– Я знаю, всего один поцелуй. И вновь эта улыбка. Ей будет ее не хватать. Но сможет ли эта дьявольская улыбка компенсировать все остальное, ведь им многого будет не хватать?

Он усадил ее на постель. Снял один чулок, потом второй. Ее ступни касались холодного пола, но голова Анджелы парила в теплом раю. Потому что Филипп превратил этот один поцелуй во что-то невообразимое. Его губы скользнули по ее губам, затем по ее шее и ниже – по груди. Он обхватил ее груди своими руками и – о Боже! – коснулся их губами. Он держал их мягко, слегка надавливая, достаточно, чтобы доставить ей удовольствие и снять груз, который она всегда носила с собой. Он обхватил губами сосок, и Анджела, застонав, выгнула спину. Затем он обхватил губами второй сосок, потом опять первый. И этого было почти достаточно.

Он обхватил руками ее лодыжки, неторопливо провел пальцами по ногам, лаская их. Его руки казались слегка шершавыми, но это лишь добавляло удовольствия.

Его губы оставили ее грудь и двинулись ниже, затем еще ниже… по животу, остановившись у пупка, и еще ниже. Его намерения каким-то образом отмечались в ее затуманенном мозгу. Но ведь он же не может сделать то, о чем она вдруг подумала.

Всего один поцелуй. Правда, он не сказал, что это будет за поцелуй. Теперь она поняла. Анджела не удержалась и нервно хихикнула, испытав легкий шок, когда его губы коснулись ее самого секретного места. Того места, которое болезненно ныло по ночам, не давая ей спать и заставляя испытывать желание, которое она не знала, как удовлетворить. Легкий смешок превратился во вздох, затем в стон.

Его язык описывал круги неторопливо, словно он мог и собирался делать это вечно. И Анджела, закрыв глаза, позволила себе полностью погрузиться в происходящее. Это всепоглощающее чувство вдруг разложилось на множество новых ощущений: она чувствовала мягкость волос Филиппа внутренней поверхностью своих бедер, и одновременно его короткая щетина там же слегка покалывала кожу. Анджела ощущала его твердую хватку на своих бедрах, теплоту его губ, мягкие и в то же время уверенные и решительные движения его языка, требующие оставить все мысли и покориться.

Язык Филиппа стал двигаться быстрее, даря ей совсем новые ощущения, которые она чувствовала всем своим телом. Горячие волны бежали по ее коже, и, несмотря на то, что она лежала совершенно нагая, ей совсем не было холодно. Она слегка извивалась, поджимала пальцы на ногах и выгибала спину, но руки Филиппа удерживали ее, да она и не стремилась вырваться. Но внутри ее росло нечто, что она не могла контролировать, что требовало выхода.

Филипп, слава Богу, не останавливался. Его губы продолжали это мучительное удовольствие, а потом его палец скользнул внутрь. И это тоже было для нее абсолютно новое ощущение. Последние остатки здравого смысла шептали ей: «Я не нарушила обет». Возможно, она все-таки слишком мало знает.

Одной рукой Анджела сжала простыню, пальцы другой руки запустила в волосы Филиппа. Она почти достигла того состояния «маленькой смерти», производящей поразительный эффект, который заставлял ее чувствовать себя более живой, чем когда-либо.

Ее вздохи и стоны эхом откатывались от каменных стен комнаты. Теперь ее полностью охватило это горячее, пульсирующее чувство. Она с силой прижимала его руку. Ей казалось, что она вот-вот взорвется. Он коснулся губами ее бутона, и это подтолкнуло ее к краю. Анджела громко вскрикнула. Какое-то мгновение она была ни жива, ни мертва, купаясь в волшебном океане совершенного удовольствия. Она кричала, потому что ее тело, наконец «раскрылось» и получило то, чего так жаждало и требовало. И она кричала, потому что в этот момент все было правильным, безупречным и совершенным.

Потом силы окончательно покинули ее, и она могла только лежать и наслаждаться. Филипп лег рядом и, запустив пальцы в ее волосы, продолжал обнимать и целовать ее.

Отвечая на его поцелуи, Анджела могла лишь шептать и пытаться улыбаться. Она прижалась к нему и почувствовала, насколько возбуждено его мужское естество. Он застонал от прикосновения, но не попытался сделать что-то сам или заставить сделать ее. И она подумала, не испытывает ли он того же мучительного удовольствия от желания и невозможности его удовлетворить.

Он медленно двинул свои бедра по ее бедрам, но она положила руку на его бедро, чтобы остановить это движение.

– Прости, я не понял, – прошептал он.

– Я хочу видеть тебя, – сказала она, потому что ее небольшой опыт общения с мужчиной так и не дал ей возможности увидеть эту часть мужского тела. Она положила руку на его твердую плоть, их разделяла только ткань. – Я хочу прикоснуться к тебе, – шепотом призналась она.

– Желание дамы – закон, – ответил он, его голос был низким и хриплым. Она начала расстегивать его бриджи, затем сдвинула их. Его фаллос был длинным и мощным. Кожа была плотной, но шелковистой на ощупь.

Она провела пальцем по всей дайне. Она взяла его в руку, и он издал тихий стон.

Филипп обхватил ее руку своей рукой, направляя ее вверх и вниз по длине ствола. Движение было простым и повторяющимся, но от него Филипп переменился. Он закрыл глаза и тяжело задышал, уткнувшись лицом в ее шею.

Через мгновение он отнял свою руку и обхватил рукой ее грудь. Большим пальцем он ласкал чувствительный кружочек в центре. Она выгнула спину и непроизвольно сильнее сжала его член, продолжая двигать вверх-вниз. Он был горячим в ее руке, пульсирующим, и она знала, что это результат ее прикосновения. Удерживая его в руке, она чувствовала себя сильной, способной контролировать – ощущение, ранее недоступное ей. И это ей нравилось.

Его губы впились в ее губы. И в течение некоторого времени не было ничего, только руки здесь и там и обжигающий поцелуй, который он прервал лишь затем, чтобы произнести ее имя:

– Анджела…

Его бедра теперь тоже двигались, стремясь навстречу движениям ее руки. Он вновь накрыл своей рукой ее руку, предлагая ей усилить сжатие и ускорить движение.

– Анджела, – вновь и вновь шептан он ее имя, словно мольбу или молитву. Она не останавливалась, потому что понимала, что он чувствует, и знала, что сейчас он вот-вот достигнет своего собственного освобождения.

Филипп прижался губами к ее коже на ключице. Она почувствовала его сильную дрожь. Услышала его стон. И в полной мере ощутила его оргазм.

А когда все закончилось, он обнимал ее, пока они оба не уснули.

Но утром она проснулась одна, поскольку в полночь вернулась в свою постель. Она не хотела, чтобы их секрет был раскрыт, она хотела сохранить все в тайне.

Она также не хотела, чтобы ее застали в его комнате и вынудили Филиппа вступить в брак, которого он не хочет. Единственное, что огорчало Анджелу, – это осознание того, что мужчина, который так любит ее, не готов даже попытаться построить совместную жизнь.

Три дня спустя

Филипп вновь застиг ее за этим занятием: она наблюдала, как он работает, и что-то черкала в своей маленькой книжечке в кожаном коричневом переплете. Вот уже три дня он чувствовал, что за ним наблюдают. Он поднимал голову, оглядывался и видел ее. Вот уже три дня он сдерживал свое любопытство. Ему очень хотелось выяснить, что же она такое делает, но ему не удавалось выкроить момент и оторваться от работы, чтобы спросить ее об этом.

А когда он увидел ее в конце дня, его гораздо больше интересовало другое, и он опять забыл спросить про книжку. Наконец, оторвавшись от работы, он прислонился к стволу дерева и рубашкой вытер со лба пот. Никогда в своей жизни он не чувствовал такого изнеможения. Долгий день изнурительного труда под палящим солнцем, затем долгие часы в постели с Анджелой. Они самыми изощренными способами дарили друг другу наслаждение, доставляли удовольствие и радовали друг друга. Несмотря на усталость, он даже смог улыбнуться, вспоминая об этом.

С каждым днем ему все труднее и труднее было представить себе жизнь без Анджелы. Никогда не слышать, как она выкрикивает его имя своим чарующим голосом во время пика наслаждения? Такое будущее не сулило ничего хорошего и казалось ему совсем безрадостным.