В это время отец был в лекционной поездке по северной Нор­вегии на «Стелла Полярис». С ним были Сигрун и Имми, по­ездка прошла замечательно. Повсюду собирался народ привет­ствовать отца. И все время ему вспоминалось возвращение на «Фраме».

Под рождество того же года Имми вышла замуж за Акселя Револьда, и, значит, все птенчики вылетели из отчего гнезда. Отец устроил ей прелестную свадьбу и сказал на ней прекрасную прочувствованную речь. Но, провожая новобрачных на вокзал, он казался задумчивым и печальным. Они собирались ехать в свадебное путе­шествие в Египет и провести там всю зиму. Отца это очень огор­чило, он привык уже, что младшая дочь бывает с ним в походах, путешествиях, а главное, дома, в Люсакере.

Когда появились внуки, рождество опять стало торжественным событием, и мы его отмечали всегда вместе. Главными были в рождественский вечер, конечно, малыши, и все права на них по­лучал дедушка. Все втроем они ложились на пол, смеялись, бол­тали, разворачивали подарки. Дети очень радовались, если вдруг приезжал дядя Коре, который появлялся у нас изредка. Он расска­зывал им об интересных приключениях в северных норвежских лесах и в русской тундре, где он несколько лет прожил в качестве служащего норвежско-русской компании. Он умел сыграть халлинг и слотт на скрипке-феле и на гармошке играл так, что к нему на веранду сбегались все соседские ребятишки. Иногда Коре при­езжал с какой-нибудь барышней, и тогда он занимался детьми меньше, чем обычно. Отец только улыбался и всех его барышень находил молоденькими и хорошенькими. Но ни одну из них Коре не представил как будущую невестку. Коре нашел свою суженую в Канаде, через несколько лет после смерти отца.

Унылым вечером 1929 года мы прощались с Коре на Восточном вокзале. Отец выглядел совсем старым, когда, не говоря ни слова, стоял и качал головой. Коре тоже был взволнован. Его так манило новое приключение, но теперь его блеск потускнел. В тот вечер и он, и отец не ждали от будущего ничего хорошего. Казалось, они оба предчувствовали, что Коре уезжает из Норвегии навсегда и они никогда уже не увидят друг друга.

Кари и Одд давно уже перебрались за океан. В 1927 году, че­рез несколько недель после свадьбы, они уехали в Нью-Йорк. Одд победил там на конкурсе архитекторов. Во время лекционных поездок, в 1928 и 1929 годах, отец побывал в их маленькой квар­тирке в Бруклине, ему там очень понравилось. К его второму при­езду там уже появилась новая внучка. Особенное впечатление на него произвело то, как практичны и разумны современные матери. Кари заворачивала маленькую Марит в шерстяное одеяльце и бра­ла с собой в гости. Там ребенка укладывали в пустой спальне и он спокойно спал, пока взрослые обедали. Уходя домой, они забирали ребенка словно какой-то сверток. Отец все восхищался, как это просто и замечательно.

«А малышка-то — хороша?»— спросила я. «Конечно! Все ма­лыши прелестные. И занятная будет, когда подрастет!»

Он еще не чувствовал себя стариком. Предстояло множество дел. Жизнь еще полна возможностей и очарований. И видя, как подрастает младшее поколение, он успокаивался душой. Конечно, мир, в который они пришли, не солнечен и не прост. «Бедняжки,— говорил он порой со вздохом.— Куда ни кинешь взгляд, на гори­зонте встают темные тучи. Но дети будут строить будущее и пе­ределают мир так, чтобы жить в нем стало лучше».

Нансену неоднократно приходилось помогать беженцам, но самое тяжелое впечатление произвела на него трагедия армян[219]. Этот храбрый, одаренный, высококультурный маленький народ на протяжении всей своей истории, начиная с древнейших времен, страдал от войн и всяческих бедствий, а в наше время на его долю выпали величайшие несчастья и судьба его сложилась так печально. И здесь немалая вина падает на Европу: не делалось никаких по­пыток изменить что-то, пока турки не принялись за планомерное уничтожение всего армянского народа. Затем, когда оставшиеся в живых пытались как-то устроить свою жизнь, руководящие по­литические деятели сделали вид, что забыли о существовании этого народа. Отец до конца своих дней не мог забыть разочарования, которое причинило ему бездействие Лиги наций. В предисловии к своей книге «По Армении», которая вышла в 1927 году, он писал:

«Я просто не могу представить себе, чтобы человек, узнав о трагической судьбе этого замечательного народа, не испытал глубокого потрясения. Хотя я удручен неполнотой предлагаемого рассказа, однако же надеюсь, что факты, изложенные на этих страницах, пробудят совесть Европы».

Древняя Армения, расположенная между Тигром и Араратом, занимала чреватое опасностями положение на рубеже двух частей света. Здесь проходили древние торговые пути, связывавшие причерноморские земли с Азией, и армяне, о которых еще Ксенофонт сказал, что это «миролюбивый, богатый и гостеприимный народ», в полной мере испытали, что значит иметь сильных и воинственных соседей. Подобно всем преследуемым народам, у них развились защитные черты характера. Терпение, трудолюбие и предприим­чивость армян помогали им легко осваиваться в новых условиях, но эта же работоспособность и предприимчивость не всегда вызы­вали к ним дружеские чувства в странах, куда они эмигрировали и где пытались наладить новую жизнь.

Христианство было введено в Армении в первые столетия новой эры, и, несмотря на множество кровавых религиозных распрей, армянские христиане отличались своей сплоченностью. Их боль­шие монастыри были центрами армянской культуры, и за свою верность христианской религии народ этот дорого расплачивался в столкновениях с турками. Непрерывно в страну вторгались полчища врагов, сгоняя население с насиженных мест, но остав­шиеся в живых всегда возвращались из горных убежищ, из соседних стран и монастырей в свои разоренные гнезда, в опустошенную страну и начинали все сызнова. Так бывало всегда.

Земли между Малой Азией и Каспийским морем, населенные армянами, были после первой мировой войны поделены между Турцией и Россией. Обещаниями автономии младотурки пытались вызвать восстание армян против России, но их предложение было отвергнуто. Турки сочли это тайным сговором с Россией, и после поражения Турции в 1915 году вся досада и недовольство обра­тились против армянского меньшинства. Младотурки решили дей­ствовать радикально и раз и навсегда покончить с армянами. Та­кая политика была не нова. Так турки поступали и раньше. Еще в 1876 году Гладстон[220] выступил с протестом против турецкого террора, назвав его всемирным позором. Десятки тысяч армян были убиты при Абдул Хамиде[221], и вот турки вновь готовили по­добную резню, только большего масштаба.

Преследования начались в Киликии, которая не подверглась избиению при Абдул Хамиде. Около двадцати тысяч армян было изгнано в пустыни и болота. В остальных городах и селах дело обстояло примерно так же. В Ване армяне сопротивлялись насиль­никам, и министр внутренних дел Турции использовал этот «мя­теж» как предлог для ареста всех служащих армянского проис­хождения в Константинополе. Шестьсот ученых, юристов, врачей, писателей и священников было выслано в Малую Азию; эти дей­ствия правительство объявило «временной мерой предосторож­ности», и высланным было обещано скорое возвращение. Верну­лось восемь человек. Таким образом были уничтожены основные защитники интересов армянского народа и можно было приступить к выполнению задуманного[222].

«И вот в июне 1915 года разразились ужасы, подобных кото­рым не знала история»,— пишет Нансен.

Из всех городов и сел Киликии, Месопотамии и Малой Азии изгонялись армяне. Потянулись бесконечные вереницы смертни­ков. Предполагалось, что те, кто не умрет в дороге, погибнут затем от голода. Как только началось выселение, жандармы принялись убивать мужчин и мальчиков постарше. Женщин, детей и стариков гнали дальше, молоденьких женщин продавали по дороге тем, кто предлагал самую большую цену. Свирепствовал сыпняк, трупы валялись на обочине и отравляли воздух. Тех, кто не погиб в пути, угнали в сирийскую пустыню, где их ждала верная смерть.