Минут через десять после начала моей экскурсии вошел хозяин, мужчина в состоянии той же куклы и, как мне померещилось в темноте, ровно с таким же набитым ватой чулком вместо головы. Правда, в солидных очках и небритый (не по моде, а явно пятый день употребляет). Глаза как у лежащей на берегу рыбки.

Я спросила, сколько стоит кукла. Он отвечал, собравшись с силами:

— Не продается. Подарок друзей.

Возможно, все в этой лавочке было такого же сорта, типа подарки друзей и не продается. Не может продаться никогда!

— Жалко, — сказала я. — Кукла хиппи?

Действительно, у нее такой был вид, отсутствие лица, экзотический костюм и четыре руки.

— Йес.

Он соглашался со всем, что я говорила:

— Оф корс.

Видимо, чтобы не связываться.

Затем у него в башке, набитой ватой, что-то стукнуло, видимо, и он вдруг невнятно пробормотал:

— Хорошо, я продам ее, но только за сорок тысяч.

И здесь глазки его приоткрылись и оттуда выглянула маленькая надежда, как из-за дверной цепочки, и тут же скрылась.

Я стала думать, сорок тысяч ЧЕГО?

Долларов — это, разумеется, удивительно, но и лир столько быть не может. Один миллион лир это семьдесят центов USD. Стало быть, сорок тысяч лир — это меньше трех центов.

Сошлись на десяти долларах.

Затем я попросила его попозировать мне на улице. Он выдвинул свою непослушную тушку на порог и стал терпеливо держаться на ногах. Тут же ко мне сзади прилип ушастый малый лет восьми. Мой турецкий продавец нетвердым голосом ему что-то неодобрительное сказал. Малый не отставал. Покосившись на него, я поперхнулась. На лице его было написано райское блаженство и одновременно мука. Возможно, искусство рисования все еще не слишком распространено тут. То есть оно здесь категорически запрещено! Я еще раз оглянулась. Мальчик со страстной, томной мольбой на носатом лице торчал за моим плечом. У него покраснели уши. М.б., это будущий мусульманский Церетели стоял и смотрел, как я царапаю авторучкой в блокноте.

А тем временем мой турецкий словарь пополнялся.

Я ехала на такси в гостиницу ранним вечером. Таксист повез меня, как я понимаю, не прямым путем, а как бы решив показать мне весь город. Проезжая мимо лачуги, нависшей над улицей, он как-то явно застыдился и пожал плечами. Зато около некоторых сильно украшенных ворот (с такими каменными кудрями) водитель приободрился и провозгласил:

— Долма!

(Ну я знаю долму, такие голубцы из виноградных листьев. Может, тут изображены фрагменты развязавшихся голубцов?)

И тут же он значительно прибавил, веско так:

— Бахча!

А, арбузы тут ростят, видимо. Голубцы и арбузы, так.

Но тут же шофер воскликнул:

— Сарай, а? Сарай! (Он даже причмокнул, типа «сарай-то, а?»)

Матушки. И сарай я знаю что такое. Все слова знакомые, а смысл? Арбузы и голубцы в сарае?

Вечером я купила гид по Стамбулу. Долма Бахче Сарай — это музей. Вот что.

Из бесед с Нихал. Она рассказывает, что турчанки сейчас рвутся на работу, хотят делать карьеру — журналистки, врачи, бизнесвумен, актрисы. Мужья, разумеется, этого не одобряют, хотя их денег часто не хватает. Муж актрисы Нихал теперь живет отдельно. Они дружат.

— А сколько жен разрешено иметь в Турции?

— Одну, — говорит Нихал.

Но, оказывается, в деревнях все равно берут жен побольше (там живут только от поля и огорода, и десять рабочих рук на с/х работах во всяком случае лучше, чем две, а сельским хозяйством занимаются здесь только женщины. Турецкий муж, по словам Нихал, сидит в кофейне, играет в нарды, беседует, смотрит телевизор. А деньги все хранит у себя. Но денег не хватает, и мужик подается в Стамбул на стройку, и берет он с собой одну жену, правда, потом все остальные, делать нечего, подтягиваются с детьми. Ежегодный приток населения в Стамбул — 500 тысяч человек… И ни одного иностранного лимитчика! Ни молдаван, ни людей с Мозамбика, ни украинцев, ни вьетнамцев.

Правда, девушки иностранные встречаются. Одну из них, беленькую, я спросила по-турецки, пробираясь к главной цели своего путешествия:

— Айя-София??? Ммм???

Она моргнула и ответила мне:

— А какая?

— Их что, две? — удивилась я, не заметив, что мы говорим по-русски.

Белокурых турчанок и турок в Стамбуле и по стране много. Рыжих, сероглазых, светленьких. У девушек никакой косметики. Одеты просто — джинсы-майка. Волосы пучком или хвостиком. Свежие, красивые лица.

Вообще турки все необыкновенно добродушны и приветливы. За десять дней путешествия по Анатолии (восточная Турция) я ни разу не слышала ругани, никто не скандалил. Дорогу узнать — немедленно проводят прямо до порога. Однажды я оказалась на огромном автовокзале в городе Измире — мне надо было добраться до древнего города Эфеса. Произнеся слово «Эфес» с восклицательным знаком, я обросла провожатыми, которые буквально ткнули меня в нужный автобус. Но вещи-то были в камере хранения! Я прочла на квиточке слово, обозначающее «камера хранения», и воскликнула его по-турецки в воздух, без адреса. Тут же образовался молодой человек, который поволок меня в обратном направлении, да еще на другой этаж, взял мои вещи… А я уже, сообразив, сколько придется ехать через четверть страны, произнесла слово «туалет!». Мой носильщик немедленно привел меня в нужное место, где написано было «Баян», но показал на часы: мол, быстрее. Это все происходило как в кинокомедии эпохи Чаплина, на быстром беге. Выскочив из «Баяна», я понеслась следом за своим эфенди, но посреди пути вдруг опомнилась, что забыла шляпу на прилавке, рядом с кассиром «Баяна». Со стоном я показала на голову и на далекий уже «Баян». Эфенди поскакал туда галопом, тут же вернулся со шляпой, и мы погнали на второй этаж. Перед тем как подняться в автобус, я было собралась дать ему денег, но он отмахнулся, сел на место водителя, хлопнул дверкой, и мы помчались! Это был шофер…

Я, кстати, рядом со словом «bayan» увидела и слово «bay» и подумала: похоже на «купить» по-английски, однако, порывшись в памяти, поняла: бай-то, это наша Средняя Азия против них боролась, антибайская типа революция там была. Бай — господин, а баян, видимо, госпожа. (Так и было на вывеске в том чистеньком турецком туалете, где в каждой кабинке имелся дополнительный кран, а под ним кувшинчик для гигиены.)

Итак, я могу обращаться к мужчине просто: «Бай!»

Но я ошиблась.

В очередном ресторане мне обещали принести уже показанную рыбу через четыре минуты (в СВЧ, что, ли они ее испекут?) Прошло семь раз по одной порции времени для приготовления рыбы в СВЧ, а мой дядя все не появлялся. Вдруг он пронесся вдалеке. Я громко позвала его:

— Бай!

Он исчез. Это было не то слово. Возможно, слово «бай», подумала я, обозначает «самец»? Крикни я такое в нашем ресторане, тоже меня бы не поняли… Так и сказали бы: «Нне понялл!»

Потом мне объяснила Нихал, что «бай» — это старинное слово. Какое? Разумеется, «боярин». От того же корня. Буй тур яр Всеволод… Я напрасно ждала, что официант встрепенется при слове «боярин». Надо было звать «эфенди», объяснили мне. Но для обозначения мужчин существуют и другие слова. В следующем ресторане пожилая дама, окруженная могучей семьей, все время подзывала официанта «э, э, паш'а». Имя? Нет, другого она тоже так же окликнула. Ну, слово «паша» мы знаем. У нас в стране все Павлы исключительно Пашки. А произошло оно от тюркского «паша», что значит «командир». Дама и говорила: командир, то и се! Командир, еще и это нам! Э, э, командир, пятое и десятое нам подай! Совсем загоняла двух пашей.

Что касается меня, то я регулярно обедала в обществе по меньшей мере четырех персон: черного паши с белыми усами, одной рыжей красотки и двух с серыми лицами в полосочку. Один серый полосатый все время выл и гнал остальных из-под стола, но они только прижимали ушки и сидели, ожидая очередного куска сверху, от меня.