— Надеюсь, что в любом случае это ненадолго, — сказала Мидори, бывшая фрейлина Кэйсо-ин и близкая подруга Рэйко. Шесть месяцев назад Мидори вышла замуж за старшего вассала Сано. Теперь она сидела, сложив руки на животе, таком огромном, что Рэйко подозревала: Мидори и Хирата зачали ребенка задолго до свадьбы. — Эта жара меня доконает. Не могу дождаться, когда вернусь домой и прилягу.

Юное симпатичное лицо Мидори отекло; распухшие ноги и ступни едва выдерживали ее вес. Она поддернула кусок материи, туго обтягивавший живот под розовато-лиловым кимоно, чтобы ограничить рост ребенка и обеспечить легкие роды.

— Эта штука не помогает. Я очень поправилась, ребенок, должно быть, просто гигант, — пожаловалась Мидори, переваливаясь, прошла в затененную часть веранды и неуклюже опустилась на пол.

Рэйко убрала прядки, выбившиеся из высокой прически и прилипшие к влажному лбу. Изнемогая от жары в своем кимоно цвета морской волны, она тоже очень хотела домой. Рэйко помогала своему мужу Сано в расследовании преступлений, и новое дело могло возникнуть в любой момент, а пропустить этот момент ей не хотелось. Но отказать госпоже Кэйсо-ин, матери господина своего мужа, она не могла, хотя для этого была еще одна причина, гораздо более серьезная, чем стремление к захватывающей работе детектива.

Жена могущественного канцлера Янагисавы — второго человека после сёгуна — стояла в стороне от Рэйко и Мидори. Госпожа Янагисава была тихой, унылой женщиной лет на десять старше двадцатичетырехлетней Рэйко и одевалась в темные, мрачные одежды, словно стараясь не привлекать внимания к своей начисто лишенной очарования внешности. У нее было продолговатое, плоское лицо с узкими щелками глаз, широкий нос и тонкие губы, бесформенная фигура и кривые ноги. Она робко подошла к Рэйко.

— Я так рада, что меня пригласили сюда и дали возможность повидать вас. — Голос госпожи Янагисава был тихим и грубым.

Она тоскливо осмотрела Рэйко. Та с трудом удержалась, чтобы не передернуться от отвращения, которое в ней неизменно вызывала госпожа Янагисава. Эта женщина вела жизнь стыдливой затворницы, редко появлялась на людях и до прошлой зимы, когда они познакомились с Рэйко, не имела подруг. Госпожа Янагисава привязалась к Рэйко со всей страстностью, вызванной одиночеством и жаждой общения. С тех пор она навещала Рэйко или приглашала ее в гости почти ежедневно, а когда домашние дела или помощь Сано мешали встречам, госпожа Янагисава писала письма. Ее привязанность тревожила Рэйко не меньше, чем ненужная доверительность.

— Вчера я наблюдала, как муж пишет у себя в кабинете, — поведала госпожа Янагисава. Она уже рассказывала Рэйко, что подсматривает за канцлером. — У него получаются такие изящные иероглифы. И такое красивое лицо, когда он склонялся над листом.

Возбуждение окрасило ее бледные щеки румянцем.

— Когда он проходил мимо меня по коридору, его рукав коснулся моего… — Госпожа Янагисава погладила свою руку, словно воскрешая прикосновение. — Он на мгновение задержал на мне глаза. Его взгляд зажег во мне огонь… Сердце забилось. Потом он пошел дальше и оставил меня одну, — вздохнула она.

Рэйко смутилась. Когда-то ей было любопытно услышать, о браке подруги, но теперь она знала больше, чем ей хотелось. Канцлер Янагисава пришел к власти благодаря продолжающейся сексуальной связи с сёгуном, предпочитая женщинам мужчин, и жена его совсем не интересовала. Госпожа Янагисава страстно его любила и, хотя муж не обращал на нее никакого внимания, не оставляла надежды что однажды он ответит на ее любовь.

— Вчера ночью я подсматривала за мужем, когда он был в спальне с начальником полиции Хосиной, — сказала госпожа Янагисава. Хосина, нынешний любовник канцлера, жил в его имении. — У него такое сильное, мужественное и красивое тело. — Румянец на ее лице стал темнее; голос охрип от страсти.

Рэйкоо страдала, но не могла увильнуть от исповеди госпожи Янагисава. Между канцлером и Сано существовала давняя вражда, и хотя они заключили перемирие, которое длилось почти три года, малейший шаг, обидный для Янагисавы или его родственников, мог вновь настроить его против Сано. А значит, приходилось терпеть дружбу госпожи Янагисава, несмотря на весьма веские причины разорвать, с ней отношения.

— Нет, нет, Кикуко-тян, — вдруг крикнула госпожа Янагисава.

Рэйко взглянула в сад и увидела, как девятилетняя дочь подруги, Кикуко, рвет лилии и бросает их в Масахиро. Красивая, но слабоумная Кикуко была еще одним кумиром для своей матери. Рэйко похолодела, увидев, как дети поднимают с земли сорванные цветы. Она понимала, что госпожа Янагисава завидует ее красоте, любящему мужу и счастливому, здоровому ребенку и желает ей зла, хотя добивается ее привязанности. Прошлой зимой госпожа Янагисава подстроила «несчастный случай» с участием Кикуко, и Масахиро едва не погиб. С тех пор Рэйко никогда не оставляла его наедине с госпожой Янагисава или Кикуко и просила детективов Сано охранять сына, когда покидала дом. Она всегда держала в рукаве кинжал, навещая госпожу Янагисава; ничего не ела и не пила во время визитов, чтобы подруга не сумела ее отравить. Дополнительная охрана была приставлена к ней, когда она спала или выходила из дома. Такая бдительность изматывала, но Рэйко не осмеливалась порвать с этой женщиной, чтобы не спровоцировать враждебных действий. Ах, если бы она могла держаться подальше от госпожи Янагисава!

Дверь особняка открылась, и оттуда торопливо вышла госпожа Кэйсо-ин, маленькая, полная женщина за шестьдесят с выкрашенными в черный цвет волосами, круглым морщинистым лицом и без зубов. На ней был короткий домашний халат из голубой хлопчатобумажной ткани, открывающий покрытые синими венами ноги. Следом шли служанки, помахивая большими бумажными веерами, чтобы создать освежающий ветерок.

— Все в сборе! Прекрасно! — Госпожа Кэйсо-ин радостно улыбнулась Рэйко, Мидори и госпоже Янагисава. Те пробормотали вежливые приветствия и поклонились. — Я пригласила вас сюда, чтобы рассказать о великолепной идее, которая пришла мне в голову, — возбужденно сообщила она. — Я собираюсь в путешествие к Фудзи-сан. — Она жестом изобразила вершину горы Фудзи. Почитаемый как жилище синтоистских богов и ворота в духовный мир буддистов, знаменитый природный храм, заснеженный и прекрасный, парил в небе далеко за городом. — И вы все отправляетесь со мной!

Это заявление было встречено подавленным молчанием. Рэйко заметила, как ее собственный испуг отразился на лицах Мидори и госпожи Янагисава. Кэйсо-ин подозрительно уставилась на них.

— Ваша радость переполняет меня. — От неудовольствия ее скрипучий голос стал еще противнее. — Вы не хотите ехать?

Женщины заговорили все разом, поскольку госпожа Кэйсо-ин имела огромное влияние на сёгуна, который карал любого, вызвавшего неудовольствие его матери.

— Конечно, я хочу, — сказала Мидори.

— Премного благодарна, что позвали меня, — вторила Рэйко.

— Ваше приглашение для нас большая честь, — поддакнула госпожа Янагисава.

После их неискренних ответов воцарилась тишина.

— Но религиозные обычаи запрещают женщинам подниматься на Фудзи-сан, — нарушила ее Рэйко.

— Ах, нам нет нужды взбираться на гору, — беззаботно отмахнулась Кэйсо-ин. — Мы можем у подножия наслаждаться ее великолепием.

— Быть может, мне не стоит путешествовать в моем положенми? — робко заикнулась Мидори.

— Чепуха. Перемена обстановки будет тебе полезна. К тому же мы поедем всего дней на десять. Младенец подождет, пока ты не вернешься домой.

Мидори беззвучно произнесла:

— Десять дней!

И Рэйко поняла, что она представила себе роды в пути. Госпожа Янагисава взволнованно посмотрела на Рэйко, словно только что получила неожиданный подарок. Рэйко почувствовала, какое удовольствие испытывает эта женщина при мысли об их постоянной близости во время поездки, и у нее упало сердце. Затем госпожа Янагисава перевела взгляд на сад, где Кикуко и Масахиро играли в мяч. На ее лице появилось тревожное выражение.