— Набьем туда кошачьей мяты. А кошечку во что-нибудь завернем.

Джулия сходила в гардеробную и раскопала голубой шелковый платок, оставшийся от Элспет. Валентина кивнула. Джулия разложила его на кровати. Валентина взяла кошечку на руки и перенесла на голубой шелк. Поцеловала кошачью макушку. Тельце уже слегка окоченело. Валентина завернула его в платок и уложила в ящик. Теперь ничто не напоминало, что Котенок совсем недавно был жив. В ящике лежал застывший, жалкий комок. Валентина опустила крышку.

Близнецы спустились вниз и молча постояли у Роберта под дверью. Валентина прижимала к груди ящик. Открыв им дверь, Роберт сказал:

— Я тут подумал и решил: закопаем на заднем дворе.

— С какой стати? — возмутилась Джулия. — За стеной огромное кладбище. Глупо получается: у нас же есть фамильный склеп — туда и отнесем.

Близнецы переступили через порог и остановились в прихожей, будто собираясь тут же уйти. Роберт запер за ними дверь.

— Это невозможно по целому ряду причин. Во-первых, для наземного захоронения требуется особый гроб, а этот скоро придет в полную негодность. Во-вторых, там запрещается хоронить животных — это христианское кладбище.

— А если у нас христианское животное? — спросила Джулия.

— А если мы раздобудем правильный гробик? — спросила Валентина.

Роберт стоял на своем:

— Закопаем у садовой стены, а Джордж сделает небольшое каменное надгробье. Кошка будет лежать в двух шагах от кладбища, и вы сможете ее навещать в любое время.

— Ладно, — сказала Валентина; ее зазнобило. Хотелось поговорить с Элспет, но та куда-то исчезла.

Они втроем вышли на задний двор. Роберт принес лопату и несколько пар перчаток. Посовещавшись с Валентиной, он начал копать. Ящик был невелик, но Роберт углубил яму на метр. Закончив работу, он про себя воздал должное труду похоронной бригады: «Томас и Мэтью управились бы в считаные минуты, а у меня пот в три ручья и руки стерты до кровавых мозолей». Он бережно опустил ящик на дно.

— Наверное… полагается что-нибудь сказать? — спросила Джулия.

— Ты имеешь в виду молитву? — усомнился Роберт, переводя взгляд с Джулии на Валентину.

— Прощай… Котенок… — произнесла Валентина.

И, подумав: «Я тебя люблю. Прости меня…», расплакалась.

Роберт и Джулия в нерешительности переглянулись: каждый полагал, что другой утешит лучше. Джулия сделала знак рукой: «Давай ты». Шагнув к Валентине, Роберт привлек ее к себе; она зарыдала в голос. Джулия не стала смотреть. Она отвернулась, направилась к дому и поднялась по пожарной лестнице. В квартире она сразу подбежала к окну: Валентина прижималась к Роберту. Роберт смотрел вверх, на Джулию. «Стушевался. Получил в подарок дорогую побрякушку, а радость изобразить не может». Джулия отошла от окна — пусть разбираются сами.

Два дня все избегали общения. Элспет не вылезала из ящика письменного стола и мучилась угрызениями совести; Роберт засиживался в конторе, изучая похоронные акты; Джулия вставала раньше обычного и уходила неизвестно куда; Валентина слонялась по квартире и не могла закончить черное платье с пелериной. Ей было трудно сосредоточиться, и выкройка не поддавалась никакой логике. Роберт помог близняшкам заказать новый телевизор, который доставили на следующий день после похорон Котенка. Валентина забросила костюмы, начатые для «Парада старины» и документальной передачи на тему ислама. Мартин пребывал в счастливом неведении; он взахлеб работал над кроссвордами, а в перерывах осваивал лестничную площадку. Там он безболезненно продержался целых десять минут и даже дерзнул предположить, что когда-нибудь одолеет ступеньки.

За обедом Валентина не отрываясь смотрела очередную серию «Ист-эндеров»;[102] тут наконец появилась Элспет. Невидимая глазу, она устроилась поодаль от телевизора и думала, как начать разговор. Сериал закончился. Щелкнув пультом, Валентина стала убирать со стола. Элспет, мучаясь от нерешительности, потащилась за ней на кухню, потом в спальню.

Валентина окликнула:

— Элспет? Я знаю, ты здесь. — Пальцы Элспет коснулись тыльной стороны ее ладони. Валентина перешла в гостиную и присела возле планшетки. — Что стряслось, Элспет?

СТРАШНАЯ ОШИБКА ИЗВИНИ

— Я ведь не просила тебя убивать кошечку насовсем, ты это понимаешь?

ПОНИМАЮ ХОТЕЛА ОЖИВИТЬ НО ОНА УБЕЖАЛА

— А сейчас она тут?

НЕ ВИЖУ

— Как только увидишь — дай мне знать, ладно?

ЭТО НЕ СКОРО СНАЧАЛА ОНА БУДЕТ ОБЛАЧКОМ

— Пускай.

Я ВИНОВАТА

— Я тоже. Это все из-за меня, Элспет. Напрасно я это затеяла.

ВСЕ ПЛАНЫ ЛЮДЯМ И МЫШАМ КРУШИТ СУДЬБА[103]

— Ну да, понятно. — Валентина поднялась на ноги. — Устала я, Элспет. Пойду спать.

СПОКОЙНОЙ НОЧИ

— Спокойной ночи. — Валентина вышла.

Элспет услышала, как она чистит зубы в ванной. Кажется, проехали, подумала Элспет. Оно и к лучшему.

Утром следующего дня Джулия нашла Валентину на заднем дворе. Она сидела на скамье, подставив лицо солнцу, и смотрела на маленький земляной холмик над могилой котенка.

— Эй, привет, — окликнула Джулия.

— Привет.

— Думаю в «Либерти»[104] съездить. Хочешь со мной?

Валентина уже готова была сказать «нет», но вовремя сообразила: «Джулия терпеть не может „Либерти“; наверняка она это придумала ради меня». В «Либерти» на третьем этаже — Валентина знала — находился отдел мерного лоскута; там можно было неспешно бродить часами, выбирая небольшие отрезы тканей. Телевизор ей уже порядком надоел.

— Конечно хочу, — сказала она. — Поехали.

По дороге они почти все время молчали. Валентина с ног до головы оделась в черное — это были вещи из гардероба Элспет. Джулия не смогла ей соответствовать: она остановила свой выбор на бледно-розовом джемпере с капюшоном, короткой юбочке и колготках. «В розовом и черном мы неплохо смотримся, — думала она. — Не одинаково, но эффектно». Они сидели рядом в грохочущем поезде Северной линии; каждая кожей чувствовала другую, но не спешила открывать рот. В «Либерти» Валентина сразу нырнула в цокольный этаж, где помещался отдел тканей. Джулия плелась за ней следом и продумывала, что скажет Валентине, когда та снизойдет до разговора.

Настало время обеда, и близнецы отправились в кафе, где взяли на двоих сэндвич с беконом, зеленым салатом и ломтиками помидора и пакет чипсов. Джулия пила кока-колу, Валентина — чай. Молчание затягивалось, и Джулия нервничала все сильнее. В конце концов она не выдержала:

— А дальше какие планы?

Валентина пожала плечами:

— Не знаю. Наверное, домой.

— Да брось ты, — в угоду ей заворковала Джулия. — Такая чудесная погодка. Домой всегда успеем.

— Хорошо. — По тону Валентины было ясно, что ей совершенно все равно.

— Пошли прогуляемся.

— Пошли.

На улице Джулия двинулась в южном направлении. Как заметила Валентина, путеводитель ей больше не требовался. Вскоре они оказались в Сент-Джеймсском парке.

— Давай посмотрим уток, — сказала Валентина; они сели на скамейку и стали смотреть на пруд с утками.

Джулия спросила:

— Почему ты на меня так злишься?

— Сама знаешь.

— Нет… Даже не догадываюсь. Мы всю жизнь вместе, и раньше нам было хорошо. Вернее, мы об этом и не задумывались, правда? Так выходило само собой. Мы хотели одного и того же, не собирались расставаться… помнишь?

Валентина покачала головой:

— Говори за себя. Это в твоем представлении мы так жили. Мы всегда делали только то, чего хотелось тебе. Ты принимала это как должное и ни разу не уступила. А то, чего хотелось мне, всегда отметалось. Например, учеба. Хоть в Корнелле, хоть в Иллинойском университете. Сейчас бы уже окончили. Нашли бы приличную работу. Но тебе не нравилось, когда у меня появлялись собственные интересы; ты немедленно шла на попятный и тащила меня за собой. Насколько я понимаю, тебе от жизни ничего не нужно, поэтому и мне не дозволяется к чему-то стремиться. Куда это заведет, Джулия? Ты не можешь вечно тянуть меня назад.