— Как чаво? — передразнил его сотский Мина. — Рать чуждую встречаем.

— Што-о? Да то ж вои князя волынского с уграми в подмогу нам!

— А откель нам сие ведомо? — строго спросил Добрыня.

— Дак яз к тебе доспешника сразу и спослал.

— Где ж он есть? — Добрыня нахмурился. — Аль сорока по пути унесла?

— Не ведаю, куда его леший занес, — пожал плечами сотский.

Не сорока унесла лихого дозорного. И леший его не трогал. Не острегся воин. Догнала его стрела печенежская, пронзила спину. Кулобич, рыскавший по дебрям, как волк-одиночка, устерег русича и попользовался добычей...

— Потом разберем, — прервал Свенельд. — Сказывай, кто таков? — обратился он к наезднику в хазарской одежде.

— Аль не признал меня в этом обличье, воевода? Князь я волынский Владислав.

— Верно! — обрадовался Свенельд. — Не признал тебя сразу. Давай обнимемся, князь.

Они обнялись, похлопывая друг друга по плечам.

— Поведай, каких печенегов привел ты с собой? — спросил Свенельд.

— То не печенеги, — рассмеялся Владислав. — То вои мои на конях печенежских да тысяча угров. На подмогу вам пришли. Когда еще к Киев-граду собирались мы, примчались в Волынь три тумена угров с князем их Термицу. Святослав посылал к уграм гонцов, вот Термицу и повел подмогу на Русь. Один тумен с нами пошел, а с двумя другими хан Иелех двинулся в Печенегию.

— Много ли коней у тебя, князь Владислав? — спросил Добрыня.

— Хватит. Нас с уграми до пяти тысяч воев и у каждого заводной конь, а то и два.

— Откуда ж у тебя кони печенежские?

— Заплутала тут в дебрях орда степная до пяти тысяч копий. На нас нарвалась. Побили мы печенегов и коней у них взяли...

— Добро! — обрадовался Свенельд. — Теперь дело ратное с поспешанием сотворим. — К Добрыне обернулся, приказал: — Вели сполох кончать! Отведи воям волынским и уграм место для стана. Часом ждем тебя в истбе для беседы ратной. Воеводу угорского тож покличь...

На полянах вокруг селища Змеево полыхали костры. Искры чертили сумрак. В артельных котлах варилась каша, а на песчаном берегу днепровском лодейная дружина бражничала с местными смердами, охотниками, рыбаками. Угры расположились особняком, раскинув шатры кругами. Кочевники резали кобылиц, ловко свежевали их, рубили на куски и жарили мясо прямо на углях. Еду запивали кобыльим молоком.

Шумел боевой стан. У дымных горнов без передышки ухали молоты — в последний час перед грозной битвой Русь перековывала орала на мечи...

— Яз так мыслю, друзи, — заговорил Свенельд. — Десять тысяч лучших витязей моей и твоей, князь Владислав, дружины надобно посадить на коней и, часа не медля, бежать в обход Киев-града. Тебе хан Алмуц, с твоими кречетами в передовой стороже быть.

Коренастый воин сверкнул голубыми глазами и склонил белокурую голову в знак согласия. Алмуц был молод, и такое поручение льстило его самолюбию.

— По уговору, — продолжал Свенельд, — через два дня Святослав-князь подаст знак к наступлению. Надобно успеть перенять ворогу путь в Дикое поле...

— Князь Термицу с туменом угров уже стал в схороне у Печор, — вставил Владислав.

— То добро измыслено. Но ежели все тумены козар и печенегов, почуя недоброе, ринутся в степь, то в един миг сомнут угров. Так што нам поспешать надобно, дабы доглядчики вражьи про угров Термицу не проведали раньше времени... — Свенельд помолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил снова: — Князь Владислав пойдет со мной в товарищах. Ты же, Добрыня, снаряди пешую рать, дай им доброго темника, и пускай поспешают вот сюда. — Воевода показал точку на разрисованном пергаменте, где был изображен Киев с окрестностями. — Здесь, у селища Василева, в глухом займище, сольемся мы все с ратью воеводы Асмуда. Остальных сторонников сажай на весла, яз отдаю тебе вселодии с кормчими. Подойди ночью скрытно к левому берегу Непры-реки, на версту ниже Киев-града, и по знаку с воротней башни детинца смети всей силой своей козарскую рать в реку. Чтоб ни один не ушел! Потом поплывешь половиной лодий к Подолу, а другой половиной загородишь стрежень Лыбедь-реки. Найдешь меня там. Четыре тысячи гридей Ряда Полчного поведет князь Рогволод. В помощь ему тысяцкий Велемудр, — продолжал излагать свой план Свенельд, повернувшись к полоцкому князю.

Добрыня много раз слышал о подвигах Рогволода в битвах с ляхами, варягами, германцами. Но самому князя в деле видеть не приходилось, поэтому смотрел он на полочанина с нескрываемым любопытством. «Надобно бы позвать варяга сего на потешный поединок, — подумал русский витязь. — Попытать силушку и ловкость его».

— Князь Рогволод поведет своих могутов тайно через Зарубину падь на Подол, — говорил Свенельд. — Тайно! Чтоб ворог не проведал. А поступать — тебе, князь, по слову Вуефаста. Он воеводой нынче в Нижнем граде... И времени терять нам не можно! Ты, князь Владислав, и ты, витязь Добрыня, спешно отбирайте полки по слову моему. Завтра с зарей первым уйдет Рогволод с дружиной. Да, брат! — спохватился он. — Возьми с собой древлян с князем Дубором. Древляне в лесах, как дома. Вои они добрые и к смерти бесстрашные!

Князь Дубор покраснел от такой похвалы. Встал. Поклонился всем.

— На нивы бранные поспешайте, братие! Час приспел! — Свенельд встал. Поднялись и все остальные.

Каган-беки Урак не любил, чтобы ночью во время сна в его шатре кто-либо оставался. Памятуя печальную судьбу своего предшественника, задушенного собственными тургудами, он всю охрану удалял наружу. Долгие полвека, с тех пор как сел он на золотой трон-колесницу, спать всегда приходилось вполглаза. Чутко спать, как одинокому волку в степи.

Всю жизнь проведя в боевом седле, военный предводитель хазар сохранил сухость в теле и юношескую подвижность. Рука его оставалась твердой и точно направляла острие меча навстречу судьбе.

Врагов было много. Здесь, в собственном стане, их больше, чем где-либо. Жадные, завистливые ханы недовольны — два раза рождалась луна, а город Куява по-прежнему стоит непоколебимо. Правда, урусы оставили все окружные крепости и отвели своих воинов в Нижний город. Но это мало кого утешает — добычи нет, нечем кормить людей, потери в битвах велики.

Ханы уже вовсю развязали языки. Сначала шептались:

— Урак стар. Рука его ослабла, мозги стали жидкими. Беда будет! Каган Святосляб — грозный воитель. Как бы не потерять нам всем головы из-за слабости нашего повелителя.

Потом заговорили громче:

— Когда у волка выпадают зубы, его может укусить даже заяц!

Но каган-беки Урак тотчас доказал, что зубы у него целы и остры. По его повелению тургуды-иудеи срубили головы шести самым ретивым ханам, а два десятка сотников и простых воинов в назидание другим были забиты насмерть бичами...

— Завтра последний решительный натиск, — вслух подумал Урак. — Завтра решится моя судьба и судьба всей Хазарии...

Буря неожиданно и яростно набросилась на горы Киевские. На десятый день мая, когда буйным цветом взялись яблони, черемуха и вишня, ночью вдруг полетели «белые мухи». Дохнул Стрибог ледяным ветром: повалились наземь сотни хазарских шатров, разлетелись печенежские повозки. Из бездонного страшного неба хлынул ливень вперемешку с градом и снегом. Дико заржали кони. Заревели волы и верблюды. Многоголосый вой раздался средь кочевого стана. Смерчи содрали с земли лоскуты костров.

Златоверхий шатер кагана сотрясался, трещал, готовый сорваться и улететь в небеса. Урак молился при неверном свете масляных В шелковую обитую мехом стену что-то сильно ударило снаружи. Урак увидел дышло повозки, пробившее шатер, и тут же порыв ветра задул светильники.

— Сегесан-хан, сюда! — в страхе закричал каган.

Ему вдруг почудилось, что в темноте кто-то крадется к нему с длинным кинжалом в руке. Урак выхватил из ножен меч и что есть силы рубанул видение: клинок не ощутил препятствия. Старик испугался не на шутку.

— Сегесан, хвост вонючей свиньи, где ты? — взревел он.