После встречи с представителем Госбезопасности по Одесской области, мне дали время подумать и принять соответствующее решение. Сказали, что моя учеба в г. Минске продлится ровно два года и я вновь вернусь на Черноморский флот в том же качестве, в котором и уйду.

Однако в те годы я уже учился на заочном отделении Одесского высшего мореходного училища (ОВМУ), которое мне оставлять не хотелось. Я решил выбрать удобный момент и посоветоваться с капитаном танкера «Казбек», на котором я нес службу механика. Капитаном был широко известный среди моряков Кривенцов Петр Иосифович. Советуясь с ним, я приоткрыл (конечно, в меру дозволенного) то предложение, которое получил в Одесском управлении КГБ УССР. Разговор был длинным. Кривенцов по-отечески проникся к моей судьбе и посоветовал оставаться пока служить на судах загранплавания, окончить Одесскую мореходку, получить высшее образование, а затем уже, повзрослев, принять правильное решение. Немного поразмышляв, я отправился по известному адресу и сообщил о своем решении. Оно было принято спокойно, но достаточно обстоятельный разговор все же состоялся.

Меня попросили выполнять ряд очень важных поручений: будучи в той или иной стране мира, я должен был собирать сведения, а результаты сообщать человеку, который будет приходить ко мне на встречу в Одессе или в какой-либо другой стране за пределами СССР. Описали его личность, внешность и показали фотографию, только не сказали фамилию, имя и отчество. Сказали, что он сам меня найдет.

Флотская служба тем временем шла своим чередом. Я менял корабли и должности, экипажи судов, страны мира. Приобретал новых друзей и терял старых.

Вскоре я получаю телеграмму от начальника Батумского мореходного училища Вальтера Чантурия, который предлагает мне вернуться в родную «мореходку» на должность секретаря комитета ВЛКСМ с перспективой стать в дальнейшем 3-м секретарем Батумского городского комитета ВЛКСМ.

Я долго размышлял над этим предложением, взвешивал все «за» и «против». И все-таки я выбрал службу на флоте. Я написал телеграмму с отказом, сердечно поблагодарив за предложение возглавить комсомольскую организацию моего родного училища. Я продолжал служить на судах дальнего заграничного плавания, пройдя практически все должности от моториста до ремонтного механика и третьего механика. Моя карьера складывалась весьма удачно. За эти годы я посетил десятки стран мира, среди которых Египет, Румыния, Болгария, Греция, Турция, Испания и др.

Сменил я за этот период и несколько кораблей: «Таллин», «Ялта», «Крым» и др. Новые корабли, новые экипажи судов, новые командиры, новые порты, новые страны мира и т. д., — все это создавало определенный ореол мореплавателя. Я уже тогда считал себя этаким Колумбом, адмиралом Берингом, Нельсоном, Ушаковым, Истоминым. Не скрою, служба на кораблях торгового флота трудная, но приятная. Все мы были одной командой, и все мы друг другу всегда помогали.

Время шло. Экономическая, политическая и военная обстановка в мире резко менялась, порой не в лучшую сторону. Так, например, на китайской границе наблюдалось неспокойствие, на Кубу перемещались наши ядерные боеголовки. Америка также испытывала определенного рода беспокойство, но усиливала свои и без того мощные вооруженные силы, попутно сколачивая различные политические и военные блоки. Советский Союз объявляет о политической и ядерной программе, которую успешно реализует.

Однажды, во время рейса в очередную страну, я принял трудное для себя решение уйти из Черноморского флота, бросить обучение в Одесском высшем мореходном училище и ехать в Москву, чтобы попытать счастья там.

Главный административный и учебный корпус института находился на ул. Кирова, напротив здания Главпочтамта. Ранее там находилась Российская Императорская академия живописи, ваяния и зодчества.

Меня принял проректор по учебной работе МИФИ, профессор Гусев Иван Трофимович. Это был профессор старой русской научной школы, интеллигентный и высокообразованный человек.

Профессор подробно расспросил меня, как я учился в Одессе, почему приехал в Москву, зачем бросил службу на флоте. Спрашивал и многое другое, говорил о трудностях обучения в МИФИ, о сложных предметах, включая атомную, ядерную и квантовую физику и все виды математических дисциплин, о которых я даже никогда не слышал. Одним словом, пугал меня, хотя сам я был не робкого десятка и боязни перед трудностями не испытывал.

Длинная и обстоятельная беседа закончилась словами: «Я вас приму в МИФИ на 3-й курс, но если вы будете плохо учиться и провалитесь на экзаменах, то придется вновь вернуться на службу флоту». Я согласился, и мы тепло расстались. Таким же образом был принят и мой друг — В. Зинченко, тоже выпускник мореходки.

Я бы на этот раз не стал испытывать свою судьбу воспоминаниями о трудностях, с которыми столкнулся, будучи студентом этого уникального института. Меня приняли хорошо не только представители ректората, деканата, профессорско-преподавательского состава, но, самое главное, студенты. Для них мы с Зинченко были какими-то необыкновенными людьми: почти каждый пытался нам помочь, в том числе, дополнительно заниматься, оказывать всякую моральную, а иногда и материальную поддержку. Нашлось много друзей, и они меня приглашали в гости, в свои семьи, и я им до сих пор благодарен и храню самые теплые воспоминания о них.

Время неумолимо шло вперед. С переменным успехом я сдавал сессию: например, с треском провалил экзамен по теории функции комплексного переменного. Экзамены по математике принимала у нас молодая, но очень строгая преподаватель-женщина — Лила Григорьевна Нарышкина (говорили, что ее предки — дворяне из рода Нарышкиных). Большая умница, строгая и несговорчивая. Дважды она мне ставила двойку. Я приуныл и решил складывать чемодан, чтобы снова отправиться в Одессу, на Черноморский флот. Но однажды мы столкнулись с ней в коридоре института, и она спросила, готов ли я снова сдавать экзамен. Я ответил — нет, так как собрался уезжать обратно на флот. Она выслушала меня и просила завтра прийти в ту аудиторию, где она обычно проводит занятия.

В условленное время я пришел в аудиторию, и она просит передать ей зачетную книжку. Я передал и не понял для чего, так как знал, что положительных оценок она не ставит вообще, если студент не владеет материалом. Получив обратно зачетную книжку, я увидел, что там стоит положительная оценка. Опешив, я даже не поблагодарил ее, но сказал, что я обязательно когда-нибудь представлю к защите диссертацию по специальности «Математические методы». Кстати, впоследствии я защитил не только кандидатскую диссертацию по математическим методам в Московском авиационном институте (1973 г.), но и докторскую в Институте кибернетики Академии наук Украины по той же специальности (1979 г.).

Мое обучение в МИФИ подходило к концу, и мне предложили работу в Новосибирском академгородке. Тогда он только формировался, и туда направлялись молодые и способные выпускники физико-математических факультетов различных институтов.

Конечно, я мог бы остаться работать в Москве, так как многие годы я был председателем студенческого совета института и был на хорошем счету как у руководства института, так и у деканата и преподавателей. Мне предложили на выбор Математический институт им. Стеклова Академии наук СССР или же Центральный экономико-математический институт (ЦЭМИ) АН СССР. Все же я добровольно решил ехать в Новосибирск и по этому случаю купил себе пальто с воротником, каракулевую серую шапку с кожаным верхом, теплые сапоги и меховые рукавицы.