А между тем Акитада мучился, не зная, как подступиться к делу Татибаны. Юкинари неожиданно сам ему помог.

Нервно теребя в руках кисточку для письма и не глядя Акитаде в глаза, он спросил:

— А нет ли каких новых сведений относительно смерти князя Татибаны?

— Новых сведений пока нет, но я посетил с соболезнованиями вдову и нашел ее в глубокой печали и растерянности. Похоже, буквально все оставили ее в этот трудный час.

У Юкинари покраснели уши.

— Да… Тут уж непонятно, что делать, — туманно выразился он.

— Но, по-моему, ваша дружба с этой семьей дает вам право и даже некоторым образом вменяет в долг предложить свои услуги юной вдове.

Юкинари посмотрел на него с тоской и промокнул лоб.

— Это… Нет, вы не понимаете. Она не ждет такого предложения.

— Да, но что же все-таки связывает вас с госпожой Татибана, капитан? — прямо спросил Акитада.

Юкинари побагровел.

— Позвольте спросить вас, господин, почему вас это так интересует?

Юкинари, конечно, совсем не походил на убийцу, но любовь, как известно, порой толкает мужчин на странные вещи. Поэтому Акитада решил перейти к более решительным действиям.

— Князя Татибану убили. Вас видели в его владениях в ночь его смерти.

Юкинари закрыл лицо руками и горестно воскликнул:

— Боже мой!..

— Так вы признаетесь в убийстве, капитан? — продолжал Акитада.

Юкинари рассеянно качал головой.

— Конечно, нет. Я почитал его как отца.

— Тогда что означал этот возглас?

Юкинари снова залился краской.

— Не знаю. Я чувствую свою вину. Возможно, мне следовало сказать ему.

— Сказать ему что?

Юкинари был совершенно подавлен.

— Видите ли, она… она была несчастна. Поэтому мы с ней… стали любовниками. Я постыдился ему признаться. Не хотел травмировать его… и ее тоже.

— Ваше присутствие в доме Татибаны в ночь убийства делает вас подозреваемым, и только что вы сами назвали мотив.

Юкинари мотнул головой и поморщился, здоровой рукой дотронувшись до повязки.

— Это был не я. В ту ночь меня вообще не было в городе, я вернулся уже после рассвета. Тогда-то и узнал о случившемся. К тому же наша любовная связь была недолгой и закончилась минувшим летом. — Заметив недоверие в глазах Акитады, он поспешил прибавить: — Поверьте, я очень сожалею о своем поведении. Князь Татибана был так добр ко мне, я считал его почти отцом, которого, кстати, никогда не видел. — Он печально вздохнул. — Возможно, вам трудно понять, но их брак был непохож на другие. Из-за разницы в возрасте она была ему скорее приемной дочерью, нежели женой. В сущности, она… В общем, они не… Иногда мне казалось, что он мог бы даже одобрить это.

Акитада напрягся. На его взгляд, такой прагматичный подход со стороны Юкинари заслуживал осуждения.

— Желание порвать связь исходило от дамы?

— Нет, от меня. Она сердилась, но к тому времени у меня появились и другие причины.

Акитаде вспомнилось это юное создание в слезах.

— Жаль, что эти причины не появились у вас раньше, — сухо заметил он. — Кстати, что это были за причины?

— Видите ли, я… В общем, у нее был кто-то еще. Только теперь это не имеет значения. — Он горько рассмеялся. — Как сказал поэт Нарихира, любовь кратковременна и обманчива словно роса. Поэт был прав. — И он снова закрыл лицо руками.

Эта воспетая в стихах роса напомнила Акитаде о капельках влаги на золотистой коже Аяко. Он смотрел на капитана, пытаясь найти подходящие случаю слова, когда вернулся лейтенант Накано и доложил — сержант Хидэсато на прошлой неделе обращался сюда с просьбой принять его на военную службу. Его просьба была одобрена, но сержанта не оказалось по указанному им адресу. Его выгнали за неуплату, и никто не знал, куда он подался.

Юкинари кивнул.

— Благодарю вас, лейтенант. А теперь доложите, пожалуйста, его превосходительству о том, что случилось в деревне Ханифу.

Накано козырнул и сообщил:

— Два дня назад после заката мы получили сведения о засаде, устроенной одному из наших патрулей. Капитан незамедлительно выехал туда в сопровождении четырех вооруженных конников. Вернулись они на следующее утро. Четверо были ранены в схватке с шайкой каких-то разбойников в капюшонах, вооруженных мечами и секирами. Нападавшие скрылись, но один из них был монах. — И, видя удивление Акитады, поспешил пояснить: — Капюшон слетел у него с головы.

— Спасибо, лейтенант. — Акитада повернулся к Юкинари. — Случались ли у вас неприятности с монахами из монастыря Четырехкратной Мудрости?

Юкинари сердито нахмурился и покраснел.

— Случались ли у нас неприятности?! Да у моих солдат постоянные стычки с этим сбродом! И этот последний случай из той же серии, только теперь они были вооружены. Всякий раз натыкаясь на этих головорезов, мои солдаты вынуждены драться с ними. Поначалу мы сурово наказывали наших людей, хотя они утверждали, что их спровоцировали. А потом я случайно стал свидетелем безобразной сцены — своими глазами видел, как монахи прицепились к одному местному торговцу. С тех пор я неоднократно обращался с жалобами к Икэде, даже совсем недавно, в утро… убийства, но все безрезультатно. По-моему, этот префект ничего не смыслит в своей работе. — Юкинари замолчат, взволнованно проглотил ком в горле и уже более спокойно прибавил: — Я приказал своим людям держаться подальше от этих монахов. Это единственное, что я могу сделать.

Акитада кивнул.

— Благодарю вас. Вы подтвердили мои подозрения. И возможно, чуть позже все-таки сможете кое-что сделать. Мы поговорим об этом после.

Юкинари раскланялся, потом с отсутствующим видом произнес:

— Если я смогу быть вам полезным в том… деле, буду только рад.

Акитада нашел Тору в тесном кругу солдат, жадно слушавших байки про его военные похождения на севере. Расставались они неохотно.

— Вы были правы, господин, — сказал возбужденный Тора. — Хидэсато был здесь. Отметился и опять куда-то пропал.

— Знаю. Его готовы были взять на службу, только не нашли по адресу.

— Ой-ой-ой! — Тора заметно сник. — Один солдат сообщил, что видел его в городе. В веселом квартале. Полагаю, теперь мне надо поискать там.

— Ну что ж, тогда веди.

— И вы пойдете?! — удивился Тора. — В веселый квартал? Нет. Уж лучше я пойду один.

— Мы идем туда вместе. — По выражению лица Акитады было ясно, что спорить бесполезно.

Веселый квартал располагался в юго-западной части города, неподалеку от рынка, но ближе к жилью бедноты. Грязные людные улочки кишели нищими и калеками, искавшими себе местечко на солнечной стороне. Там и сям орали чумазые полуголые дети, сплошь покрытые синяками и ссадинами. Здоровых и молодых попадалось мало, да и те пожирали Акитаду и Тору голодными глазами, что-то про себя соображая. Время от времени подбегал какой-нибудь «доброхот», предлагая проводить господ к «первосортным девочкам» или к «забавникам».

— К «забавникам»? — не понял Акитада.

Тора состроил мину и пояснил:

— Ну, к хорошеньким мальчикам.

Они спрашивали про Хидэсато и дважды даже заплатили, чтобы их отвели к нему, но каждый раз выяснялось, что проводник не так понял просьбу и привел их вместо Хидэсато в веселый дом.

А между тем начало темнеть и холодать, на улицах зажигались фонари. Отовсюду слышался разнузданный смех и пьяное пение. Из-за бамбуковых решеток женщины окликали клиентов, но смотреть без содрогания на эти размалеванные создания было невозможно. Любовь на любой вкус выставлялась здесь на продажу.

Акитаду тошнило при мысли, что он мог бы купить себе ласки такой вот чудовищной красавицы. Он подумал об Аяко, о том, какая она чистая и нежная и какой естественной была ее страсть. Его потянуло к ней снова. Остановившись посреди улицы, он сказал:

— А знаешь, Тора, по-моему, мы сегодня уже перетрудились. Может, перед сном заглянем к Хигэкуро?