Долго еще говорил Душников то самому себе, то Каютину о своей любви, о своем счастии, о Лизе, о доброй ее бабушке… Наконец они разошлись. Душников сел в свою лодочку и причалил к своей барке. Каютин сошел в каюту и лег. Скоро совершенная тишина наступила на барках. Рабочие, утомленные дневными трудами, порядочно подкутившие, спали глубоким сном. Только часовые бродили на палубе и по временам нетвердой рукой били в сторожевой колокол. Наконец и часовые умолкли.
Была совершенная тишина. Волны чуть плескались. Небо было покрыто туманом, только немногие звезды отражались в море. Ночь, чем глубже, становилась темней и тише…
Вдруг около барок показалась небольшая лодка. Тихо, осторожно приближалась она к ним. Сидевшие в ней три человека поминутно поднимали весла и прислушивались. Наконец они подплыли к одной барке; огромный нож сверкнул в руках одного из пловцов и в минуту якорный канат был перерезан. Барка покачнулась и медленно начала отдаляться, гонимая легким юго-восточным ветром.
Лодка с тремя гребцами стала приближаться к другой барке, казалось, с тем же намерением. Нож не был спрятан… Вдруг часовой на палубе отплывшей барки проснулся, подошел к колоколу и стал звонить. Пловцы быстро принялись грести прочь, наблюдая движения часового, который, прозвонив впросонках, снова улегся.
Лодка с тремя гребцами быстро удалялась к Тюк-Караганскому берегу.
Барку все гнало по направлению ветра и к утру с другой барки, продолжавшей стоять на якоре, ее уже не было видно не только простым глазом, но и в трубу. Часовой первый заметил, что барки нет.
– Антип Савельич! Антип Савельич! – закричал он, как безумный, вбегая в каюту Хребтова. – Барка душниковская пропала!
В несколько минут на барке произошло смятение. Все проснулись, все "были поражены и напуганы, суетились и не знали, что делать. Хребтов тотчас угадал, каким образом исчезла барка.
– Киргизы разбойники подшутили с нами, – сказал он испуганному Каютину, – когда нет надежды – силой ограбить барку, они часто выкидывают такие штуки… уж таков народец! Знают, что рабочий народ устал, спит крепко, – вот и подрежут ночью канат, коли ветер дует в; их сторону; барку и подгонит к ним. И коли удастся, они давай грабить ее, да еще после и перед судом правятся: мы-де по береговому праву… зачем в наших участках рыба наловлена… так-де она нам и следует! А коли не удастся, им тоже горя мало: знать не знают, ведать не ведают, видно – канат сам оборвался, и конец! Грех моей седой голове, – сказал печально Антип, – что я допустил такую беду, да уж поздно пенять, не воротишь! Надо думать, как делу помочь, как товар выручить…
– Что товар? – заметил Каютин. – Там пятнадцать человек наших товарищей… и Душников…
– Отнимем, всех отнимем, коли уж и попались они в руки киргизам! – решительно перебил Хребтов: – Нас довольно… винтовка у каждого, пуль и пороху пропасть… и даже две сабли есть…
– И барабан есть, – заметил один рабочий, Демьян Путков, тот самый, который был с Каютиным и на Новой Земле: взяли для балагурства, а теперь, может, и пригодится…
– Возьмем и барабан, – с усмешкой сказал Хребтов, – коли понадобится, и на берег сойдем, а уж товарищей не уступим! ведь что их бояться? Только воровски храбры они, а как дело пойдет на открытую, так нет их трусливей… Сто человек от десяти бегут…
Рассчитывая, куда мог занесть ветер барку Душникова, промышленники держались тем курсом, но как ни смотрели в зрительную трубку, барки не усмотрели.
– Некогда мешкать, надо сойти на берег; авось по следам найдем разбойников! – сказал Хребтов.
И, оставив на барке двух человек, остальные пересели в лодки и стали грести к берегу.
По мере приближенья к нему между рабочими усиливалось волнение.
– Лес, лес, братцы! – передавали они друг другу с лодки на лодку. Каютин посмотрел в трубу: точно, на горизонте тянулась узенькая, едва заметная полоса, окаймляя бесконечное пространство моря. Рабочие побросали свои занятия и напрягали зрение. Только Хребтов, не поднимая головы, продолжал чинить свою рубашку. К его окладистой бороде и широким плечам не шла иголка, которую он смешно держал двумя пальцами, а остальные странно таращились. Каютин окликнул его.
– Антип Савельич, лес!
Хребтов усмехнулся и, перекусив нитку зубами, отвечал:
– Да еще какой чудной; с морем воюет, а у самого ни поленца нет!
– Да что же там такое? право, деревья торчат; посмотри сам!
Каютин подал ему трубку.
– Не мешай, друг! – отвечал Хребтов прищуриваясь.. – Ага! – радостно воскликнул он, вдев, наконец, нитку в иглу, что долго не удавалось ему… – Уж в такую чудную сторону попали мы, – промолвил Хребтов. – Моря лесами порастают; большие реки пропадают, а ведь, кажись, не игла, мудрено затеряться! Вот увидишь, какой тут лес… К вечеру лодки пристали к мнимому берегу; пятисаженные гибкие камыши своим унылым шелестом сливались с монотонным плеском волн.
Печальная музыка моря, неизвестность, что сталось с товарищами и что ожидает их самих в диком краю, – все вместе сильно прикручинило промышленников. Молчаливо, с печальными лицами, сидели у разложенного костра. Небо было подернуто тучами. Шипение камышей становилось все громче; их стонущие, зовущие, умоляющие звуки были невыносимо унылы…
Каютин с Хребтовым лежали поодаль от костра на куче камышей, набранных для топлива.
– Ну, народец наш не весело глядит, – заметил Хребтов.
– Да что, – отвечал Каютин, – ведь, по правде сказать, так и радоваться нечему…
– Оно так… да про то ведать должна одна душа. А уж коли пришли сюда, так держись… Эй, Демьян! – гаркнул Хребтов.
Демьян Прутков, пожилой человек, с плотно остриженной бородой и большими усами, подошел к нему. Движения его были угловаты, но необыкновенно живы.
– Что, брат, ты не балагуришь? Вишь, они у тебя, – сказал ему Хребтов, подмигнув на остальных его товарищей, – словно бабы глядят! Аи, стыдно, Демьян! а еще балагур считался… дома!
– Да что, Антип Савельич, больно уж кругом-то того… так оно, знаешь, не до смеху…
– И, врешь! нутка подай твои бубны да литавры – споем!
И он запел, В его голосе не было разгула, но все лица просияли. Демьян присоединился к нему с барабаном, с бубенчиками; он свистал, звенел бубнами, бил в барабан, прыгал и пел диким голосом.
Его окружили товарищи, стали подтрунивать, но веселье не клеилось. Тогда Хребтов соскочил с камыша и пустился плясать, припевая:
Тра-та-та! тра-та-та!
Вышла кошка за кота!
Все хохотали: принялись подпевать. Демьян, поощренный Хребтовым, выплясывал до поту лица. Хребтов ободрял его криками:
– Ай, молодец, Демьян! славно, живей, живей! Ну, ну, ну… молодец|
– Теперь, братцы, споем круговую, – сказал он, и промышленники хором затянули:
Купим-ка, женушка, курочку себе -
Курочка по сеничкам: тюк-тю-рю-рюк!
Купим-ка мы, женушка, уточкусебе -
Уточка с носка плоска,
А курочка по сеничкам: тюк-тю-рю-рюк!
Купим-ка мы, женушка, гусиньку себе -
Гусинька га-га-га-га,
Уточка с носка плоска,
А курочка по сеничкам: тюк-тю-рю-рюк!
Купим-ка, женушка, индюшку себе -
Индюшка шулды-булды,
Гусинька га-га-га-га,
Уточка с носка плоска,
А курочка по сеничкам: тюк-тю-рю-рюк!
Купим-ка мы, женушка, барашка себе -
Барашек шадры-бадры,
Индюшка шулды-булды,
Гусинька га-га-га-га,
Уточка с носка плоска,
А курочка по сеничкам: тюк-тю-рю-рюк!
Купим-ка мы, женушка, козленка себе -
Козленочек брык-брык,
Барашек шадры-бадры,
Индюшка шулды-булды,
Гусинька га-га-га-га,
Уточка с носка плоска,
А курочка по сеничкам: тюк-тю-рю-рюк!
Купим-ка мы, женушка, коровку себе -
Коровушка мык-мык,
Козленочек брык-брык,
Барашек шадры-бадры,
Индюшка шулды-булды,
Коровушка мык-мык,
