Время обучения подходило к концу. Из Москвы прибыла строгая комиссия, которая принимала у нас экзамены. Дипломы, которые мы получили после прохождения курсов, даже не показали нам, а сдали на хранение в спецархив ГРУ. За время обучения многие из нас крепко подружились и часто потом встречались, особенно в командировках.

Все офицеры нашей части, прошедшие обучение на курсах, вернулись обратно: это Саша Киселев, Валентин Петренко, Анатолий Химин, Володя Бутов, Николай Лычков, Михаил Ледин, Валера Сибиркин и др.

И вот у меня новое назначение в другой отдел.

Можно с уверенностью сказать, что это было ключевое подразделение, которое приносило ощутимые плоды своей деятельности. Знания и практические навыки, полученные в разведшколе, мне особенно пригодились во Втором отделе. И я был уверен, что впоследствии приумножу их в реальной практической работе.

В 3-й технический отдел я так и не вернулся и не сожалел об этом. Честно говоря, техника меня мало привлекала, это я почувствовал еще на флоте, когда нес службу в машинном отделении в качестве судового механика. Не знаю почему, но мне всегда хотелось чего-то нового: новых знаний, новых навыков, новых знакомств.

Вторым отделом командовал полковник К. Плохов, очень педантичный человек. Он всегда ходил в брюках-галифе и сапогах, и казалось, ложился в них спать. В любую погоду, даже в жаркую, не снимал кителя. Это был настоящий служака, никогда не жаловался на свою судьбу и никогда не рассказывал ни о себе, ни о своей семье, ни о своих друзьях. Основным для него было дело, во имя которого он жил и трудился.

У него не было привычки критиковать человека за глаза, он всегда говорил прямо, строго и наставительно, ни на шаг не отступая от требований воинского устава. С этим человеком мне довелось служить в наиболее трудные годы, когда до предела накалялась обстановка на Ближнем Востоке.

Перейдя во Второй отдел, я быстро вошел в курс дела. Группу, в которой мне предстояло работать, возглавлял немногословный Василий Андреевич Грошев. Среди моих коллег было много молодых офицеров, часть из которых училась со мной в разведшколе, а другая часть — были прикомандированными выпускниками спецфакультета ГРУ Высшей школы КГБ СССР, а также других вузов. Особенно я запомнил Евгения Мельникова, Евгения Шелева, Володю Бутова и Володю Алиферова. В них не было ничего воинственного, и службу они несли как обычную работу в каком-либо гражданском НИИ. Многие из них плохо ходили в строю и не могли отбивать твердый шаг на плацу, а команды отдавали тихим голосом, то есть отходя от военного устава. Этим особенно отличался В.Бутов, выпускник МФТИ.

Тем не менее, эти гражданские офицеры знали свое дело, выполняли возложенные на них боевые задачи и в срок выдавали результаты работы. Вскоре были сформированы другие подразделения нашей спецслужбы, в частности 4-й, 5-й и 6-й отделы.

Задачей Шестого отдела были сбор и обобщение данных, поступающих от остальных пяти отделов. Затем отредактированные результаты направлялись руководству ГРУ, а оттуда уже командованию Генерального штаба.

На основе полученных данных Генеральный штаб составлял доклады в Военный отдел Центрального комитета КПСС. Однако туда информация поступала не только от ГРУ, но также от КГБ и Службы внешней разведки[2]. И уже работники Военного отдела, основываясь на всей поступавшей информации, регулярно докладывали свои выводы Политбюро ЦК КПСС. На этом уровне принимались самые ответственные военно-политические решения в отношении тех или иных стран мира.

Лихорадочно менялась военно-политическая обстановка в мире. Советский Союз все больше втягивался в различные военные конфликты, и офицеры ряда наших отделов выезжали в спецкомандировки для участия в разрешении этих инцидентов.

Неожиданно к нам во Второй отдел стала поступать информация на непонятном языке. Усилия многих офицеров-специалистов не привели к каким-либо положительным результатам. Впоследствии выяснилось, что эта информация поступает из Израиля на иврите, которым никто в спецслужбе не владел. Поэтому мы не могли понять, что же происходит в этом регионе. Кое-что мы узнали из арабских секретных источников, из которых следовало, что обстановка там резко осложняется.

Вскоре я и мои коллеги получили приказ командира приступить к скорейшему изучению иврита и арабского языка. Часть офицеров были направлены на Высшие курсы иностранных языков МИД СССР, а я в Институт восточных языков при МГУ им. М.В. Ломоносова.

Однажды я вполне преднамеренно отправился в этот институт. Надо было придумать «легенду» и найти поддержку в институте, чтобы приступить к изучению арабского языка. Однажды навстречу мне попалась миловидная молодая женщина в зеленом платье с зеленой ленточкой в волосах и с красным ремешком на тонкой талии. Я быстро нашел с ней общий язык.

Кстати, тогда же (а это был 1965 год) на факультете обучался Володя Жириновский, но только турецкому языку. Правда, познакомились мы позднее, когда он уже создал свою партию (ЛДПР) и выдвинул себя кандидатом в депутаты Госдумы.

Итак, я вновь стал студентом и самым активным образом включился в изучение арабского языка. На начальном этапе я слушал кассеты, записанные на арабском языке. При изучении языка у меня возникли три проблемы: написание арабской вязи, гортанное произношение арабских звуков и, конечно же, соседи, которым я надоедал, занимаясь до часу ночи. Вставал рано утром, и, собираясь на службу, я вновь включал магнитофонную запись и громко повторял слова. Вспоминая те годы, я удивляюсь, откуда у меня появилось такое упорство и желание во что бы то ни стало освоить этот довольно странный для русского человека язык. Полагаю, что это был мой долг — перед собой, перед коллегами, перед спецслужбой, перед Родиной.

Не скрою, арабский язык мне, как русскому человеку, давался с большими трудностями. Самое сложное — это научиться писать арабскую строку справа налево. Немалые трудности я испытывал и при произношении арабских гортанных звуков. Как я это преодолевал, изложу немного ниже. Все свободное время я проводил в Институте восточных языков. Там было много книг и магнитофонных записей на арабском языке. Благодаря хорошим отношениям с сотрудниками института все это я всегда получал и приносил домой.

Со временем я стал неплохо разбираться в арабских сообщениях, которые к нам поступали с Ближнего Востока, особенно из Ирака, Египта, Саудовской Аравии и Арабских Эмиратов.

Постепенно я стал пользоваться авторитетом среди своих коллег. Ко мне обращались за помощью молодые офицеры, и я им всячески помогал. Каждый день с раннего утра и до поздней ночи я был занят службой и арабским языком. Командиры замечали мое трудолюбие и всячески меня поддерживали. К тому же с накалением военно-политической обстановки на Ближнем Востоке каждый офицер со знанием арабского языка становился на вес золота. С Египтом был подписан военно-политический договор, и наш Военно-морской флот в количестве 49 боевых кораблей был направлен в Средиземное море. Израиль наращивал свою военную мощь за счет Соединенных Штатов Америки. Все жестче становилось противостояние между Израилем и большей частью арабских стран, особенно Египтом, Сирией, Иорданией, а в какой-то мере и с Ираком.

Вскоре начался открытый военный конфликт между Израилем, Египтом и Сирией. Офицеры нашего отдела, в который регулярно поступала тревожная информация с Ближнего Востока, бдительно следили за развитием военных событий.

Война началась. С обеих сторон поступали сообщения о жертвах, как военных, так и гражданских. Взаимно уничтожалась военная техника и вся прилегающая инфраструктура. В эти тяжелые дни для Советского Союза мы, офицеры спецслужбы, работали сутками, не покидая своих «боевых позиций». В войсковой части начал выпускаться «Боевой листок», в котором отмечались успехи отличившихся офицеров в решении вопросов, стоящих перед спецслужбами.