Третий по счёту ключ открыл замок. Бросив быстрый взгляд в один и другой конец коридора, — пока по-прежнему пустынного, — Кэп проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь.

Он знал, где искать выключатель, поскольку хорошо изучил это место. Здесь находилась лаборатория доктора Адама Буркхарда, невоспетого пионера (открыточного героя, как часто иронически думал Кэп) молекулярной антропологии. В первые годы работы в университете по настойчивому совету Мерилла и других коллег Кэп проводил здесь много времени, работая бок о бок с Буркхардом, по всей видимости, предполагавшим таким образом восстановить веру Кэпа в выгодные мутации и удержать его как профессора биологии на пути истинном. Если кому-нибудь дано доказать, что мутации действительно являются механизмом для выведения новых видов, то несомненно только Буркхарду. Он посвятил всю свою жизнь подобным попыткам и — как постоянно указывал Кэп — во всех терпел неудачу. Разумеется, Буркхард ожидал от него отнюдь не такого умозаключения. После двух лет совместной работы их взгляды разошлись настолько, что они расстались: Буркхард продолжал заниматься своими секретными исследованиями первоочередной важности, а Кэп перешёл на роль факультетского парии, откровенно высказывающего своё мнение и задающего много лишних вопросов. Но сейчас у Кэпа не было времени предаваться неприятным воспоминаниям. Сейчас главным представлялся тот факт, что он имеет при себе украденные ключи и скоро будет пойман, если не поторопится, и что он находится в лаборатории, по всем признакам пустующей. Рабочие столы, некогда заставленные приборами, свидетельствующими о разных предметах и стадиях исследования, теперь пустовали. Только у самой двери стояли в ряд несколько картонных коробок. Со стен исчезли постеры, со стеллажей — склянки с образцами, а из клеток — лабораторные мыши.

Стол Буркхарда тоже пустовал. Кэп поставил на него шкатулку с ключами и выдвинул все ящики, один за другим: ничегошеньки. На доске объявлений над столом висел перекидной календарь, всё ещё открытый на январе, хотя уже был июнь, а также несколько объявлений о давно прошедших событиях и несколько прикнопленных моментальных снимков: симпатичная старшекурсница, делающая инъекцию лабораторной крысе, крысы пёстрой окраски, четверо широко улыбающихся студентов с призом, полученным на региональной университетской выставке научных достижений. Диплом доктора философии Буркхарда исчез со стены, но прямоугольник невыцветшей краски всё ещё указывал на место, где он находился прежде. Пластинка с надписью «Преподаватель года» по-прежнему висела над столом, пыльная и забытая. Кэп помнил, что с течением лет Буркхард постепенно терял интерес к преподавательской работе, и теперь казалось, что Буркхарда не особо волновали ни воспоминания, ни молодые люди, на которых он оказал влияние (раз он оставил здесь их фотографии).

Кэп подошёл к картонным коробкам и открыл первую. Ага, хотя бы один след присутствия Буркхарда. В коробке, завёрнутые в несколько слоёв газеты для сохранности, лежали стеклянные сосуды с образцами. Буркхард всегда гордился своей обширной коллекцией наглядных свидетельств эволюции, некогда занимавшей здесь несколько стеллажей. Он покупал, заимствовал и обменивался с биологами из всех стран мира, чтобы собрать галапагосских вьюрков с клювами разной длины, крапчатых мотыльков, серых и белых, латимерий, которые считаются живыми реликтами, летучих мышей, чьё строение крыльев напоминает строение человеческой кисти, ящериц, предположительно произошедших от змей, удава, произошедшего от ящерицы, — буркхардовская выставка мертвечины. Оставшиеся здесь сосуды, вероятно, были упакованы в последнюю очередь и ждали, когда их увезут, не важно куда.

Кэп извлёк из коробки одну банку и осторожно снял с неё газетную обёртку. Несомненно он уже видел раньше этот экземпляр…

Нет. Не видел. Судя по всему, это что-то новое, решил Кэп. Буркхард не покупал его и не выменивал, а Буркхард сам вывел его.

Это была лабораторная крыса, плавающая в жёлтом консерванте: жалкий зверёк с искривлённым позвоночником и — Кэп пересчитал дважды, чтобы убедиться, — шестью лапами.

Он вытащил и развернул второй сосуд. Другая крыса, на сей раз с пёстрой шерстью и без глаз.

В третьем сосуде находилась безногая крыса. Кровь бросилась Кэпу в лицо, тошнота подкатила к горлу. Он принялся заворачивать банки в газету и класть обратно в коробку, пытаясь внушить себе глупую, напрасную надежду, что Буркхард всё понял и остановился на крысах или, в самом худшем случае, на шимпанзе. В конце концов Буркхард всё-таки учёный. Безусловно он знает, как толковать результаты опытов, особенно на таком высоком уровне…

Внимание Кэпа привлекла одинокая клетка в дальнем конце помещения. Он застыл на месте, держа в одной руке завёрнутый в газету сосуд, а другой придерживая открытую крышку коробки, и несколько мгновений пристально смотрел на неё.

Он не верил своим глазам. Он не был готов к ещё более неприятным находкам.

Клетка напоминала контейнер для транспортировки домашних животных: ящик из прочного пластика с решётчатой дверцей в торцевой стенке. Она явно побывала в крутой переделке. По периметру дверцы прогрызены щели, словно огромная крыСа пыталась вырваться на волю. Гнездо для задвижки почти вырвано, решётчатая дверца, вся в следах зубов, выгнута наружу, словно её толкали изнутри со страшной силой.

Какое бы животное ни держал Буркхард в этой клетке, оно превосходило своими размерами крысу. Очевидно, хочется надеяться, Буркхард нашёл клетку побольше и попрочнее.

— Доктор Капелла!

Он задержался слишком долго. Повернувшись, Кэп увидел входящего в помещение Мерилла, за которым следовали два местных полицейских в серой форме, самые лучшие и сильные в университете.

Мерилл — сильный и самоуверенный в присутствии своей армии из двух человек — протянул руку.

— Мои ключи.

Кэп кивнул в сторону пустого стола Буркхарда.

— Они там. Мерилл взял ключи.

— Кэп, у вас есть выбор: либо вы немедленно покидаете территорию университета и никогда больше не возвращаетесь, либо будете арестованы прямо здесь, прямо сейчас.

Кэп медленно двинулся вперёд, вскинув руки в знак капитуляции.

— Привет, Тим.

Первый полицейский, долговязый парень в очках, сказал: — Привет.

— Кений, как дела?

Второй полицейский, стоявший со скрещёнными на могучей груди руками, кивнул и ответил:

— Нормально.

Кэп обратился к Мериллу:

— Похоже, это не отпуск, а нечто большее. Похоже, Буркхард собрал манатки и съехал навсегда.

— Это не ваше дело.

Кэп кивком указал на повреждённую клетку.

— Что произошло? Зверюшек стало трудновато держать в клетках?

Мерилл самодовольно ухмыльнулся.

— Для умных поясню, доктор Капелла (если это слово что-нибудь для вас значит): мы все здесь учёные, а это означает, что мы имеем дело с фактами. Вы креационист, а теперь ещё правонарушитель и взломщик. Прежде чем вы скажете что-нибудь кому-нибудь, пожалуйста, подумайте хорошенько о том, кто из нас пользуется доверием и имеет возможность уничтожить другого.

Креационист. Мерилл употребил это слово, как оскорбление. Кэп не в первый раз видел подобные проявления самонадеянности и был сыт по горло.

— И это говорит учёный? Мерилл улыбнулся.

— Учёный во всех отношениях, доктор Капелла: в глазах моих коллег и, самое важное, в глазах общественности. У меня есть обязанности, главная из которых заключается в том, чтобы не позволять вредителям вроде вас подрывать основы науки.

— Науки? Не точнее ли будет назвать это единственной доступной кормушкой?

Мерилл повернулся к полицейским:

— Выдворите его отсюда.

Рахиль бежала в полную силу плавным маховым шагом, подавшись всем корпусом вперёд, широко размахивая длинными руками. Бек крепко прижималась к ней, обнимая за шею, наклонив голову, испуганно отшатываясь от веток, пролетавших всего в нескольких дюймах. Она оглянулась через плечо, но не увидела никаких охотников или друзей, а только быстро удаляющиеся деревья и расстояние, увеличивающееся с каждым мощным прыжком. Ни одному пешему охотнику не нагнать их.