Дверь с шумом раскрылась, – вошла Лиза, бледная, с дрожащими губами. Остановясь посреди комнаты, огненными, полными гнева глазами смотрела она на старушек, которые так сконфузились, что уткнули носы в чашки и молчали.

Лиза села у окна; она поминутно меняла положения; волнение в ней было страшное, но она старалась подавлять его.

– Кофий прекрасный! – сказала старая гостья, желая начать разговор.

– Да… остыл… – пробормотала хозяйка.

– Нет-с… ничего…

Лиза насмешливо улыбнулась и, повесив голову, о чем-то задумалась.

– А ваш Степан Петрович… что он давно не был у нас? – спросила Лизина бабушка.

При этом слове Лиза вздрогнула и быстро повернула голову к окну. Граблин стоял у своего окна и не сводил с нее глаз. Лиза вскочила и убежала из комнаты.

– Лиза, Лиза! – кричала ей вслед бабушка.

Но Лиза была далеко.

Старушки между собою долго говорили о будущем возможном счастьи своих детей, и, прощаясь, Лизина бабушка обещала Граблиной переговорить с своей внучкой.

Лиза была у себя в мезонине. Полукруглое большое окно было занавешано сверх сторы красным платком; на столе, стоявшем у окна, валялись краски и карандаши, несколько этюдов и эскизов и много бумаг. Чистенькая кровать с белыми занавесками стояла в углу, возле нее комод с круглым зеркалом и банка от варенья с букетом роз.

Старушка, охая, вошла в комнату и, оглядев ее, сказала:

– Лиза, да где же ты?

Занавески у кровати заколыхались; старушка поспешно подошла к кровати и раскинула их. Лиза лежала, спрятав Лицо в подушки. Старушка, побледнев, стояла в недоумении.

– Лиза! – тихо сказала она.

Лиза, не поднимая головы, дрожащим голосом спросила:

– Что вам?

– Господи! ты плачешь! – в отчаянии воскликнула старушка.

Лиза подняла голову; лицо ее было красно, глаза опухли; но она улыбнулась и сквозь слезы сказала:

– И не думала… я спала!

– Лиза, Лиза! – с горьким упреком заметила старушка.

Лиза быстро спрятала опять голову в, подушки. Старушка села на стул у кровати. Лиза тихо всхлипывала.

– Господи, за что ты меня наказываешь! – с отчаянием прошептала старушка.

Лиза привстала, вытерла слезы, кинулась на грудь к бабушке и опять горько заплакала.

– Бабушка, простите, простите меня! – тихо говорила она.

– Ах, Лиза, ты меня убьешь своими слезами.

– Бабушка! – раздирающим голосом вскрикнула Лиза.

– Полно, перестань, дурочка, – в испуге говорила старушка, гладя ее черные косы.

– Скажите, что простили меня, я перестану плакать!

Старушка поцеловала ее в лоб; Лиза повисла на шее у своей бабушки и стала ее целовать, приговаривая:

– Бабушка, голубушка, простите, я больше не буду!

– Ну, хорошо, хорошо! – сказала старушка, освобождаясь из объятий своей внучки. – Лучше пригладь волосы, ишь как растрепала их!

Лиза кинулась к зеркалу, распустила косы и начала приглаживать волосы. Старушка вскрикнула:

– Лиза! что у тебя коса-то одна короче? а?

Лиза вспыхнула; она быстро завернула косы около головы и отвечала, не повертывая лица:

– Я шалила, да и обрезала.

– Ну, это уж нехорошо! сколько раз я тебя просила, чтоб ты в своих шалостях хоть себя бы не уродовала.

– Разве это безобразно? ведь я только дома и когда жарко их распускаю.

– Куда же ты дела волосы? – спросила старушка, пристально смотря на внучку, которая, помолчав немного, холодно отвечала:

– Они у Степана Петровича.

Радостная и лукавая улыбка озарила доброе лицо старушки.

Молчание длилось с минуту. Лиза, напевая, села к столу, взяла карандаш и стала небрежно чертить им.

– Лизанька! – сказала старушка необыкновенно ласковым голосом.

– Что вам, бабушка? – бросив лукавый взгляд на старушку, спросила внучка.

– Знаешь, что я тебе скажу!

И старушка приостановилась.

– Ах, бабушка, уж не цыплята ли у пеструшки?

– Нет! – сердито отвечала старушка. – Я хочу говорить с тобою о Степане Петровиче, – прибавила она кротко.

Лиза вспыхнула, уткнулась в бумагу, карандаш сломался; она с сердцем бросила его, взяла другой.

Старушка решительно спросила:

– Ну, что же, Лиза?

– Да говорите, я слушаю! – запальчиво отвечала Лиза, очинивая карандаш.

– Видишь, Лиза, ты ведь никогда со мной не говоришь как следует! – с упреком заметила старушка и нахмурилась.

– Какие вы смешные, бабушка! ну, что я буду говорить с вами о Степане Петровиче!.. По мне хоть бы я век его не видала… да еще лучше, – тихо прибавила Лиза.

– Ну, так! как сведет с ума, потом хоть бы век не видать, – покраснев, сказала старушка и с гневом прибавила: – ты, кажется, хочешь и с ним?..

Лиза побледнела, быстро вскочила и грозным голосом закричала:

– Бабушка!!!

Старушка вздрогнула и замолчала, а Лиза, держась за стол, полная гнева, смотрела на нее. Потом в изнеможении она опустилась на стул.

В комнате сделалось так тихо, что слышно было жужжанье мухи, суетившейся за сторой.

Через минуту Лиза тяжело вздохнула, оглядела комнату и, остановив грустный и отчаянный взор на старушке, которая сидела с поникнутой головой, ласково сказала:

– Бабушка!

Старушка пугливо подняла голову.

– Степан Петрович будет сегодня у нас?

– Не знаю, а что?

– Так!

– Хочешь, я пошлю за ним! – радостно сказала старушка.

– Не надо, не надо! – пугливо перебила ее Лиза.

– Он болен, Лизанька.

– Что с ним? – дрожащим голосом спросила Лиза.

– Не знаю!

Лиза подняла голову и насмешливо посмотрела на старушку.

– Лиза, что ты смотришь? право, он нездоров! мне его мать сказывала. Не правда ли, они оба хорошие люди?

– Может быть.

– Бедные только, но ведь что в богатстве, моя Лизанька! вот ведь у тебя был жених и богатый…

– А! опять о замужестве! – зажимая, себе уши, с сердцем перебила Лиза.

– Ну, право, ты мне надоела сегодня! Там плачут, а ей придешь сказать, она себе уши затыкает! – махнув рукой, сказала старушка и сердито пошла к двери.

Лиза заслонила ей дорогу и раздирающим голосом спросила:

– Разве я виновата теперь?

– Бог вас знает, только у тебя странный характер: ты то как бесенок увиваешься, а то вдруг и знать не хочешь, хоть умри перед твоими глазами. Лиза, нехорошо, у тебя дурное сердце!

– Ну, извольте, я сойду сегодня вниз, как он придет, – сказала Лиза.

– А по мне, все равно, я теперь не буду вмешиваться! Жаль мне только его старуху, плачет навзрыд, сына загубили у ней.

И старушка со слезами вышла из комнаты.

Лиза, пожав плечами, подошла к комоду, долго смотрела на розы, стоявшие в банке. Потом она вдруг как бы очнулась, пригладила волосы и, припевая, сбежала вниз, мимоходом поцеловала встретившуюся бабушку, открыла окно, высунулась из него и, продолжая мурлыкать, искоса глядела на окно Граблина, который не замедлил появиться; Лиза кокетливо кивнула головой и закричала:

– Вы здоровы?

– Здоров! – едва слышным голосом отвечал Граблин.

– Так приходите в сад качаться на качелях!

И Лиза кинулась от окна и, смеясь, побежала в сад.

Перебежав улицу, Граблин так задохся, как будто он пробежал бегом десять верст. Лиза одна уже высоко качалась на качелях. Граблин не знал, что сказать; он бессмысленно улыбался, вертел головой, чтоб уловить лукавую улыбку Лизы, выглядывавшей на него из-за своей руки, которою она держалась за веревку качелей.

Увидав Лизу, он не знал, что с ним делается, ему хотелось и смеяться и плакать.

– Ну, что же вы не садитесь? – спросила его Лиза.

Он вдруг засмеялся, и слезы блеснули у него на глазах.

– Садитесь же! – повторила Лиза выпрямясь.

Граблин приостановил качели и проворно вскочил на конец доски.

– Браво, раскачаем хорошенько! – сказала Лиза и, притопнув ножками, высоко подкинула Граблина.

Черные огненные глаза встретились с Граблиным, и она не отвела их, а продолжала пытливо смотреть, как будто о чем-то думая. Граблин, замирая от восторга, глядел ей в глаза и не замечал, что они чуть не доставали верхушки дерев. Лиза казалась ему существом необыкновенным, будто с неба летела она к нему… хотя смуглые раскрасневшиеся щеки, огненные глаза, черные роскошные косы, медленно колыхавшиеся от движения гибкого стана, и лукавый взгляд ясно доказывали, что она дитя земли…