замок, в его старой каюте. Здесь все обыскали десять раз — никакого оружия. Инопланетец, вид у тебя неважный.

— Если бы я мог немного поесть…

— Думаю, голодом морить мы тебя не станем. Хотя, быть может, ты об этом скоро и пожалеешь — что не умер от голода.

Он подал знак солдатам, чтобы они ввели Суоми в корабль.

У двери в рубку аристократ обернулся:

— Пока мы проходим здесь, держите его покрепче.

Они ввели его в рубку и совершенно правильно поступили, сдавив с двух сторон, будто тисками. Иначе он мог не выдержать искушения, метнуться к пульту и покалечить корабль, прежде чем его успели бы остановить. Но теперь на это надежды не было — его руки были сжаты с такой хваткой, какую ему было бы не разорвать и в лучшие свои дни, к каковым сегодняшний не принадлежал.

В большом пилотском кресле сидел еще один священник-аристократ. Он смотрел на работавший экран, показывавший лица двух мужчин в какой-то тускло освещенной комнате с каменными стенами, возможно, в подземелье. Тот мужчина, что стоял впереди, был Шенберг. За его спиной — еще один священник.

— Теперь, — сказал священник в кресле обращаясь к экрану, — ты говоришь, что крен в десять градусов при ручном управлении автоматически включает автопилота?

— Да, — сказало изображение Шенберга. — Если только отключена система искусственной гравитации. Тогда десять градусов — и будет автопилот.

— Шенберг! — крикнул Суоми. — Не помогай им пилотировать, Шенберг! Они служат берсеркеру. Ничего для них не делай, Шенберг!

Лицо Шенберга дрогнуло, но совсем чуть-чуть, глаза его проследили за переходом изображения Суоми на экране, стоявшем в комнате. Очевидно, один из переносных экранов-мониторов был доставлен в город. Солдаты, сопровождавшие Суоми, не попытались его поскорее выпроводить из рубки или заставить молчать.

— Берсеркер, Шенберг!

Глаза Шенберга закрылись. Лицо его казалось смертельно усталым. Слабый голос послышался в рубке корабля.

— Я знаю, что делаю, Суоми. Делай, что они тебе велят. Не осложняй наше общее положение.

Вместе со своим эскортом Суоми миновал рубку и быстрым шагом пошел вдоль коридора, ведущего к каютам пассажиров. Большинство стояло с распахнутыми дверьми, выставляя наружу выпотрошенное содержимое интерьеров. Каюта же Барбары была закрыта, к двери лениво прислонился солдат.

— А девушка там? — спросил Суоми. И снова никто ему не ответил. Суоми подумал, что сейчас это уже не имеет значения — там ли она, или нет.

Его охранники каким-то образом знали, где его каюта — или нашли там его имя на какой-то вещи, или им сказал, по какой-то причине, Шенберг. Когда его втолкнули в каюту, она, как обнаружил Суоми, была в состоянии идеального беспорядка в результате явно не единственного обыска. Но, кажется, обыскивавшие ничего не ломали. Тем лучше.

Они оставили его одного, закрыли дверь. Несомненно, один из солдат остался стоять снаружи, прислонившись к двери. Поскольку каюта создавалась не для использования ее в качестве тюремной камеры, замок можно было включить только изнутри. К сожалению, на крепость каюта тоже не потянула бы — пара вооруженных и сильных мужчин смогла бы дверь открыть за несколько минут. И все же Суоми включил замок.

Он остановился рядом с койкой, где в стену была вмонтирована панель интеркома. Наверное, он мог бы связаться с Барбарой. Но рука его замерла на полпути. Что он скажет ей? И кто-то из врагов может быть в ее комнате. Пытаться ободрить ее, предложить какую-то надежду — это еще хуже, потому что бесполезно. Он настроил интерком таким образом, чтобы он принимал, но не передавал, и оставил прибор в покое.

Следующее, что он сделал — это напился от души холодной воды из-под крана. Потом открыл аптечку, отобрал нужные препараты и проглотил дозу антибиотиков и болеутоляющего. Там же он нашел антисептический бальзамированный синтопластырь, чтобы затянуть разодранную ногу и другие, более мелкие порезы, которые, похоже, начали воспаляться. Потом, бросив тоскливый взгляд на удобную постель, он подошел к откидному рабочему столику, в нише за которым содержались его звуко- и видеозаписыающие принадлежности. Все это, как и остальные предметы в каюте, было осмотрено и валялось в беспорядке. Суоми принялся обходить углы, открывать ящички и шкафчики. Везде полнейший развал, но, кажется, ничто не сломано и не украдено. Он с облегчением вздохнул, но облегчение тут же испарилось — началась новая фаза тревоги.

Наступил час сесть и взяться за работу.

Тем временем в подземном тайнике Храма электронные сенсоры берсеркера уловили наверху знакомое песнопение пяти голосов. Оттуда же донеслись шаги ног; ритм и прочие матрицы движения безошибочно указывали — человеки добро-жизни начали свою церемонию жертвоприношения. Рутинный анализ звуков позволил берсеркеру выделить среди членов процессии не только песнопоющую привычную пятерку, но и присутствие двух других человеческих организмов — один мужской, второй женский. Эти живые единицы были ему незнакомы.