Выпускники ФМШ были наиболее одаренными, так как они отбирались по всей стране из победителей математических и физических олимпиад. Силами офицеров спецслужбы с сентября по май в качестве подготовки к поступлению в вуз проводились занятия в основном по математике. Разбирались конкурсные задачи, которые зачастую были труднее, чем давались в МГУ, а также возможные дополнительные вопросы, которые задавались на экзаменах. Эти занятия в разные годы проводили наши офицеры — Еремин С.В., Супонкин В.И., Подрябинников А.В., Скороходов В.И., Гырдинов П.А. — сам бывший ученик ФМШ.

И хотя ФМШ была базовой школой при МГУ, дирекция и преподавательский состав вуза, а также руководство МГУ не чинили нам никаких препятствий по отбору абитуриентов. В этом вопросе у нас с ними было полное взаимопонимание, так как основное внимание при отборе выпускников школ обращалось на отличную учебу по математике.

К сожалению, при поступлении в вуз не обходилось без трагикомедии. Вспоминается случай, когда один из абитуриентов сдает две математики и физику на «5», а по сочинению получает «2». Я бросаюсь на защиту этого абитуриента, договариваюсь с кадровой службой вуза и председателем комиссии по русскому языку об апелляции. Находим компромиссное решение на «3», и наш «математический талант» будет зачислен в вуз. Он пишет заявление об апелляции и только в одном слове «апелляция» делает 5 ошибок. Все, поезд ушел, и обидно, конечно, до слез. Но это было исключение. В основном отобранные нами абитуриенты были действительно хорошо подготовлены, и, как правило, мы превышали планку, отведенную нам по общему количеству человек. Когда же эта планка превышалась по проходному баллу в 1,5–2 раза, нашим абитуриентам делали отдельный проходной балл на 2 больше, чем по факультету.

Большинство окончивших вуз из бывших выпускников ФМШ получали распределение в Московский центр спецслужбы, где они достойно трудились, отдавая свои знания, энергию и ум нелегкому нашему делу. Многие из них, как я уже говорил выше, в дальнейшем стали кандидатами и докторами наук, развивая и приумножая подходы и методы решения специальных задач.

Выпускники этого вуза находились под нашим контролем в течение 6 лет: год до поступления в высшую школу, 4 года учебы и год дипломной практики в Московском центре спецслужбы. Поэтому каждого мы знали не только по личным делам, а, как говорится, вживую. Тем не менее встречались определенные трудности при распределении выпускников. В этом вопросе мы не всегда находили должное понимание с кадровиками ГРУ ГШ, курировавшими нашу службу. Приходилось тратить много сил, доказывая обоснованность и правоту наших планов: лучшему выпускнику — лучшее место. Особо большие споры шли по выпускникам- москвичам. Как правило, все же удавалось отстоять нашу точку зрения, но, к сожалению, не всегда.

Несмотря ни на что, я доволен, что мне довелось заниматься этим важным для службы делом. Все мои абитуриенты и выпускники указанного вуза были мне как родные (я помогал им при сдаче экзаменов, бился за каждого на приемной мандатной комиссии, разбирался и помогал во время учебы, отстаивал каждому достойное место распределения, а в дальнейшем радовался их успехам). Я отдавал им часть своей души, они проходили через мое сердце. И я доволен, что они стали настоящими людьми с большой буквы. Спасибо им за тот доблестный труд в становлении, формировании и развитии нашей специальной службы. Их работу и результаты оценят много лет спустя уже историки. А сейчас не пришло еще то время, когда можно было бы написать о каждом из них отдельную книгу.

И, конечно же, надо выразить благодарность нашему другу, коллеге и соратнику по ГРУ, профессору Н.Ф. Пушкареву за то, что он впервые решился открыть широкой публике некоторые «несекретные» секреты нашей службы.

Н.Н.ДРОЗДОВА,

полковник спецслужбы ГРУ Генштаба ВС МО СССР

участник Великой Отечественной войны

В декабре 2002 года исполнилось 60 лет моего приезда во 2-й Полевой разведывательный отдел Западного фронта, куда я была направлена по окончании разведкурсов при Высшей спецшколе Генштаба, находившейся в то время в Казани. На эти курсы мы были направлены по окончании двух лет учебы в Военном институте иностранных языков. Курсы были краткосрочными (с августа по ноябрь 1942 года), и подготовка была, соответственно, поверхностной. По окончании учебы курсанты распределялись по полевым разведотделам фронтов по несколько человек. Во 2-й же Полевой разведотдел Западного фронта меня направили одну.

Возвращались мы через Москву, и здесь из Центра нам помогали добраться до места дальнейшей службы.

В Управлении мне сказали, что, дескать, до Полевого разведотдела одной будет очень трудно добраться, надо ждать попутчиков. Настало 27 декабря, и мне объявили, что завтра — 28 декабря я должна к 8 часам явиться на Киевский вокзал. Тревоги и страхи рвали на части сердца и души моих родных и друзей, приехавших меня проводить. И я чувствовала себя в большом напряжении. Как все устроится?

Утром пораньше, чтобы не опоздать (ведь транспорт ходил нерегулярно), в сопровождении моей безгранично любимой и любящей бабушки (она растила меня со дня рождения), мы отправились на вокзал, где должна была состояться встреча с сопровождающими. Я напряженно вглядывалась во всех проходивших мимо, пытаясь узнать в них тех, кто ищет именно нас. Вскоре к нам подошли два молодых военных человека и сказали, чтобы мы еще немного их подождали, пока они уточнят время отбытия нашего поезда. Даже за давностью лет передать то состояние расставания, беспокойства и тревоги очень и очень трудно.

Сердце хотело вырваться из груди, оно стонало и рыдало, но надо было все сдерживать, оберегая мою любимую бабушку. Минут через пятнадцать подошли сопровождающие и сказали, что пора идти на посадку. Прощание было очень коротким. Мы обнялись, крепко прижавшись друг к другу, и скупые, горькие слезы ручейками потекли по щекам.

Я подняла свой скарб и пошла на перрон. Поезд уже стоял. Мы быстро вошли в вагон, где было холодно и малолюдно. Вскоре вагон заскрипел и поезд медленно тронулся с места.

Ехали мы часов восемь, часто останавливались и около шестнадцати часов прибыли на станцию Шемякино. Платформа была безлюдна, вокруг царила обманчивая тишина. Спустясь вниз, утопая в снегу, мы пошли по тропе вдоль леса, слева расстилалась беспредельная, белоснежная равнина, окаймленная лесом, над вершинами которого висел огромный ярко-красный диск заходящего солнца, катящегося за горизонт. Вдруг раздались оглушительные выстрелы артиллерийского орудия и над лесом показались всполохи огня. Они продолжались в течение всего нашего пути. Пройдя 2–3 км, порой проваливаясь в снег, мы дошли до деревни Потресово, где и располагался 2-й Полевой разведотдел.

Меня сразу проводили на доклад к начальнику отдела полковнику Семенову Алексею Васильевичу. Доложив о прибытии, я почувствовала какое-то напряжение и суету. И только потом узнала, что была получена телеграмма о прибытии Дроздова и было приготовлено расквартирование вместе с мужчинами. С жильем надо было все организовать. И возникли новые хлопоты. Все избы были заняты, а тут еще морока — женщина, да такая молодая. Ожидали ведь сильное, опытное мужское подкрепление, а тут на тебе!

В деревне нашлась одна свободная изба, в ней жила одинокая женщина, только что получившая похоронку о сыне; она ни с кем не хотела общаться и никого к себе не пускала на постой, но узнав, что речь идет о девушке, — согласилась. Когда я подошла к избушке, а иначе ее не назовешь, то ее почти не было видно в снегу, лишь откопанные маленькие оконца, да дверь, к которой вела узкая стежка. Откуда-то из-за сугроба поднимался легкий дымок из русской печи.

В доме было уютно, чисто и тепло. Вначале хозяйка (тетя Поля) встретила меня настороженно и прохладно, но в дальнейшем мы с ней стали большими друзьями, а когда настало время расставаться, она провожала меня со слезами.