Теперь для меня все встало на свои места. Никогда прежде моя память не была столь ясна, а прошедшие события столь отчетливы. Что ж, зато теперь я знаю, что я такое. И кем я никогда не являлась. Горько? Ну, может быть чуть-чуть. Но даже эта горечь уже стала чем-то незначительным и пустым…
Я сжала рукоять меча, мысленно отдавая приказ. Клинок запылал, вспыхнул золотыми искрами и втянулся в раскрытую ладонь. Он всего лишь часть меня, точно так же как и молитвенник. Как все оказывается просто…
И тут боль в спине стала невыносимой — метка яростно жгла кожу, словно пытаясь прожечь меня насквозь. Лишившись последней опоры в виде меча, я обессилено опустилась на колени. Клеймо Света пылало все яростнее, теперь оно пульсировало в такт с сердцем. Слишком много силы. Человеческое тело не сможет долго продержаться, оно не создано быть сосудом для Пустоты.
Мысли текли вяло, все вокруг меня словно заполнил слепящий свет. Глаза болезненно слезились, но в тоже время какая-то часть моего сознания продолжала понимать, что я нахожусь в полутемном помещении. Что это было — предсмертной агонией или излишне живым воспоминанием — я так и не смогла разобраться. Да и сложно было выкроить кусочек "здесь и сейчас" из многоцветного вихря прежних событий.
…в одной руке молитвенник, в другой — меч. Я не хочу карать. Я рождена Светом. Но рождена в одиночестве. Восемь темных безразличных ко всему теней стоят напротив. Они выполнят любой приказ. В их душах нет места милосердию или боли. Но зачем тогда нужна я? Что я такое? Для чего я здесь? Ответа нет. И не будет. Пустота не любит отчитываться в своих действиях. Впрочем, однажды она меня удостоила беседы.
"Не плачь о чужих судьбах — плачь о своей. Ты одна стоишь восьмерых, но никогда не превзойдешь ни одного из них, пока не захочешь всей душой исчезнуть. Они — мечи у горла Вселенной, ты — другое. Ты — Истина".
Да, все верно: меч в одной руке — это всего лишь иллюзия, обманка, призванная защитить от врагов. Впрочем, и истина может убивать, если готова потерять свои невидемые крылья…
Крылья…
Шесть лепестков Пустоты разорвали хрупкую человеческую плоть. Моя кровь окрасила их в золотой цвет.
Крылья. Единственная из Судий, умещая летать, так и не набралась смелости взлететь. Как глупо все это. И как страшно. Меня не стоило создавать — это было настоящей ошибкой.
— Не плачьте о нашей судьбе. Как и мы не плакали о вашей, — я медленно сжала руки в кулаки. Золотая кровь уже въелась в темный пол, застыла неровным орнаментом между камнями. Хотелось разрыдаться, но сил уже не было. Они все равно не поймут. А мне так хочется последовать совету нашей создательницы: "… не плачь о чужих судьбах — плачь о своей…".
Но даже сейчас я не могу позволить им — ему! — увидеть своих слез. Это будет недостойно. А мне так хочется хотя бы в его памяти остаться прежней.
Не в силах больше говорить в пустоту, я подняла глаза и посмотрела на замерших у дверей павших. Они безразлично взирали на меня, впрочем, какое им дело до страданий души, которой никогда не было. Бездна, как же это больно! Ведь я действительно его любила. Больше истины. Больше этого забытого всеми богами мирка. Больше Света…
И сейчас я должна завершить начатое — ради него.
Собрав всю волю в кулак, я заставила себя подняться. Перед глазами все плыло, но на ногах я все-таки устояла. Тело чувствовалось чужым. Оно совершенно не хотело подчиняться, и каждое мельчайшее движение приходилось делать через силу. На мгновение даже показалось, что я всего лишь управляю вялой тряпичной куклой, лишенной какой бы то ни было жизни.
Ладно, пора заканчивать это представление. Они и так увидели больше, чем им следовало. Закрыв глаза, я прижала руки к груди в извечном жесте мольбы и смирения. Сила тусклым огоньком зародилась между моих ладоней, медленно, преодолевая сопротивление воздуха, я развела их в стороны… И только почувствовав постороннюю тяжесть в руке, я открыла глаза. Кинжал. Изогнутое волной сизое лезвие и мутно-серая рукоять, отполированная сотнями прикосновений. И только небольшой молочно-белый камень, впаянный в крестовину, напоминает, что это оружие часть меня.
Я неуверенно сделала шаг по направлению к павшим. Они не испугались. Впрочем, сомневаюсь, что я сейчас представляла для кого бы то ни было угрозу.
Тишина давила на уши. Казалось, что меня уже нет в мире живых, и все, что происходит сейчас, всего лишь еще одна иллюзия мира, ждущего меня по ту сторону Порога.
— Скажи, Хэл, ты помнишь, как проклял меня на первом Суде? И о чем попросил почти сразу же после него? — слова падали в мир, не оставляя никакого отклика ни во мне, ни в душах моих палачей. Я не ждала ответа, он мне и не был нужен, я просто стремилась хоть чем-то заполнить образовавшуюся пустоту. Мысли, чувства, звуки — все это уже настолько стало привычным, что, оказавшись вне их, теряешь себя. И это страшно.
Интересно, доволен ли Хэл своей местью? Ведь он все-таки добился своего и палач, когда-то уничтоживший его, теперь покорно ждет своей участи. Израненная, сломленная, утратившая веру самой себе, я все еще дышу во имя его. Все-таки Кукловод всегда был на редкость остроумен… Придумать такой план!.. Я в восхищении.
— А я помню, — по-прежнему тихо продолжила я, — ты попросил меня исполнить любое твое желание, если ты еще хоть раз окажешься на месте подсудимого. Я тогда еще удивилась: просьба мне показалась на редкость глупой, но я пообещала сделать все от меня зависящее…
Почему-то это старое воспоминание вызвало улыбку. Я тогда только начинала путь Судии и еще на многое смотрела с позиции Света. Уже много позднее я научилась видеть миры в темных красках, я запретила себе принимать чужую боль близко к сердцу и незаметно сбилась со своей пусть незначительной, но единственно-верной тропки. И вот теперь я здесь. Вполне ожидаемый конец для Судии, предавшей сами истоки собственного существования. Когда-нибудь это должно было случиться.
— Хэл, теперь я вынуждена просить тебя об услуге. Пожалуйста, исполни мое последнее желание, — последняя фраза прозвучала уверенно, почти властно. В таком тоне не просят, но думаю, я достаточно испортила ему жизнь, чтобы он выполнил все в точности. — Вы хотите меня уничтожить. Я желаю того же. Но Пустоту невозможно убить. Впрочем, способ есть всегда, главное знать, как им воспользоваться. И для меня это ты, Хэл. Кинжал — часть моей сущности, им можно нанести достаточно серьезную рану, чтобы ослабить меня. А потом будет достаточно вплести магию первого приказа, чтобы завершить эту глупую игру…
Они по-прежнему молчали, но мне и не нужно было их одобрение, я просто знала, что Хэлос все сделает так, как нужно. Хотя бы ради собственного спокойствия.
Я нежно коснулась руки своего хозяина, вынуждая разжать пальцы, а затем вложила кинжал. Никто из Судий не может нанести себе существенный вред — наша создательница, словно предвидя возможные проблемы, закрыла от нас этот путь к бегству. Но мне же помогут, правда? В поисках ответа я заглянула в безразличную тьму синих глаз. Интересно, он хоть представляет, как сильно помогает мне сейчас? Или видит только возможность отомстить? Не хочу знать, пусть у меня останутся мои маленькие иллюзии. Мне просто хочется во что-то верить, даже если это всего лишь сиюминутная фантазия. Пусть… она… останется… со мной.
Я обхватила рукоять кинжала поверх рук Хэла и, больше ни о чем не сожалея, рванулась к сияющей в Пустоте свободе. Лишь бы только он не подвел… лишь бы он понял, о чем я просила…
Боль пронзила грудь, но она была родной и привычной. Золотая кровь хлынула на наши сплетенные руки, стремительно темнея. Силы покидали меня, как и жизнь. Я умоляюще посмотрела на Хэла, чувствуя, как сознание тает в водоворотах скорой смерти. Пожалуйста, быстрее! Я не хочу больше возвращаться…
— Эмилис Милейн…
Тонкая ниточка связи окрепла, натянулась, ощутив неизбежность первого приказа.
Он замолчал, словно подбирая верные слова. Ну же! Быстрее! У меня не так много времени! Я неотрывно смотрела ему в глаза, ожидая конца и совершенно не боясь его. Все-таки тот светлый был прав, за возможность просто умереть рядом с любимым есть смысл бороться.