Тот согласился не раздумывая.
Спокойная улочка, где жил Хигэкуро, была словно из иного мира. В сумерках люди выходили поболтать с соседями. Среди них была и Аяко — опершись на метлу, она о чем-то весело беседовала с пожилой женщиной, державшей на руках ребенка. На Аяко было простенькое кимоно, и волосы она гладко зачесала назад, перевязав их лентой, но при виде ее сердце у Акитады зашлось.
Заметив его, она просияла, неосознанно пригладила волосы и застенчиво улыбнулась.
Тора присвистнул.
— Ого! Да у нас перемены к лучшему. Как я понимаю, мужичок завелся, и вот перед нами уже обычная женщина.
Акитада свирепо зыркнул на слугу.
— Аяко рисковала вчера жизнью, — проговорил он сквозь зубы. — Если еще раз оскорбишь ее, это будут твои последние слова. Ты меня понял?
У Торы отвисла челюсть. Акитада подошел к Аяко и заглянул ей в глаза, надеясь увидеть там то, что испытывал сам. Соседка торопливо распрощалась и заспешила прочь.
— Ну как ты? — нежно спросил Акитада.
— Прекрасно. А ваши плечи?
— Гораздо лучше. Я… — он пытался найти слова, — очень тебе благодарен.
В глазах ее засветилась нежность. А он, набравшись смелости, предложил:
— Может, повторим лечение утром?
Она покраснела.
— Почему бы и нет? Если плечи еще болят.
— Значит, завтра? — И громко прибавил: — А мы вот зашли вас проведать.
Они поедали друг друга глазами, и только в последний момент Акитада вспомнил про Тору. Обернувшись, он увидел, что тот сосредоточенно изучает массивные ворота соседнего дома. И высоченная стена, и сами ворота, утыканные острыми железными гвоздями, имели внушительный и даже угрожающий вид.
— Должно быть, это и есть дом удачливого торговца шелком? — спросил Акитада у Аяко. — Ты хорошо знаешь эту семью?
— Почти совсем не знаю. Он очень неприятный человек, и слуги у него грубияны. Мы с ними не разговариваем. Никто с этой улицы с ними не разговаривает. И семью его никто никогда не видит, они не выходят из дома. Видать, богатство сделало его таким подозрительным.
— Может быть, — нахмурился Акитада.
Аяко застенчиво кашлянула.
— Да вы проходите! Я… мы не ждали вас, но очень рады. — И повернувшись, чтобы открыть дверь, сообщила: — Только у нас уже есть один гость. Крыса зашел на огонек.
— Крыса здесь? — оживился Тора. — Этот старый проныра вытянул из меня половину жалованья себе на вино да на новую одежку!
Аяко, похоже, удивилась.
— Вот видишь, какой ты добрый, Тора, — улыбнулась она, касаясь его плеча.
Тот только растерянно заморгал.
Они прошли в дом. Хигэкуро сидел на своем обычном месте. Рядом рисовала Отоми. Увидев Тору, она засветилась радостью.
На жаровне, согревавшей комнату, что-то аппетитно булькало в горшке. Хлопотавший возле нее шустрый старикашка, завидев гостей, воскликнул:
— Ну вот, Хигэкуро, я же говорил! Оглянуться не успеешь, как твои девчонки наградят тебя сыновьями, которых у тебя отродясь не было.
Аяко резко повернулась и убежала наверх.
Не обращая внимания на слова Крысы, Хигэкуро пригласил Акитаду сесть. Отоми собрала свои краски.
— Вы вовремя. Мы как раз ужинать собирались, — весело сообщил Хигэкуро, наливая вина. — Нам сосед отличных устриц принес, Отоми нарезала овощей и сварила похлебку. Так что у нас, считай, просто праздник! В кои-то веки рис подаем к столу вместо проса. — Он улыбнулся, довольно потирая руки, и прибавил: — Хотя просо я тоже люблю.
Акитада восхищался этим человеком и его умением радоваться самым скромным дарам, преподносимым жизнью. Он испытывал неловкость, беспокоился, не догадался ли Хигэкуро, что было между ним и его дочерью.
— Вот и Крыса тут как тут, — рассмеялся хозяин. — Он у нас большой мастер травить страшные байки, когда подвыпьет. Уже битый час его спаиваем.
— Эй, Крыса! — окликнул Тора старикашку. — Как же это ты скрывал такие таланты. И где новая одежда, за которую я заплатил?
Старик поперхнулся вином и зашелся в приступе кашля.
— Ну ладно, ладно! Я люблю слушать байки, — сказал Тора, заботливо хлопая его по спине.
Крыса ссутулил костлявые плечи.
— Никогда не насмехайся над духами! — хрипло изрек он.
Акитада не удержался от смеха, чувствуя себя необъяснимо счастливым.
— За это не переживай, старик, — успокоил он. — Тора у нас перед духами просто трепещет.
— Вот любопытная вещь, — заметил Хигэкуро. — Чем суевернее человек, тем больше ею тянет слушать про нечто подобное.
— Аяко рассказала вам, что мы видели в монастыре? — тихонько спросил Акитада.
— Да, — помрачнел Хигэкуро. — И это, как я понимаю, никакие не духи. Вы доложили губернатору?
— Пока нет. Он уехал из города.
Аяко спустилась с чердака. Она переоделась в коричневое кимоно и подвязалась узорчатым коричнево-белым поясом. Ее распущенные волосы, пусть и не такие длинные, как у знатных дам — всего лишь до пояса, — были густые, блестящие и чуть завивались колечками на концах. Акитада любовался ею, пока она накрывала на стол; из глубокой задумчивости его вывела случайно выхваченная из общего разговора фраза.
Он изумленно уставился на Крысу.
— Ты видел духов в доме Татибаны? Когда? Давай-ка рассказывай! — Голос его прервался от волнения.
Столь суровый и властный тон напугал Крысу, и тот весь съежился.
— Нет, не в доме, ваша честь. Упаси Бог, не в доме! Крыса никогда не сунется, куда ему не положено. Просто на дорожке. Я рылся там в мусоре.
— Боже мой! — воскликнул Акитада. — Неужто есть люди, вынужденные питаться тухлятиной и отбросами, которые богач не скормит даже собакам?
— Я никогда не питаюсь тухлятиной! — обиделся Крыса. — Просто богачи выбрасывают много добра. Вот, к примеру, в прошлом месяце на задворках у рисового торговца я откопал на помойной куче целого леща да еще полную горсть аваби[6] набрал.
— Ну а что там насчет дома Татибаны? — мягко напомнил Акитада.
— Да не успел я ничего толком разглядеть. — Крыса хрипло вздохнул и перешел на шепот: — Дзикоку-тэн поразил меня своим мечом!
— Дзикоку-тэн? Страж-повелитель Востока?[7]
— Он самый. Это просто чудо, что я остался жив и сижу тут перед вами, — мрачно кивнул Крыса и для пущей убедительности хрипло задышал. — Он забрал к себе душу старого губернатора.
— Ты это всерьез? — Потрясенный Тора уставился на старика. — И он тебя видел?
Крыса поскреб затылок.
— «Видел» — не то слово. Я столкнулся с ним возле задней калитки. Вместо глаз у него, как и полагается, были горящие угли, ион поразил меня своим мечом… Прямо сюда… Ну, из меня, конечно, дух вон. Очнулся я, полузамерзший, в снегу под окошком кухни и услышал, как служанки внутри оплакивали смерть старого князя. С тех пор я будто сам не свой. — Он выставил вперед пустую чашку.
Акитада вскочил и, подбежав к Крысе, крепко схватил его за руку, опрокинув чашку.
— А ну тихо! — рявкнул он. — Когда это было?
Старик заверещал то ли от боли, то ли от страха, и рука Аяко легла на плечо Акитады.
— Вы же напугали его, — проговорила девушка.
Акитада разжал пальцы, и Крыса, метнув на него укоризненный взгляд, потер запястье.
— Сплю я, знаете ли, в старой часовенке, что за владениями Татибаны, Потому как там спокойно. И вот позапрошлой ночью что-то меня разбудило, я и выбрался на дорожку помочиться. Снег прямо-таки валил, да только меня все равно потянуло к мусорному бочонку, что у них за калиткой. Брюхо подвело, вот я и пошел поискать чего-нибудь съестного. И тут заметил этот скачущий огонек. — Крыса передернулся, а Тора даже, дыхание затаил. — И вдруг что-то затрещало да зашипело, будто огонь. Только дыма не было.
— Ну давай же, продолжай! — подгонял Тора, тараща глаза.
— Пристроился я, значит, к калитке, чтобы поглядеть в щелочку, что там происходит, а она возьми да и распахнись. Поначалу-то я увидел одни только сапоги да краешек синего платья, а уж как голову задран, эти огненные глазищи и просверлили меня насквозь. Помню только, что рухнул я на колени, моля Будду о спасении, тогда-то он меня и ударил. До сих пор голова раскалывается от боли и даже кусочка махонького в рот взять не могу. — Крыса глянул в сторону жаровни, шумно потянув носом. — Хотя теперь-то, кажись, полегчало.