Я кивнул и продолжил поиски.

Если считать шар, выгребенный мной ещё тогда, в общей сложности в местной виртсистеме находилось тринадцать душ, из них дюжина — тёмные добровольцы. Интересное число, да?

Хм, излазили уже всё, что только можно, теперь, наверное, пора приступать к реализации фальсификации великой битвы?

Господа Стражи, сейчас мы все дружно будем маяться дурью над развалинами лаборатории и издеваться над мёртвыми… Тихо, не надо спорить, Окормителей много, на всех хватит.

План таков: одна бригада с помощью телекинеза гоняет трупы, другая в это время изображает злобных Тёмных. Кто что делает — определят жребием бригадиры, потом поменяетесь.

А что в это время буду делать я? О, медитировать.

И не надо возмущённых воплей, это всё для дела.

Что за дело?

Хитро улыбаюсь.

Пристройте сначала наших павших героев, а там увидите.

Сажусь в полулотосе, прикрываю глаза и погружаюсь в себя под комментарии Ноти.

"Господа и дамы! Матч Мёртвых Окормителей против Буйствующих Стражей начался!

Итак, бригада Флаковиэля поднимает в воздух первую партию бойцов за благо Корпуса и расставляет их по позициям. Подчинённые Громилы, хищно улыбаясь, берутся за убивалки. Что за зрелище! Я не могу это вынести и отворачиваю вебкамеры.

Вот с половиной героев нашего времени покончено, и Стражи меняются местами. С оставшимися трупами-камикадзе разбирается бригада-шесть. О, как высокохудожественно они разрисовывают их боевыми заклятиями! Какие необычные эффекты дают столкновения различных противоположных стихий!

Вот и всё. Отыгрались наши за всё. Я так понял, ты уже готов. Я тоже".

Над развалинами проносится зычный голос из динамиков:

— Все разбежались! Очистить место боевых действий!

"Всё, очищено".

Я открыл глаза. Бездонно-чёрные, как никогда похожие на демонические. Медленно прошествовал в центр безобразия.

Хаос, мужская сторона Изменчивости, великая Стихия, ответь на зов посвящённого тебе! Здесь есть с чем поиграть.

Ещё пять минут — и вокруг меня почти та же картинка, какую Нотя подсмотрел у наставника в голове.

Благодарю тебя, Стихия, что откликнулся на призыв скромного наблэда и счёл предоставленные игрушки достойными тебя…

А теперь, наверное, стоит отдохнуть, Нотя…

Сворачиваюсь калачиком прямо в центре побоища и засыпаю.

Чёрная бабочка садится на дрыхнущего наблэда и чутко поводит вебкамерами по сторонам, охраняя его покой.

Наставник

Я уже могу сидеть.

Я сижу возле Котейки, обнимая за плечи Шнягу.

Опоздали…

Не об этом ли говорил мне Его высочество — поспешай не спеша?

Дядя-дядя…

Неужели и мне суждено стать таким — холодным, расчетливым игроком, двигающим по доске Обитаемого живые пешки?

Не хочу.

Лучше так и проскакать всю жизнь вечным мальчишкой, косящим под тупого солдафона, усиленно вытравляя в себе умение мыслить не прямолинейно, забывать об ученых степенях, присвоенных Академией за исследования Темного искусства и методов борьбы с ним, и загнуться где-нибудь на очередной операции от отравленной стрелы, шальной пули, ножа в спину…

Или как Леди — в День Стража на берегу реки, когда уже не остается жизненных сил…

Леди!

Что она там говорила про то, что когда припечет…

Я тянусь к своему клинку, к своему Аккумулятору.

Тянусь безо всяких предосторожностей, потому что знаю — теперь там живет мой друг, в дверь к которому я могу постучаться в любой момент.

"Ты быстро, мальчик".

Да, Леди — и исключительно благодаря вам.

"Ты всегда был воспитанным мальчиком, — тень улыбки. — Это мне надо воспринимать, как эквивалент слова "спасибо"?

Я улыбаюсь в ответ.

"Мальчик-мальчик… — тихий вздох. — Ты вернулся так быстро потому, что стряслось нечто, с чем ты не можешь справиться…"

Я грустно киваю головой.

"Она ожила, но не вернулась, та маленькая девочка?"

Я молчу, потупившись.

"Боюсь, что здесь нет ничего такого, что может тебе помочь, — вздох сожаления. — Здесь такие завалы, что я не успела разобрать и десятой части… ты ведь не хочешь, чтобы она превратилась в зомби, правда?"

Меня передергивает от отвращения.

"Я так и думала, — легкий смешок. — Ты всегда был добрым мальчиком, даже тогда, в Академии"

Я смущенно молчу. Я никак не могу привыкнуть, что все зовут меня мальчиком…

"Не теряй времени, мальчик. Здесь ты пока не найдешь того, что тебе нужно. Попроси другого друга".

Я сижу под безумным небом, на котором играют в догоняшки четыре луны, и пытаюсь вспомнить, кто из моих друзей способен на чудо.

Свинтус?

Если бы Свинтус мог — он бы не позволил мне сидеть вот так, тупо пялясь на взбесившиеся ночные светила.

Дядя?

Ну нет…

Я выбрасываю пустую сигаретную пачку и хлопаю себя по карманам, пытаясь вспомнить, где лежит заначка.

Что-то резко колет мне ладонь сквозь ткань камуфляжа.

Я машинально запускаю руку в карман и выуживаю цепочку с огромным кривым кошачьим когтем.

Коготь?

Леди говорила мне о Когте?

Но как я…

"Да охрененно просто, олух, — сердитое ворчание и раздраженный плевок. — Надо быть последней тупой скотиной, чтобы не помнить о том, что Страж всегда готов подставить плечо Стражу".

Коготь?!. но как?!

"Каком кверху, мудак! — еще один плевок. — Я уже запарился держать эту салажонку на лунной дорожке".

Спасибо, Старший, — шепчу я в полной растерянности.

"На конце я вертел твои спасибы, — он же мне все ухо заплюет, хам одноглазый… — Ты по делу базарь. Тело в порядке? Видимых повреждений нет? Внутри все цело?"

Порядок, Старший, — рапортую я, только что в струнку не вытягиваясь.

"Ну и зашибись, — довольно ворчание. — А теперь угребывай отсюда — и не забудь коготь ей в руку воткнуть… Да аккуратно, сопляк, чтобы только капля крови попала — а то заставь дурака Святыням молиться…"

Слава Святыням, конец связи. Как же его в бригаде терпели?

Я втыкаю коготь в нежную девичью ладошку, в мякоть у большого пальца, и вкладываю цепочку в ладонь.

Пустые глаза Котейки смотрят в небо.

Капля крови ползет по когтю и впитывается в него.

Как будто тень всплывает из изумрудной зелени глаз.

Взгляд становится осмысленнее — словно девушка просыпается.

Я не дышу — боюсь спугнуть…

Котейка

Хриплый голос.

Все тот же.

Неуловимо знакомый.

Тень, летящая над лунной дорожкой.

Когтистая лапа на плече.

Ощущение тепла и покоя.

Оборачиваюсь.

Старый одноглазый кот смотрит на меня в упор.

Я его не боюсь.

Он добрый.

Пойдем, девочка, говорит кот.

Тебя заждались, говорит кот.

Они соскучились, говорит кот.

Я боюсь идти назад.

Там боль.

Там пыльный голос.

Не бойся, говорит кот.

Голоса больше нет, говорит кот.

Этого голоса больше никогда не будет, говорит кот.

А боль будет, потому что жить вообще больно, говорит кот.

Но та боль не вернется, говорит кот.

Никогда.

Я ему верю.

Мы идем по лунной дорожке.

Прочь от луны.

Он держит меня за руку мягкой лапой.

На лапе не хватает одного когтя.

Боли нет.

Пыльного голоса нет.

Дорожка кончается.

До свиданья, говорит кот.

Коту грустно.

Ты заглядывай иногда к старику, говорит кот.

Я согласно киваю головой.

Он шлепает меня по попе — и лечу.

Лечу.

Лечу…

Надо мной лица — лицо сестренки с дорожкой слез, припорошенной пылью, и лицо ее чувака, расплывающееся в улыбке.

У меня саднит ладонь.

Я смотрю на ладонь — в нее воткнут огромный кошачий коготь.