Подписи участников апрельской конференции были собраны, однако, не Сталиным, а Каменевым. 13 делегатов конференции категорически опровергли как сообщение Сталина, так и его заявление о том, что опровержение «Правды» было помещено потому, что «это было единственное средство спасти Каменева и уберечь партию от ударов со стороны врагов»[606], и что только Ленину с помощью его, Сталина, удалось с трудом отстоять кандидатуру Каменева при выборах в ЦК. Члены ЦК, избранного на апрельской конференции — Зиновьев, Смилга и Федоров писали, что «вся версия Сталина… лжива от начала до конца»[607]. В заявлении Крупской указывалось, что она «никогда не слышала от Владимира Ильича — хотя он не раз говорил со мной о Каменеве — о телеграмме, якобы посланной Каменевым Михаилу Романову. Знаю, что Владимир Ильич никогда не стал бы покрывать такую вещь; не стали бы этого делать, конечно, и другие члены ЦК»[608].
Однако все эти документы, разоблачающие сталинскую инсинуацию, было запрещено публиковать. 5 января 1927 года Секретариат ЦК вынес постановление: не рассматривать заявление Каменева и не удовлетворять его просьбу о публикации представленных им документов.
Ведя последовательную линию на раскол с левой оппозицией в ВКП(б) и поддерживавшими её группами в других коммунистических партиях, правящая фракция игнорировала все предупреждения зарубежных коммунистов о том, что такой раскол явится ударом по коммунистическим партиям и послужит интересам реакционных сил на Западе.
Именно такие предупреждения содержались в письме Центральному Комитету ВКП(б), направленном Антонио Грамши от имени Политбюро компартии Италии в октябре 1926 года. Считая лидеров левой оппозиции в первую очередь ответственными за раскол работавшей с Лениным руководящей группы ВКП(б) и Коминтерна, Грамши одновременно обращался с просьбой к большинству ЦК ВКП(б), чтобы оно не стремилось злоупотреблять победой в борьбе и проявило готовность избежать крайних мер. Отмечая, что «товарищи Зиновьев, Троцкий, Каменев в большой мере способствовали нашему формированию в революционном духе, порою весьма энергично и сурово поправляли нас, были нашими учителями» и что руководство большевистской партии было «организующим и стимулирующим фактором для революционных сил всех стран», Грамши писал советским руководителям: «Но сегодня вы разрушаете плоды своих деяний, вы деградируете и рискуете уничтожить руководящую роль, которую Коммунистическая партия СССР завоевала под руководством Ленина…»[609]
Однако П. Тольятти, которому Грамши переслал из тюрьмы это письмо, показал его только Бухарину, который посоветовал не отправлять официально это письмо в ЦК ВКП(б), поскольку-де такой шаг ухудшит отношения между компартиями двух стран.
В июне 1927 года сталинская фракция, всё чаще использовавшая Центральную Контрольную Комиссию для организационного подавления оппозиции, вынесла на заседание ЦКК «дело» Зиновьева и Троцкого по обвинению в «дезорганизаторском поведении». Этому предшествовало постановление ЦК, где «выступление тов. Зиновьева на непартийном собрании, посвящённом дню печати (9 мая), с нападением на ЦК ВКП(б) и его решения (а также на «Правду»)» объявлялось «неслыханным в рядах ВКП (большевиков) и совершенно недопустимым и нетерпимым, нарушающим все обязательства о соблюдении партийной дисциплины, взятые на себя оппозицией, в том числе и т. Зиновьевым»[610]. Троцкому вменялось в вину аналогичное «преступление»: выступление с «фракционными» речами на пленуме Исполкома Коминтерна. Наконец, третьим «преступлением» лидеров оппозиции объявлялось их участие в демонстративных проводах на Ярославском вокзале члена ЦК Смилги, который в наказание за оппозиционность был отправлен Центральным Комитетом на Дальний Восток.
На заседании ЦКК Троцкий выступил с двумя речами, где он напоминал, что ещё в июльской декларации оппозиции 1926 года «все пути вашей борьбы против нас предсказаны нами с полной ясностью и точностью; предсказано, как вы будете пользоваться придирками для того, чтобы осуществить ту программу перестройки партийного руководства, которую ваша фракционная головка задумала давно, ещё до июльского пленума, до XIV съезда»[611]. От имени оппозиции Троцкий заявил: «Сталинский режим мы будем критиковать до тех пор, пока вы нам механически не закроете рот. До тех пор, пока вы не вгоните нам в рот кляп, мы будем критиковать этот сталинский режим, который иначе подорвет все завоевания Октябрьской революции»[612].
Превратив свои выступления из орудия обороны, как того хотела сталинская фракция, в орудие наступления, беспощадной критики беспринципных методов, используемых в борьбе с оппозицией, Троцкий говорил: «На собраниях, особенно на рабочих и крестьянских ячейках, говорят уже об оппозиции черт знает что, спрашивают, на какие-де «средства» оппозиция ведёт свою «работу»; рабочие, может быть, тёмные, несознательные, а может быть, подосланные вами, задают такие вопросы, подают такие черносотенные записки… И есть подлецы-докладчики, которые смеют на эти записки уклончиво отвечать. Эту грязную, дрянную, гнусную, чисто сталинскую кампанию против оппозиции вы обязаны были бы прекратить, — если бы вы были ЦКК»[613].
Упоминание о черносотенстве в этом выступлении Троцкого было далеко не случайным. Стараясь публично не выражать собственные антисемитские настроения, Сталин широко использовал эти настроения в борьбе с оппозицией. «Дело зашло так далеко, что Сталин оказался вынужден выступить с печатным заявлением, которое гласило: «Мы боремся против Троцкого, Зиновьева и Каменева не потому, что они евреи, а потому, что они оппозиционеры и проч.» Для всякого политически мыслящего человека было совершенно ясно, что это сознательно двусмысленное заявление, направленное против «эксцессов» антисемитизма, в то же время совершенно преднамеренно питало его. «Не забывайте, что вожди оппозиции — евреи», — таков был смысл заявления Сталина, напечатанного во всех советских газетах»[614].
О том, насколько глубоко уже в то время пустили корни эти семена, посеянные Сталиным, свидетельствует примечательный эпизод из выступления Ярославского на XV съезде. Заявляя, что оппозиция уделяет антисемитизму более чем болезненное внимание, раздувает его, пытается представить дело так, будто антисемитизм есть метод борьбы с оппозицией, Ярославский был вынужден, однако, привести выдержку из протокола заседания одной крестьянской ячейки. «Там обсуждали вопрос об оппозиции Троцкого и Зиновьева, и один из товарищей указал, что: «Троцкий давно начал вести раскольническую политику, что Троцкий не мог быть коммунистом, что сама его национальность указывает, что ему нужна спекуляция».
Голос. Политическая спекуляция, конечно, есть»[615].
Заседание Центральной Контрольной Комиссии в июне 1927 года, перед которым была поставлена задача исключить Троцкого и Зиновьева из партии, не вынесло никакого решения. Вопрос был ещё недостаточно подготовлен.
После заседания ЦКК с новой силой развернулась беспримерная травля оппозиции — на этот раз в связи со сбором подписей под «Заявлением 83-х», названным так по числу лиц, представивших этот документ 25 мая 1927 года в ЦК. За короткий срок «Заявление 83-х», содержавшее требование о проведении партийной дискуссии* собрало около трёх тысяч подписей. По поводу этой петиционной кампании в редакционной статье «Правды» «Путь оппозиции» было заявлено о «фабрикации и рассылке (оппозицией) всевозможных «документов», которые трудно отличить от документов врага», о её союзе с «чемберленовскими подручными», о том, что оппозиция эксплуатирует «обострение международного положения»[616].
