Не получив ответа, Тристан нерешительно шагнул к ней. Дверь он оставил открытой, свет из коридора освещал комнату и служил защитой для Мередит. Пока дверь остается открытой, невозможно зайти далеко.

— Почему?.. — Он вскинул голову. — Почему вы здесь?

Мередит с трудом сглотнула, лихорадочно обдумывая ответ. Что она могла сказать? Что пришла в поисках обличающих его улик, но теперь должна уйти? О да, это было бы просто великолепно.

Притворяться, что она заблудилась в доме, бесполезно. Комнаты хозяев находились не в том крыле особняка, где комнаты гостей. Нужно быть полной идиоткой, чтобы, бесцельно бродя по этой части дома, оказаться в чьей-то спальне.

Не говоря уже о том, что это не объясняет, почему он застал ее с подушкой в руках.

Мередит вздохнула. Существовала только одна причина, которая могла показаться правдивой. Это было самое опасное объяснение из всех, потому что оно вынуждало ее сказать чистую правду:

— Между нами что-то происходит, Тристан.

Голос ее дрожал. Произнести эти слова было невероятно трудно. Мередит ненавидела себя за то, что использовала настоящие чувства, которые испытывала к нему, против него, в интересах проводимого ею расследования. Это обесценивало чувства, запрятанные в сердце. Она никогда не думала, что унизится до такого способа служения своей стране.

Тристан смотрел на нее, и его лицо было непроницаемым. Сердце у нее стучало.

— Умоляю, скажите, что не только я испытываю эти чувства, — прошептала Мередит, и на этот раз ее слова не имели никакого отношения к заданию. Ей необходимо было знать, правильно ли она поняла его намерения, его поцелуй. Она не вынесет, если он снова оттолкнет ее, как годы назад.

— Не только вы, — прошептал он. Голос его стал хриплым от желания.

Это было огромное облегчение, от которого колени у Мередит сделались ватными. Она ненавидела себя за это. Зато, что человек, подозреваемый в предательстве, приобрел такую власть над ней.

Мередит тяжело вздохнула. То, что она собиралась сказать дальше, было самым опасным признанием из всех. Она только надеялась, что после того, как скажет это, сможет контролировать то, что будет происходить потом.

— Я… я здесь по этой причине. Я пришла, потому что не могу больше отрицать влечение к вам. И не хочу отрицать. Тристан… — Мередит колебалась, — я хочу вас.

Шокирующее откровение повисло в воздухе. Молчание, темнота, глубокое дыхание воцарились в комнате. Тысячи мыслей пронеслись в голове Тристана. Существовало множество причин, по которым ему следовало деликатно отвергнуть ее порыв.

Вместо этого он убрал руку за спину и положил ладонь на дверь. Не глядя, он толкнул ее, и она захлопнулась с громким звуком. Все сомнения и все резоны исчезли, на смену пришла ясность, о которой Тристан забыл с тех пор, как умер брат. В первый раз за долгое время он точно знал, чего хочет. Не то, что нужно. Не то, что диктовали делать обстоятельства или планы. Просто то, чего он хочет.

Мередит. Он хотел, чтобы она помогала ему помнить. Чтобы она помогала ему забыть. А больше всего Тристан хотел раствориться в ее прикосновениях, в ее аромате, в ее сладости.

Идя к ней, он впитывал в себя каждую мелочь. То, как расширились ее глаза, как прерывалось ее дыхание, когда он остановился перед ней и отбросил маску, которую все еще держал в руке, на столик у камина. Он забыл обо всем, и это его ничуть не волновало.

Медленно, очень медленно он провел пальцами по шелку каштановых волос. Ее маска, так очаровательно сдвинутая наверх, и заколки, удерживающие прическу, упали, когда он взял в руки ее лицо и запрокинул его.

Тристан судорожно вздохнул, и его губы встретились с ее губами. Они были теплыми и знакомыми на вкус. Он покусывал их, пока Мередит не задохнулась от наслаждения и не прижалась крепче к его губам. Он заставлял себя не торопиться, размеренно дышать, когда языки их сплелись и начали борьбу. Ее сжатые в кулачки руки, до этого опущенные вдоль тела, расслабились и обхватили его шею. Мередит поднялась на цыпочки, чтобы еще крепче прижаться к его губам, и это был сильный удар по броне его самоконтроля.

— Не будем спешить, — шепнул Тристан.

Это было предупреждение для него самого и обещание для нее. Он не помнил, когда последний раз в его постели была женщина. И Тристан, конечно же, не помнил, чтобы пылал страстью сильнее, чем сейчас. Может быть, потому что никогда так не желал женщину. До такой степени, что мог забыть все за утешение, которое несли ее объятия. Когда-то он испугался этого. Если честно, Тристан и сейчас боялся. Но больше он не может отказывать себе во всем. Он и так слишком долго делал это.

Мередит улыбнулась под его губами, желание продолжало пульсировать на заднем плане, как постоянное биение сердца. Через какое-то время он не сможет удерживать его, и желание возьмет верх.

Но еще не сейчас.

Он притянул ее ближе, положив одну руку на изгиб талии и позволив другой скользнуть ниже. Массирующими движениями он ласкал ее бедро, поглаживал спину, негодуя на несколько слоев материи бального платья.

Когда Тристан прижал ее бедра к своим, дав почувствовать силу своего желания, в горле Мередит родился низкий стон. Это был какой-то болезненный звук, который проник в него и заставил сильнее пульсировать бугор, который теперь упирался в ее живот.

Ее пальцы вцепились ему в волосы, поцелуи становились все яростнее. Тристан дотянулся до пуговиц на ее спине. Одну за другой он расстегивал маленькие пуговички в форме розочек, ощущая, как теплеет кожа под его пальцами. Наконец платье обвисло, он потянул его, и оно кучкой упало вокруг ее ног.

У него перехватило дыхание. Как часто Тристан пытался представить себе Мередит в таком виде, но действительность превзошла самые смелые ожидания.

Ее нижняя рубашка оказалась того же бледно-розового цвета, что и нижняя юбка платья, но гораздо тоньше, она не скрывала темные пики сосков и изгибы стройного тела. Тонкий шелк, прикрывавший горячую кожу, приветствовал его твердые руки.

Мередит изогнулась, выставив груди в безмолвном предложении. И предложение не осталось без внимания. Встретив ее неукротимый взгляд, он нежно взял ее за одну грудь, трогая уже тугой сосок, и она откинула назад голову, выгибаясь от наслаждения.

— Тристан, — простонала Мередит, хватаясь за лацканы его сюртука, когда он наклонился, чтобы губами поймать торчащий сосок.

Когда Тристан начал сосать ее грудь, Мередит слабо вскрикнула. Невероятные ощущения бурлили в ней, вызывая слабость в коленях и посылая жаркое желание вниз живота, в каждую клеточку ее тела.

Это было то, чего она боялась. Ее объяснение, что она хочет уступить их обоюдному желанию, привело к тому, что Мередит полностью утратила контроль над собой прежде, чем смогла найти способ отступить. Но это было именно то, на что она в глубине души надеялась. Она поняла это сейчас, когда язык Тристана проделывал что-то безнравственное с ее соском, отчего ее бедра начали неудержимо двигаться взад-вперед.

— Пожалуйста, — услышала Мередит свой шепот, показавшийся ей далеким и чужим, потому что он звучал хрипло. — Пожалуйста.

Тристан оставил сосок и посмотрел ей в глаза. Это был взгляд одержимого, обещавший блаженство. Обещавший удовлетворение, которого она никогда еще не испытывала.

Поймав губами ее рот, он неловкими шагами повел ее к кровати. Потом ноги Мередит оказались в воздухе, потом она сама оказалась лежащей на постели. Не сопротивляясь, она спиной оперлась о подушку и наблюдала за ним.

Из-под полуопущенных ресниц она не спускала с него глаз. Тристан сорвал с себя сюртук и быстро развязал узел кравата.[1] В следующий миг он сбросил рубашку, и у Мередит остановилось сердце.

Мередит не была краснеющей девственницей. Она уже видела обнаженного мужчину. Но ей никогда не приходилось смотреть на мужчину и поражаться красоте его тела. Плечи Тристана оказались невозможно широкими, сильными и мускулистыми, не уступали им по великолепию и его руки. Торс посрамлял изваяния древних греков и римлян. Ни одно не могло сравниться с ним.