Громов. Пожалуйста.
Боткин взял шляпу, трость, медленно вышел.
Инженер-церковник. Мне бы тоже надо выйти справиться.
Громов. Пожалуйста.
Инженер-церковник ушел.
Начальник (насмешливо остальным). Идите за материалами и скорее возвращайтесь.
Все инженеры ушли.
Громов. Откровенная работа!
Начальник. Пошли сговариваться.
Громов. Совершенно нагло действуют.
Начальник. А ты не серчай. Мы с тобой их поймали, посадили, дали по десяти лет… чего же ты от них хочешь? Мне они понравились. Смело молчат. Смело работают. Если ты с такими ребятами не построишь в срок свои сооружения — голову оторву. За Садовского и Боткина ты персонально отвечаешь.
Громов. Не думал, во сне не видал, если бы сказали, ни за что бы не поверил, что я, рабочий, красноармеец, чекист, буду отвечать за судьбу врагов рабочего класса.
Начальник. А ты пойми, усвой и действуй, товарищ. Громов.
ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ
Женский барак. На первом плане Соня, Дама-Нюрка, Татуированная, Нинка, Тамара. Дама-Нюрка штопает чулки. Татуированная учит Нинку, как бить человека в висок. Соня и Тамара лежат на койках. В углу Фефела. Кулачка поет.
Нинка. Поешь, тетя?
Кулачка. Пою.
Нинка. Ну, пой. А где сядешь, тетя?
Кулачка. Я уже села. (Поет.)
Нинка. Тетя, а тетя, зачем же ты колхоз подпалила?
Кулачка. На глупый твой вопрос не отвечаю.
Нинка. Жалеешь, что колхоз подпалила?
Кулачка. Жалею, что не спалила.
Нинка. Не сгорел колхоз?
Кулачка. Не сгорел.
Нинка. А ты сгорела?
Кулачка. А я, конечно, сгорела.
Нинка. Значит, ты идешь против советской власти?
Кулачка. На глупый твой вопрос не отвечаю.
Дама-Нюрка. Эх, был когда-то фильдеперс… С итальянского парохода получила полдюжины… Одесса-родина. Девушки, запойте какой-нибудь романс.
Фефела. Святый боже, помилуй нас!
Татуированная. Ты, Нинка, цыпленок, ты плюнуть, как полагается, не умеешь. Ты даже слегка порезать человека не сможешь.
Нинка. Не волнуйтесь. Я уже имела две судимости и по третьей в Ташкенте получила пять лет.
Татуированная. Какая грозная Магдалина… Две судимости… Пять лет… Соня, у меня по бокам мурашки пошли…
Нинка. Захочу — и порежу человека, на кого задумаю.
Татуированная. Люблю невинный возраст. Как же бы ты начала резать человека?
Нинка. Как надо… Осерчала бы — и раз его куда попало.
Татуированная. Ну и дура.
Нинка. Сама.
Татуированная. Повтори!
Нинка. Сама знаю, что дура.
Татуированная. Смотри, щекотать буду.
Нинка. Соня, за что она меня мучает целые дни?
Татуированная. Я из тебя человека делаю, дура. У тебя жизнь впереди. Слушай меня, запомни: серчать не надо, если ты кого-то хочешь… Понимаешь меня? Вот тварь!.. Чего ты моргаешь, как вентилятор! Я, например, тебя полагаю задушить, и я тебя задушу, но я не позволю себе серчать. Наоборот, я тихо, скромно буду улыбаться и выйду спокойная из этого дела. Улыбнись!
Нинка. Пожалуйста.
Соня (Татуированной). Покажи ей, как бьют под сердце.
Татуированная. Покажем. (Нинке.) Эх ты, цыпленок!
Фефела (из угла, нараспев). Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас!..
Соня. А я в Москве котиковое манто имела… Нюрка, пришей мне кнопки на кофту. Я котиковое манто на кокаин променяла. Нюрка, пришей мне, ради бога, кнопки на кофту. Мне осталось жить два лета. А потом отравлюсь кокаином от громадного порошка. (Запела.)
Поутру объявленье в газете,
Что ее на бульваре нашли,
В пять часов, на снегу, на скамейке,
И в приемный покой отвезли.
Из угла Фефела поет по-церковно-славянски молитву. Соня взяла полено, пустила в угол. Пение прекратилось.
Ох, тоска… даже клопов нету… чистоту соблюдают. Дама-Нюрка, скажи нам, почему здесь чистоту соблюдают?
Дама-Нюрка. Что за вопрос! Гигиена.
Соня (кричит). Зачем? Зачем мне гигиена? Зачем мертвецу музыка? Все это ложь. Я знаю с детства. Я в воспитательном доме на голубой кроватке спала, боженьке пупок лизала, на горохе голыми коленками стояла. Меня по четырнадцатому году мадам Аглая бабьей любви обучила. Я ненавижу эти чистенькие подушки с детства. Это ложь! Перековка, переделка, воспитание, газеты… Кого путают? Тюрьма — значит тюрьма. Настоящий разговор!
Тамара. Соня, ты мне веришь, что я была киноактрисой?
Дама-Нюрка. Тамарочка, я вам верю… при таких карих глазах… Ты успокой меня…
Татуированная. Сонька, сгинь.
Нинка. Начальники!
Татуированная и Нинка сели рядом, взяли по газете. Соня растянулась на нарах. Входят начальник, Громов, врач, Садовский, воспитатель.
Начальник. Ну, кто вас обижает?
Нинка. Все.
Начальник. Так… много у вас обидчиков. А кого вы обижаете?
Нинка. А мы никого не обижаем.
Дама-Нюрка. Обед нам дают жидкий, как воздух…
Кулачка. Обувку дают старую.
Начальник. Что ж это, товарищ Громов, кормишь жидко и обувку даешь жидкую? Обижаешь женщин.
Громов. Они на работу не выходят.
Татуированная. От работы лошади дохнут.
Начальник. Не уважаешь ты себя, красавица…
Татуированная. Как раз наоборот.
Начальник. А с лошадью себя равняешь. Придумай что-нибудь поумней. А обед может быть густой и обувка найдется. Не маленькие: знаете, кому у нас сапоги дают и кто мясо кушает на второе. Не серчайте, такой у нас порядок.
Ушли.
Соня. Думала, что этот еще зубы заговаривать будет — каторжную душу пластырем не залатать. Мальчики!
Снова входит начальник.
Начальник. Я про тебя слыхал. А ты еще молодая.
Соня. Смотря для чего.
Начальник. Для того, чтобы жить.
Соня. С кем?
Начальник. Смела.
Соня. Не скрываю.
Начальник. Ты второй месяц отказываешься работать.
Соня. Ошибаетесь, я пятнадцать лет отказываюсь работать.
Начальник. Куришь, конечно?
Соня. Ну, ну, ну, без подходов. Я воровка, я бандитка… с нами советские генералы не курят.
Начальник. Что верно, то верно, ты воровка. Сколько лет имеешь?
Соня. До звонка.
Начальник. Бежать думаешь?
Соня. Как посоветуете?
Начальник. Не стоит. Все равно поймаем.
Соня. У вас дело поставлено.
Начальник. Не зря хлеб едим.
Соня. Видно.
Начальник. Не скрываем. Ты закури. Курить ведь нечего.
Соня (взяла папиросу). Благодарю.
Начальник. Отец был крестьянин или рабочий?
Соня. Рабочий.
Начальник. Металлист?
Соня. Железнодорожник. В крушении погиб.
Начальник. Понятно… У меня тоже отец был рабочий… Умер от чахотки. Все это понятно. Прощай пока. (Ушел.)
